Я отдохнула, хоть и спала всего несколько часов. Больше не спится.

Думаю о Марке.

Роман не сказал о ребенке Яну.

И даже не пытался надавить на мой «долг», понимая, что у меня нет возможности помочь. Прикусываю нижнюю губу. Это хорошо, но… Утром он окажется у своих. Его заставят передать фирму, и… Ян считает, его убьют.

А если он скажет о Марке им?

Богдану. Или своему боссу.

Захочет купить свою жизнь или проболтается под пыткой.

Я не могу быть уверена, что этого не случится.

А верить на слово в таких вопросах нельзя.

Было бы лучше… Если бы Ян пристрелил его сегодня, как грозился. Только он этого не сделает из-за Германа.

А если бы он знал о сыне?

Он бы выстрелил?

Снова закусываю губу до боли.

Ситуация патовая.

Наклоняюсь, проводя пальцами по его волосам. Я думаю, ответ: да. Он бы выстрелил, потому что это единственный способ обезопасить ребенка…

Смотрю в сторону входа в бункер, где его держат.

Если Роман просто умрет, все будет хорошо. Марку ничего не будет грозить, и Ян об этом не узнает. А вот если его обменяют…

— Ненавижу свою жизнь… — шепчу я.

Всю, с того момента, как поверила Альбине Борисовне и потащилась на тот кастинг.

Можно взять пистолет охранника. У него потом будут проблемы, но это потом. Охрана курит на входе, не говорят, но выходят, видимо, регулярно. Периметр охраняют от внешних опасностей, от тех, кто здесь подлости не ждут.

И чем больше я об этом думаю, тем мне страшнее.

Я представляю, как тот, кто ненавидит Яна всей душой и желает его смерти, узнает про ребенка. Злата, я… От такого рычага влияния он не откажется.

Марк обречен.

— Ян? — шепчу я и, убедившись, что он спит, приподнимаю его голову от колен. — Мне нужно выйти…

Если проснется, скажу, что иду в туалет.

Колени нагреты его теплом. Я выскальзываю из авто в холодный лес. Пахнет хвоей, свежестью и лесными травами. Бетоном и старой стройкой.

Не знаю, то дальше.

Стараюсь не думать дальше, чем на один шаг.

Охрана все еще дымит, закрывая огоньки ладонями. Я просто попытаюсь. Попробую. Я должна. По-настоящему я должна только Марку и больше никому — ни Северному, ни Яну, ни Герману.

Проскальзываю внутрь незамеченной, на столе несколько пистолетов, магазины с патронами и пустыми. Беру один из пистолетов.

Сердце бьется в горле.

Трудное решение.

И времени мало.

И выхода нет.

Я знаю, что мне нужно это сделать, и на сомнения нет времени. Если я не сделаю этого сейчас, то уже не смогу. Утром их обменяют. Все будет кончено. Я могу потерять ребенка.

С оружием я спускаюсь к Роману.

Он не спит.

А жаль.

Было бы проще.

И Германа жаль — без Северного у него нет шансов. Его замучают в плену. Пусть это останется на моей совести, я согласна.

Поняв, что он не один, Роман поднимает голову.

Взгляд меняется, когда он видит меня. Смотрит на пистолет, на мое сосредоточенное, застывшее лицо. И все понимает сам. Он понял, что я пришла убить его и видит, что решение это взвешенное.

Но, сука, смотрит в глаза.

— Я ему не сказал, — произносит он запекшимися губами. — Горский не знает. И им не скажу…

Наверное, до меня он только с мужчинами договаривался. Они не понимают, что такое материнские чувства.

— Хочешь жить?

Моя ошибка, не нужно было говорить с ним!

Мой ребенок тоже хочет жить и выбор между ними для меня очевиден.

Лишь бы орать не начал, звать охрану. Она и так скоро будет здесь, у меня пара минут от силы и все.

Поднимай — и сразу стреляй, Вера.

Не жди.

— Ты мне должна…

Размечтался.

Чтобы не смотреть в глаза опускаю взгляд на уровень ключицы и вкидываю пистолет. Он тяжелый и целиться я не умею, только предохранитель смогу повернуть. До меня доходит, что нужно подойти близко, чтобы не промахнуться и я делаю несколько шагов, на ходу нащупывая предохранитель. Мне нужна всего секунда. Я знаю, что не буду медлить. Выстрелю сразу. Столько раз, сколько потребуется, чтобы он перестал дышать.

