Непоправимое случилось позже.

За два месяца до развода.

— Вера!

Оглушительный стук в дверь поднимает меня с кровати. Дверь заперта — как всегда. Ему не составит труда ее выбить, просто мне так спокойнее.

На часах — за полночь. Темень. Тишина. Даже овчарки во дворе притихли. А Ян, судя по голосу, снова пьян…

— Что б ты сдох, — шепчу я, быстро запахивая халат.

Черный, шелковый — я очень его любила. Он остался в доме Яна, как и все, что ему принадлежит.

— Вера! — орет он, как раненый медведь. — Открой!

Я жду, может, Герман вмешается? Но нет.

— Чего ты хочешь?

— Открой, сучка!

Всего два месяца осталось, думаю я, всего два, и мы разведемся. Потерпи… Открываю до того, как он позовет охрану. Та все равно вышибет дверь.

— Вера, твою мать…

Ян вламывается в комнату, пьяный, в разорванной рубашке, в руке — бутылка любимого виски. Я отступаю.

Глотает из горла.

Пришел устроить скандал. Ян меня ненавидит, я ощущаю это каждую минуту. Каждую ночь мне кажется, что рано или поздно он сорвется: придет ко мне и изобьет, выплеснув яд, копившийся с брачной ночи. Сегодня?

У него мутные глаза, он дышит тяжело, на разрыв, словно хищник перед нападением. Облизывает влажные губы, какого черта он напился? Для меня это плохие новости — алкоголь сносит барьеры. И без причины он бы пить не стал. Значит, плохие новости вдвойне.

— Ты сука, — произносит он.

И в это чудовище я когда-то влюбилась.

В тот след на лопатке.

— Что случилось, Ян? — выдыхаю я.

А сама стою, как запуганная жена алкоголика, от которого все, что угодно можно ожидать. Наготове. Выставив руки чуть вперед. Как выяснилось, неважно, сколько у вашего мужа денег, если вы так на него реагируете. Богатый даже страшнее. У него есть возможности скрыть любое преступление.

— Я тебя ненавижу! — вдруг орет он так, что вздрагиваю. — Нужно было размазать тебя по асфальту, когда ты попала под колеса!

— Просто скажи, что случилось…

Он меня оскорбляет, а я боюсь ответить тем же.

Я знаю, что Ян может сделать так, что я просто исчезну. Я боюсь этого сукиного сына. Просто хочу через два месяца уйти.

— Я проиграл! — вдруг орет он, делает глоток из горлышка и швыряет бутылку в стену.

Она летит в зеркало над кроватью, на мою постель оглушительно сыплются осколки, и я вскрикиваю. На шум никто не придет. Это его дом, он может делать что хочет.

— Перестань… — я вытягиваю перед собой дрожащую руку.

Жалкая преграда для тренированного мужика. Ян хватает за запястье и подтаскивает к себе.

Глаза безумно блестят, от губ пахнет виски. Я держу ладони перед лицом, чтобы он меня не ударил.

— Не закрывайся. Ты меня боишься?

Да, я боюсь, как он звереет. Ян еще меня не бил, но я жду этого. Смотрю в эти бешеные глаза, и жду. За десять месяцев я утратила любые чувства, кроме страха. Горский меня раскатал.

Он не может добраться до врага. Я — его единственный враг, которого он нашел и держит здесь. Любимый враг, которым он был одержим. Это страшно, когда такой мужчина, как он, любит и ненавидит тебя одновременно. Рано или поздно случится беда.

С каждым днем он больше ненавидит меня, чем хочет. С каждым днем беда все ближе.

— Я спросил, ты боишься меня?!

— Да, — признаюсь я.

В горле пересыхает.

Боюсь тебя, как никого другого.

— Правильно делаешь, Олененок. Он сунул тебя в мою койку. Пытался отрезать палец. Придушить. Он позорит меня каждый день этими сраными видео, на которых моей жене раздвигают ноги!.. И я не знаю, кто он.

Ян выдыхает.

— Не знаю… Я не знаю, кто эта тварь!

Он много раз думал об этом.

Он и раньше приходил. Это не давало ему покоя. Иногда Ян будил меня среди ночи, чтобы еще раз допросить. Заставлял вспоминать мельчайшие детали, мучил, но все равно зашел в тупик.

— Мне кажется, ты чего-то не договариваешь, Вера.

— Я сама их ненавижу, я рассказала все…

— А меня ты ненавидишь?

