но это не так, еще как значит, это единственная вещь, которая имеет значение...
– Я с ним не расставалась. Это он порвал со мной. Меня типа бросили. Ты ведь знаешь, как
это бывает.
– Ох, – она обнимает меня за плечи. – Да, знаю, конечно, знаю.
Наступает оглушительная тишина. Океан плещется всего в полумиле от нашей крохотной,
безвкусной, пляжной лачуги. Солнце пробивается сквозь окно, кидая бирюзовые и изумрудные тени
по кухне, когда проходит через стоящую на подоконнике коллекцию стеклышек, найденных на
берегу океана.
– Всякий раз, когда кто-то меня бросал, – начинает она. – Я садилась и составляла список.
– Список чего? Способов самоубийства?
– Нет. Я составляла список характерных черт для мужчины моей мечты. Заканчивая его, я
всегда чувствовала себя лучше.
– Звучит глупо.
– Конечно, это глупо. В том-то и дело. Предполагается, что эта глупость заставит тебя
смеяться! – Я сжимаю губы. Тетя Бет подталкивает меня плечом. – Ну? Давай. Опиши мужчину
своей мечты.
Я несколько мучительных секунд обдумываю это.
– Я хочу, чтобы он мог наизусть произнести алфавит задом наперед, о-о, и быстро. Он будет
делать замечательные сахарные пончики с корицей. Он будет уметь скакать на скакалке миллион раз
без перерыва. У него будут ярко-зеленые глаза, а еще он будет левшой и мастером неизведанных и
потерянных искусств игры на окарине.
– Он нереален.
– В этом и суть! – настаиваю я. – Он – мужчина моей мечты, так? А если мужчины моей
мечты не существует в реальности, тогда он не сможет причинить мне боль. Он не сможет заставить
меня влюбиться, а затем разбить мое сердце.
– Ох, Айсис, – тетя Бет гладит меня по коленке. – Ты не должна так думать. Не все из них
ранят тебя.
– Он будет действительно добрым, – улыбаюсь я, смотря на свои руки. – Он будет называть
меня самой красивой девушкой, которую когда-либо встречал. Это еще более нереально. Что ж.
Итак, вот. Вот он. Он не существует, и никогда не будет существовать. Так что я в безопасности!
Сон меняется. Кухонный стол исчезает. Тетя Бет исчезает. И я резко переношусь на четыре
месяца вперед. Четыре месяца на грани обморока и шарканий по школе только на куске хлеба и
сельдерее. Мне не нужна еда. Слово « уродина», звучащее в моей голове, поддерживает намного
лучше, чем какие-либо калории.
К этому времени тетя Бет все замечает, впрочем, как и все остальные.
Позавидовав, Джина уезжает на неделю в Коста-Рику и возвращается похудевшей на
пятнадцать фунтов. Но никто этого не замечает. Не тогда, когда Айсис Блейк за шесть месяцев
похудела с двухсот фунтов до ста двадцати. Безымянный замечает. И теперь, вместо того, чтобы
игнорировать, он смеется надо мной со своими друзьями, когда я прохожу мимо. Ухмыляется.
Насмехается. Он думает, что я сделала это для него.
Я (не) сделала это для него.
У меня так и не появился шанс набраться смелости, чтобы выплеснуть всю свою злость ему в
лицо. Я чувствую, как эта злость копится в моем животе, словно все еще теплые тлеющие угольки
негодования. Но затем приезжает моя мама. Однажды я захожу в дом и вижу, как тетя Бет с мамой
пьют чай и обсуждают мое будущее. Конечно, они спрашивают мое мнение. И я говорю, что хочу
31
LOVE IN BOOKS|ЛЮБОВЬ В КНИГАХ
уехать. Огайо – идеальное место, чтобы начать все сначала. Любое место, где никто меня не знает –
идеально, чтобы начать все сначала. Любое место, где нет Безымянного.
Это сон, но он больше похож на мою жизнь. Она не совсем точно воспроизведена: цвета
слишком яркие, а лица размытые. Но это именно то, что произошло.
Я просыпаюсь в белоснежной, больничной палате. Просыпаюсь с осознанием того, что
сбежала, как маленький трус.
Я совсем не изменилась.
