— Почему ты помог?

— Решил сам тобой заняться, — костяшками пальцев Роман прикасается к скуле. Окидывает меня взглядом, как свою собственность.

Мне не нравится это ощущение.

Я в его власти, а это развязывает мужчинам руки. Подбородок начинает дрожать.

Потому что он трахнуть меня решил. А не другим позволить это сделать. Но странно что это произошло одновременно: смерть Златы, наше свидание. Как будто левая рука не знает, что делает правая. Они все играют на одном поле, но по-разному. Или это делают разные люди… вот только требования к Яну у них одинаковые.

Я не понимаю правил игры.

И это пугает.

Я знаю только, что Злата их тоже не понимала и оказалась в земле.

— Поспи, если хочешь, — он завязывает пояс халата. — Утром будем на месте.

— Где — на месте?

— Там, где Яну предъявят требования о выкупе.

— И как вы его заставите это сделать? Снова снимите компрометирующее видео?

Этого я боюсь больше всего.

Наверное, даже больше, чем принуждения от Романа. Это он сделает хотя бы один на один…

— Хочешь заставлю их убрать?

— Что? — хмурюсь я.

— Видео уберут и больше не будут выкладывать, — он сдвигает в сторону панель на стене, за которой обнаруживается сейф.

Вводит код и достает телефон.

— Здесь нет связи…

— Это спутниковая связь, дорогая. Она есть везде, — слежу, как он набирает номер. — Интимные съемки Веры Горской больше не распространять. Удалите, что есть.

Он думает я поверю?

Роман возвращается к столу, на котором я съежилась. Он так и не застегнул купальник, и я придерживаю верх. Опускаю взгляд, потому что ощущаю себя слабой… А еще мне стыдно.

— Ты их видел? — шепчу я.

— Их все видели, — он направляется к двери, забрав телефон с собой. — Спокойной ночи.

«Все» прозвучало с необычной интонацией.

Словно он имел в виду не абстрактных людей, а тех, кто работает против Яна. Все посмотрели.

— О, боже, — выдыхаю я.

Рука затекла.

Спрыгиваю со стола и срываю надоевший купальник. Переодеваюсь в свое белье и надеваю халат. В сексуальном платье неудобно, а с яхты я все равно никуда не денусь.

— Сволочь! — бью руками в запертую дверь.

Связи нет.

Завтра меня притащат на обмен и прикопают, как Злату, когда Ян не пойдет на их условия. Невыполнимые, сказал он в прошлый раз. Невыполнимые!

До утра не смыкаю глаз.

Выглядываю в иллюминатор на рассвете, но вокруг только серое море. Роман всю ночь был наверху или спал в другом месте… Хотя кто-то должен был управлять яхтой. Качка усиливается.

Вокруг скрипы, шорохи, кажется, что наверху кто-то ходит. Всю ночь я ждала, что он вернется и заставит сделать хотя бы минет. Возможно, отложил это на потом: когда Ян скажет «нет».

Когда окончательно рассветает, он возвращается.

— Одевайся, если не хочешь ехать в халате.

Встаю с кровати, словно пока я там сижу — я приглашаю разделить компанию. Некоторые мужчины так и думают.

Сам Роман в джинсах и рубашке. Сверху надет легкий жилет — всю ночь он пробыл на палубе. Вокруг прищуренных глаз появились морщинки.

Когда неуверенно беру платье, он поворачивается спиной.

— Быстрее, Вера.

Сбрасываю халат на пол и натягиваю платье. Застегивать неудобно, но я тороплюсь, чтобы не давать повод помочь и прикоснуться. Чем больше между нами дистанция, тем в большей я безопасности. Микрофон и остальное бросаю… Они уже бесполезны.

— Ты уже говорил с Яном? — спрашиваю я, застегнув платье.

— Еще нет, — он подходит. — Ты должна пообещать мне кое-что.

Встревоженно смотрю на него.

Я ему не верю и жду, когда Роман потребует секса.

— Мы высадимся, я отвезу тебя к месту обмена. Ты не должна — ни в коем случае — пытаться сбежать. Если будешь слушаться, все закончится хорошо. Если нет… этим займутся другие люди.

Будь послушной девочкой и ничего не будет.

Тебя просто изнасилуют и отпустят. Снимут в порно и отпустят. Совершат еще какую-то мерзость, потребовав, чтобы ты разрешила ее совершить, и тогда тебя не убьют…

Роман мне нравился, даже когда я знала, что он не на моей стороне. Но сейчас я его ненавижу.