Тогда я думала, что да. Не знала еще, что настоящая ненависть придет позже. Еще было больно, как я ни пыталась это скрывать. Я еще любила его.

— Нет, Ян…

Я часто называла его по имени в такие моменты. Словно надеялась, что он услышит и вспомнит, что не животное. Не тронет меня.

— Ты мне всю репутацию извозила в грязи… Моя жена в таком виде… Я добровольно на тебе женился…

На шлюхе, вот что он хотел добавить. Поэтому так переживает. Прячет от всех, не выпускает, чтобы люди не убедились, что та грязная шлюха из интернета и жена Горского — одно лицо. Но меня видели на нашей свадьбе. Вот Ян и сходит с ума.

Вычищает, как ненормальный, эту мерзость, а она всплывает снова и снова. Постепенно я привыкла. Мне больше причиняло боль поведение Яна, чем те видео… Если делать вид, что это не я — жить вполне можно. А его выворачивало наизнанку от этой мысли.

Отступаю на полшага.

Ян всего лишь пошатнулся — он слишком пьян, а я подумала, он ко мне идет.

— Мы скоро разведемся, — хрипло бросает он.

— Я знаю…

— И тебе не жаль? Тебя использовали, опозорили, ты потеряла все. Осталось потерять этот дом, — он обводит пространство вокруг себя взглядом. — И меня.

Невелика потеря, хочется сказать.

Но я плачу. Стою, пока он подходит.

Потому что он прав, эта глупость сломала мне жизнь. Я все теряю. Даже безопасность. Даже жизнь, если не повезет.

— И ты это заслужила, Вера, — говорит Ян, жестко хватая меня за лицо. — Потому что я любил тебя.

Он дразнит меня жизнью, которой не было.

Своей любовью.

— Я любил бы тебя и дальше… — продолжает он, глаза, похожие на серые льдинки всего в нескольких сантиметрах от моих.

Ян не злится, наоборот, успокоился, выплеснув гнев.

Осознание приходит внезапно: он смирился. Проиграл, зашел в тупик, и понял, что ничего уже не изменить. Он не нашел врага, принял, что придется жить опозоренным, вычищая мерзкие видео отовсюду.

Десять месяцев ушло на смирение.

В серых глазах вызов. Он рассматривает мои губы. Я только сейчас замечаю, что его лицо исхудало, а на подбородке короткая щетина. Пальцы жестко держат за шею. Он защищал меня, а теперь готов убить.

— Я тебя тоже, — признаюсь я.

Впервые за десять месяцев делаю попытку оправдаться. Раньше Ян не хотел меня слышать, может быть, докричусь сейчас…

Но Ян не дает опомниться.

Он целует взасос, не выпуская моего лица. И я уже не думаю, что он так пьян, как казалось раньше. Движения умелые, он отлично владеет собой…

Я его уже забыла.

Вкус. Запах. Силу в пальцах, с которыми он сжимал мое тело… И воспоминание о нашей первой — очень долгой и мучительно-сладкой — ночи, пробуждает во мне чувство, которое я не знала десять месяцев.

Он не за тем пришел.

Не за тем, чтобы снова допросить. Я ощущаю это в страстном поцелуе. Который сам собой перетекает во взаимный поцелуй. Его влечет ко мне, влечет так сильно, что он не может сопротивляться. До сих пор для меня загадка, почему я ему ответила. Я скучала по прошлому, каждую секунду перемалывая в голове счастливые минуты жизни. Первая ночь с Яном была одной из них.

А может, он просто не оставил мне выбора. Я ведь знала, что он будет приходить, пока не получит свое. Это было очень болезненно и вместе с тем… опьяняюще.

Эти чувства нельзя повторить.

Я могла ударить его. Послать к черту. Но вместо этого поцеловала — это был порыв, в котором, к сожалению, не было логики. И не было ответа на вопрос: почему.

Просто в какой-то момент я перестала соображать.

Я жила чувствами.

А ему было достаточно даже этой толики взаимности, чтобы мной овладеть. Помню, в какой момент я вскрикнула, когда он жадно развязал мой халат и сдернул с кровати покрывало вместе с осколками… Через секунду я оказываюсь на ней. Ян сладко целует меня, лишая сил. Сильные пальцы, сжимающие бедро. Широко разведенные ноги. Голова плывет, словно я выпила шампанского, а низ живота ноет от желания…