Я в безопасности. Мой счетчик в безопасности. Три года, двадцать пять недель, шесть дней. Я
по-прежнему в безопасности.
Но я совсем не изменилась.
Айсис Блейк из Носплейнс, штат Огайо, все та же толстая, трусливая, четырнадцатилетняя
девочка, свернувшаяся в душе. Только немного старше. Немного легче. И немного глупее.
Везде темно, наверное, середина ночи. Я встаю с больничной кровати и натягиваю куртку.
Выйти зимой на улицу в Огайо похоже на самоубийство – полнейшее безумие, но я все равно это
делаю. Терпеть не могу эту крохотную комнату. Она пытается задушить меня всеми своими гудками
и улыбающимися постерами детей, которым делают вакцину против гриппа. Кто улыбается, когда
видит иглу длинной в пять дюймов?! Психи, вот кто.
Я пообещала Наоми, что не воспользуюсь окном, чтобы проникнуть в детское отделение. Но в
последний раз, когда я проверяла: коридор определенно не являлся окном, а коридор ведет прямо в
детское отделение. Я просто никогда им не пользуюсь, потому что он рядом с комнатой Софии, и это
единственное место, где Наоми будет искать меня, если увидит, что я отсутствую в кровати. Я кладу
подушки под одеяла на своей койке, вытаскиваю из-под матраса четыре оставшиеся упаковки желе,
которые накопила, и выскальзываю за дверь. В коридорах тихо. Я приспосабливаю стаканчики с
желе, засунув их в свой бюстгальтер. Останавливаюсь, чтобы полюбоваться своей немаленькой,
разноцветной грудью и чувствую одинокую слезинку, вытекающую из глаза. Красивая.
Но вернемся к делу. У меня есть немного желатина, который нужно засунуть в горла
нескольких детишек. Мне только нужно попасть за угол и я...
Шиплю и прижимаюсь к стене. Мимо проходит группа интернов, которые несут кофе. Я
быстро подавляю порыв стать радикальной. Безусловно, я хочу скользить за ними по полу в своих
тапочках, как Джеймс Бонд, тихо и плавно, но я также хочу увидеть детей. Слишком многое зависит
от этого. Поэтому я, как прихрамывающий, первоклассный обычный шпион крадусь за ними, делая
при этом пируэты.
И именно тогда я слышу это. Такой звук, словно где-то вдалеке умирает кот, но когда я все
ближе и ближе подхожу к детскому отделению, понимаю, что это человек. Кто-то кричит, будто его
разрывают на части. В пустом коридоре это звучит невероятно жутко, и я начинаю думать, что,
возможно, моя жизнь превратилась в фильм ужасов, и девочка с длинными, черными волосами
увеличит мой телефонный счет, поскольку позвонит мне сказать, что я умру через семь дней, но
затем позади меня раздается шарканье шагов, и я прячусь за каталкой. Наоми и несколько медсестер,
задыхаясь, торопятся на крик.
– Кто забыл проверить ее показатели? – спрашивает одна из медсестер.
– Никто не забыл. Фенвол сказал полностью игнорировать изменение, – пыхтит Наоми. – Но
вместо этого кто-то обязан был дать ей Паксил8. Триша?
– Это не я! – настойчиво утверждает Триша. Первая медсестра вздыхает.
– Господи, Триша, опять...
– Вы знаете, как сложно ее убедить принять таблетки? Когда она такая? – шипит Триша.
– Ты хотя бы позвонила ему?
– Конечно! Он единственный, кто может ее успокоить...
Они пробегают мимо и оказываются вне пределов моей слышимости. Должно быть, они
говорили о другой Софии. Льстивая, которую я знаю, всегда слушает медсестер. Они ее любят. Она
точно никогда не отказывалась принимать лекарства.
Я медленно подхожу ближе к двери, из которой доносится крик. Медсестры закрыли ее, но
сквозь стены все слышно.
8 Паксил – антидепрессант, селективно уменьшающий нейрональный обратный захват 5-гидрокситриптамина.
Влияет на патогенетическое звено возникновения депрессии, устраняя дефицит серотонина в синапсах нейронов мозга.
32
LOVE IN BOOKS|ЛЮБОВЬ В КНИГАХ