Нажимаю на спуск даже раньше, чем траектория выстрела совпадает с сердцем. Он оказывается на удивление тугим, я давлю сильнее и в этот момент сзади на меня налетает Ян, уводя пистолет в сторону.

Рявкает выстрел и закладывает уши. Ян давит запястье, заставляя отдать оружие, пока оно не падает из выкрученной руки.

— Ян! — ору от боли в запястье.

— Олененок! — рычит он. — Что ты делаешь? Зачем?

— Какого хрена ты ко мне лезешь! — кричу в лицо Горского, не пряча навернувшихся слез, когда понимаю, то он встал между нами и план провалился. — Зачем ты пришел!

— Что он сделал? — бормочет Ян и медленно оборачивается, чтобы оценить Романа взглядом. — Ты что, в плену… ее изнасиловал?

— Заткнись! — ору я, прежде чем он ответит. — Заткнись…

Я дышу ртом.

Перед глазами летают мушки, я сейчас отключусь.

Если скажу правду просто глядя в глаза, возможно, Ян сам его застрелит. Потом придется разбираться с Горским. Я потеряю сына. Но он заберет и позаботится о его безопасности…

Что он со мной сделает за ложь — большой вопрос.

В прошлый раз я год сидела в четырех стенах, а затем меня вышвырнули.

За это…

Даже боюсь представить, как отомстит Ян.

— Спокойно, Олененок, — произносит он, отстраняя меня ладонью. — Успокойся… Что он тебе сделал?

— Давай. Скажи ему, — хрипло произносит Роман, глядя в глаза, — пока он меня не пристрелил. Скажи правду, почему ты хотела меня убить?

— Заткнись! — рычит на него Ян. — Скажи мне, Вера. Не хочешь? Хорошо…

Он замахивается на Романа рукояткой пистолета. Тот отворачивается, но деться некуда — если так врезать, можно скулу сломать.

— Не надо! — прошу я, испугавшись, что Роман не вынесет новых побоев и признается. — Он меня не насиловал! Нет, Ян!

Горский останавливается.

— В чем тогда дело?

Он прищуривается от звериной подозрительности.

— Я скажу, — тороплюсь я, ругаясь про себя. — Скажу! Только не при нем, хорошо? Давай выйдем…

Ян еще раз кидает взгляд на молчаливого Романа и кивает, убирая оружие за пояс.

— Идем.

Роман в упор смотрит на меня.

Челюсти сжаты и взгляд темный, как у демона — пробирает до костей. Хочется быстрее убраться отсюда.

— Ну? — кивает Ян, мы поднимаемся в комнату охраны, где сейчас они оба, пристыженные и злые, караулят оружие.

Выразительно смотрю на охрану.

— Пошли вон, — кидает бывший, даже не глядя.

Им еще попадет, уверена. За то, что меня пропустили.

Охрана убирается, а я глубоко вдыхаю, прижав ладонь ко лбу. Голова кружится и воздуха не хватает…

Под веками собираются слезы и скатываются из-под ресниц.

Роман все равно бы выдал меня рано или поздно.

Не думаю, что он начал бы проявлять чудеса терпения под пытками, хотя… Он дал мне шанс — предложил самой сказать.

— Вера?

Упрямо смотрю бывшему в глаза.

— Он угрожал моему племяннику, — твердо говорю я. — Помнишь, ты видел фото? Он узнал про сестру и ее сына, Роман сказал, что теперь я его должница. Я не хочу, чтобы он рассказал Богдану или этому уроду, который убил твою жену, про моих родных!

— И ради этого ты пистолет украла? — спокойно хмыкает он.

Неприятно, но…

По всей видимости, его больше беспокоило мое вероятное изнасилование, чем угроза ребенку.

— Ему год, Ян! — ору ему в лицо. — Это маленький ребенок! Ты что, не понимаешь?!

— Успокойся…

— Как, если его могут похитить?! Ты видел, что они делают с людьми?! Ты обменяешь его утром на Германа и что тогда будет?!

— Я решу проблему, поняла? — резко бросает он. — Какого ты сразу не сказала про сестру?! Звони ей…

— Что?..

Со стола он подбирает спутниковый телефон.

— Звони сестре! Где она? Ее заберут мои люди и спрячут! И тогда ты, наконец, успокоишься?!