Между домом и точкой встречи с Яном.

Без лишних ушей: своих и чужих.

Только мы.

Он что-то хочет важное сказать. Не простую банальность про то, как влюбился и теперь мечтает отодрать.

От этого взгляда я заживо умираю.

— Я знаю, что у тебя есть ребенок, Вера. Ты выдаешь его за племянника. Он от Горского, ведь так?

Язык примерзает к небу.

Ноги подгибаются — то ли каблуки не для лесной подстилки, то ли я чуть в обморок не хлопнулась. Роман подхватывает меня.

На чем я прокололась?

Если это узнал Северный, то и Ян узнает. И сейчас это меньшее из зол.

— Ты родила вскоре после развода, — шепчет он, я не вижу его, расширенными глазами глядя на лес из-за его плеча. — Я никому об этом не сказал и ничего этому ребенку не сделал. Я не хочу причинять тебе вреда. Теперь ты понимаешь?

Да.

Черт возьми.

Он бы мог использовать эту информацию раньше.

Мог рассказать своим и тогда Богдан бы из меня сделал послушную собачонку, и я бы выполняла все его желания. Они могли сделать из меня куклу для утех, марионетку, могли заставить предать Горского.

Он мог использовать это сам.

И я бы согласилась на постель — на что угодно, что бы Роман захотел.

И он не блефует.

Он точно знает про Марка.

— Я не хочу тебя пугать, Вера. Я хочу, чтобы ты видела, что мне известно все. И я этим не воспользовался.

Последние слова он шепчет на ухо и как безвольную игрушку отрывает от себя, чтобы взглянуть в лицо.

Его глаза — глаза Дьявола, который знает о тебе самые потаенные страхи и желания, все твои тайны. И пока не пользуется этим.

— Чего ты хочешь? — шепчу я.

— Чтобы ты была моей должницей, — он проводит пальцами по губам и снова смотрит в глаза.

Я понимаю все без слов.

Долг.

Он не про постель.

Иначе давно уже получил все, используя этот рычаг.

Он про долг в хорошем смысле слова, когда нужно платить той же монетой.

— Ты давно это знаешь?

От испуга я смотрю на него, как на единственное спасение и надежду. Пусть промолчит. Пусть это останется тайной! Но именно этого он и хочет иначе мы бы не стояли здесь.

— Я давно за тобой слежу, Вера. Задолго до нашей встречи. Я узнал о тебе все.

Нас перебивает треск рации.

— Они на месте, — задумчиво бросает Роман.

Я все еще стою, вцепившись в футболку у него на груди и смотрю в глаза. Словно прямо из души пытаюсь вырвать обещание: ты ведь никому не скажешь? Ты не используешь это против меня с Марком? Не скажешь им?

На Яна мне уже плевать.

Только пусть им не говорит.

— Ты им не скажешь?

— Нет, — он сжимает губы. — Помни, что я сказал, Вера.

Я отпускаю футболку.

От слабости не могу стоять. Роман набрасывает мне на плечи свою ветровку и снова сажает на вездеход. Разгоняется, и я обхватываю напряженный торс.

Через несколько минут вездеход выскакивает на поляну, окруженную елями.

Здесь группа домов, но не для отдыха — похоже на заброшенную лесопилку или лесную базу.

— Где тебя носило?! — орет Богдан, махнув Роману пистолетом.

На забинтованную руку он натянул кожаную перчатку без пальцев. Все выглядят напряженными. Это плюс: Яна тоже боятся.

Оглядываюсь, надеясь увидеть кого-то из людей Горского.

— Его ищешь? — угадывает Роман, спешиваясь с вездехода. — Горский еще не приехал. Его люди с той стороны леса наблюдают.

Роман удаляется к группе мужчин, оставив меня на вездеходе. Кутаюсь в ветровку и смотрю в темный, холодный лес.

Даже наручниками не пристегнул.

А может быть, попробовать? Роман сказал, люди Яна близко, если сумею сбежать…

Богдан смотрит на меня.

Заметив мой взгляд, сплевывает и вытирает рот тыльной стороной руки. Сегодня он не такой расслабленный, как вчера. На взводе, как зверь: даже в глаза страшно смотреть.

Сегодня это другой человек: мерзавец и убийца.

— Он тебя трахнул?

Вздрагиваю от вопроса.