— Ты обещаешь, Вера?

Молчу.

— Послушай, дорогая. Я сам выбрал работать с тобой, но если не справлюсь, тобой займется другой исполнитель. Он не будет таким, как я. Ты обещаешь не сопротивляться?

— Обещаю.

— Это я и хотел услышать. Прости.

Он набрасывает на голову черный мешок. Вскрикиваю, но непроницаемая ткань глушит звук. Я могу дышать, но с трудом, и ничего не вижу. Роман поворачивает меня спиной, и сковывает руки наручниками.

— Не надо! — ору я, но мешок все глушит.

— Сядь! — он усаживает меня, как куклу.

С трудом опираюсь на кровать за спиной — только так при качке ощущаю себя более-менее. Хотя бы ясно, где я в пространстве.

Ощущаю прикосновение к ногам.

— Что делаешь?

Роман берет стопу и ведет по лодыжке. Нога покрывается мурашками до бедра.

— Тебе нужно обуться, — только когда он сказал, понимаю, что он надевает мне туфли.

Каблуки на яхте — зло. Я и босиком еле стояла.

Роман сгребает меня одной рукой. Я дезориентирована, еще и качка: чтобы удержаться на ногах, приходится полностью ему довериться.

— Кругом лес, бежать некуда. Это подстраховка, чтобы не пришлось искать тебя. Идем, — он тянет меня, как овцу. — Осторожно, ступенька.

На палубу взбираюсь с трудом, борясь с непрекращающейся качкой. Наверху холодно. Всей кожей ощущаю холодноватый соленый бриз. Съеживаюсь, покрываясь холодными мурашками.

— Держи, — Роман набрасывает на плечи свой пиджак.

Одной рукой обнимает, как любимую. Только любимых не похищают. Не надевают на голову мешки и не заковывают руки.

— Пойдем, — по палубе я еще могу идти, а перед трапом Роман поднимает меня одной рукой. — Подожми ноги.

Он переносит меня на пирс.

Мы одни здесь, иначе кто-то бы поднял панику, увидев связанную девушку. Но здесь только ветер, холод, крики чаек… и Роман.

На каблуках неудобно идти по старому, щербатому бетону. Шпильки попадают в выбоины. Роман терпеливо ждет пару минут, а затем подхватывает на руки.

— Я тебя отнесу, расслабься.

Со стороны суши тянет холодом. Так я понимаю, что это лес: такая сырая промозглость возможна только там.

Роман сажает меня в машину. Здесь тепло, но все равно колотит.

— Я тебя пристегну, — предупреждает он, расправляя ремень на груди. — Не бойся, Вера. Если твой муж будет разумно себя вести… Все обойдется, клянусь жизнью.

Ян и разумность — вещи несовместимые.

Сжимаюсь в комок, ощущая, как мотает на сиденье, пока внедорожник пробирается по разбитой лесной дороге. Со скованными руками неудобно. Под мешок просачивается густой лесной запах. Мы в диком, удаленном месте, где им ничего не помешает и легко будет спрятать тело… Мое тело.

Часа через полтора — а это значит, что от пирса мы уехали очень далеко, внедорожник останавливается. Рук я уже не чувствую, но Роману я об этом не сказала. Всю дорогу промолчала, как немая.

— Мы на месте, — он выходит из машины. Я жду, пока выведут меня.

Здесь некуда бежать.

И Ян меня не найдет, пока Роман сам не позвонит и не выдвинет требования. Как со Златой.

Роман открывает дверь и прямо из салона берет меня на руки. Как похищенную невесту, вносит меня в дом.

Пахнет свежей сосной и камином.

Роман ставит меня на ноги. Лодыжки зябнут, запястья болят, словно их отрезают колючей проволокой.

Он осторожно снимает мешок.

Глаза режет от света, и я опускаю веки. Обхватывает стан, словно обнимает, чтобы расстегнуть наручники. Двигать руками так больно, что не могу сдержать стон.

— Прости.

Пытается растирать запястья и это больно, как пытка.

— Не надо!

— Пока Горский не ответит, мы останемся здесь. Ты голодна?

Молчу, глядя на красные следы от наручников. Мне так паршиво, что не могу говорить. Он не рычит на меня, не бьет, как можно ждать от похитителя, но от этого еще гаже. Меня обманули. Развели, как девочку.