Ежусь.

— Ведь нет? Сраный моралист, — добавляет Богдан. — Что вы делали в лесу?

Я боюсь его внимания. Словно взгляд проникает в душу и выжигает все. Ищет правду, о чем говорили.

— Мне… нужно было в туалет, — бормочу я.

Богдан еще раз сплевывает.

Не поверил.

Взгляд недоверчивый, как у служебной собаки.

— Он всегда был таким, — Богдан поворачивается боком, и тут меня осеняет.

Выправка, камуфляж — он служил, но в нем есть что-то неприсущее обычным военным. Это что-то другое. Между ним и Романом что-то общее, я улавливаю это интуитивно. Они служили вместе и это не просто командировки по горячим точкам. Что-то более серьезное.

Где Ян с ними связался?

— Я тебя трахну, детка, — добавляет Богдан, следя за моей реакцией. — Я всегда выполняю свои желания. Клянусь своим сердцем, что ты станешь моей хотя бы раз.

Он ухмыляется, заметив, как я отвожу глаза.

— Они оба утрутся, красавица. Особенно Роман.

— У вас состязание?

— Что?

Слишком сложное слово для тебя? Богдан так одержим идеей меня поиметь, что это выходит за рамки разумного. Как будто его подзадоривает то, что Роман запретил меня трогать.

— Ты с ним соревнуешься, чтобы быть первым во всем?

— Ты что-то разговорчивая, малышка. Осмелела, что муж приехал? — он приближается. — Если бы не фирма Корнилова, он был бы трупом…

Его останавливает окрик:

— Богдан!

Застывает, только взглядом жрет.

Он обоих считает врагами: не только Яна. Романа тоже. Кажется, даже догадываюсь, почему. Три года назад Богдан облажался в «Небесах», и Романа послали расхлебывать.

Но шокирует не это.

Интонация, с которой он говорит. Я ее уже слышала раньше — на записи, которую показывал Герман. Я думала, это Роман позвонил с яхты Горскому, чтобы предупредить. Но зачем ему сдавать самому себя? А вот звонок от Богдана более вероятен. Они враги. Он тоже мог быть на той яхте, и… «Фирма Корнилова». Голос изменен, но тон я узнала.

Открываю рот, чтобы припереть его к стенке, но идея плохая.

Он может убить меня за это.

Он сдал Романа Горскому, чтобы подставить его.

Молчи, Вера. Ни слова.

— Богдан!

Сплюнув еще раз, удаляется к домику, а я закрываю глаза.

Урод!

Ко мне направляется Роман, чтобы забрать к месту сбора.

— Ты готова?

— Он здесь?

— Да.

Боже!

До сих не верю, происходящее кажется насмешкой со стороны Романа. Горский бросил Злату и насчет меня вряд ли почешется. Если он и приехал, то ради того, чтобы захватить Северного или выйти на врага. Не ради меня. Дыши, Вера.

В глазах Романа ищу подсказки о своем ребенке, но он непроницаем. Как будто разговора в лесу не было.

— Горский не хочет говорить, пока тебя не увидит. Сильно нервничает. Я тебя выведу, но к нему не подпущу, пока он не передаст мне все, поняла?

Киваю.

— Садись.

Я устраиваюсь на вездеходе, дрожащими руками вцепляюсь в Романа и зажмуриваюсь. На этот раз едем минут пять. Перед поляной, на которой раскидан тент из брезента, он тормозит.

— Спокойно, — за руку ведет меня через строй своих бойцов.

Мой взгляд мечется между ними. Затем догадываюсь сосредоточиться на палатке впереди или что это.

Ян, наверное, там.

Роман отбрасывает брезентовый полог и входит первым.

Я с трудом ковыляю. Каблуки — не для леса.

— Она здесь, — негромко говорит Роман и отходит в сторону, открывая меня.

В первое мгновение не узнаю Яна.

Непривычно выглядит.

Лицо осунулось сильнее. Он и раньше был худым, теперь черты заострились и под глазами темные круги, словно он болен. Но затем понимаю, что он не спит последние ночи.

Из-за меня.

Вместо костюма футболка под бронежилетом. Слева от него Герман в таком же, позади остальная группа поддержки.

От сырости и страха мелко дрожу.

Ян глубоко вдыхает, увидев меня. Холодный взгляд режет на куски.