– Я хотел бы представить вещественное доказательство, – Пирсон подходит, держа в руках

диктофон, и кладет его на стол. – Здесь записанный разговор с директором школы, мистером

Эвансом, который подтверждает, что вы с Айсис враждовали в школе, откалывая нелепые выходки

за несколько месяцев до этого события. Вы не были друзьями. Согласно словам Эванса, все было

совсем наоборот. Так почему вы приехали к ней домой? Хотели причинить ей вред?

– Возражение! – кричит Блонди. – Ваша честь, какое отношение это имеет к делу?

– Принято, – вздыхает судья Диего. – Пирсон, постарайтесь придерживаться темы.

– Нет необходимости, – кивает адвокат. – Защита удаляется, Ваша честь.

Джек смотрит на меня. Если я напрягусь достаточно сильно, чтобы обкакаться, то едва смогу

различить крошечный кусочек беспокойства в его глазах. Присяжные недоверчиво поглядывают на

Джека.

Блонди допрашивает Джека в более позитивном русле, подчеркивая, что Джек сразу же

позвонил 911, когда нашел меня, и каким смелым он должен был быть, чтобы противостоять

взрослому, разъяренному мужчине. Джек не обращает на это внимания, но я вижу, что она пытается

сделать – разрисовать его в благожелательном, героическом свете. И это работает. Умеренно. В

любом случае, присяжные больше не смотрят на него так, словно у него три головы.

Джек возвращается. Его кулаки сжаты на коленях, и он выглядит бледнее.

– Ты… ты в порядке? – неуверенно произношу я. – Я имею в виду, кроме того факта, что у

тебя на шее огромная, высокомерная опухоль, которую ты называешь головой.

– Я в порядке, – мягко отвечает он. И это наносит мне удар.

– Я, эм, не это имела в виду. Ну, то, с опухолью. У меня просто инстинкт – быть вредной с

тобой.

Фрагмент кривоватой усмешки появляется на его губах.

– Я знаю.

А затем вызывают Лео. И адвокат защиты ловко выстраивает свою позицию: Лео воевал во

Вьетнаме тридцать лет назад, и там бедняжка получил травму головы, и армейский психиатр

поставил ему диагноз «ПТСР». И с каждой маленькой, поверхностной историей ярость в моих

кишках разгорается все жарче и жарче. Благодаря этому мой желудок хочет эвакуировать обед на его

обувь. Но я ничего не могу с этим поделать. Мне даже не позволят дать показания из-за травмы

головы. Я беспомощна. А быть беспомощной – это самая худшая вещь в известной нам вселенной.

– Верно, что ранее в этот же день вы получили звонок от миссис Блейк с просьбой навестить

ее дома? – спрашивает Пирсон. Лео поправляет свой гипс и с притворно-серьезным лицом кивает:

– Да.

– Бред сивой кобылы! – кричу я, встав и тыча в него пальцем. – Это вранье, и ты это знаешь!

– Порядок! – стучит молотком судья. – Мисс Блейк, присядьте!

– Он лжет, Ваша честь! Он лживый поддонок, который разрушил мамину жизнь…

Порядок! – кричит она. – Либо вы немедленно сядете, юная леди, либо я прикажу вывести

вас из зала суда.

58

LOVE IN BOOKS|ЛЮБОВЬ В КНИГАХ

Я тяжело дышу, а кровь просто кипит в моих жилах. Я готова ударить, драться, пинаться,

кусаться и кричать. Но я не могу сделать это здесь. Мама рассчитывает на меня, на этот судебный

процесс, чтобы получить немного душевного спокойствия. Я проталкиваюсь через ряды и вылетаю

за дверь. Мраморные залы суда слишком чистые. Они издеваются надо мной, такие все

незапятнанные и блестящие, в то время как мои внутренности грязные и переполненные

отвердевшей ненавистью.

– Эй!

Я игнорирую голос и шагаю по коридору.

– Эй!

– АХХХ! – пинаю я ногой скамейку. – Жалкий говнюк! Хренова лгущая лицо-как-обезьянья-

задница сволочь…

– Айсис…

– Если я когда-нибудь буду в пяти футах от него, то прольется много крови. И не фальшивой,

как его выступление.

– Айсис, послушай…

– Уверена, делают вилы, которые могут поместиться внутрь человеческого рта. И дальше в

горло, все глубже и глубже.

– Айсис!

Кто-то хватает меня за руку. Я резко разворачиваюсь и отдергиваю ее. Там стоит слегка

запыхавшийся Джек.

– Послушай, ты должна успокоиться.

– Успокоиться! – смеюсь я. – Я совершенно спокойна!

– Что ты делаешь со своими руками?

– Практикуюсь, – выкручиваю я пальцы.

– Для чего?

– Для того чтобы засуну руки внутрь его кишков.

– Он не выйдет сухим из воды. Даже дебил-новичок из юридической школы может это

заметить. Поэтому не заводись так. Это никому не поможет, это не поможет тебе.

– Ох, теперь ты хочешь мне помочь? Странно, потому что в прошлый раз, когда мы

разговаривали, ты заявил, что собираешься превратить мою жизнь в ад.

– Правда? Я превратил твою жизнь в ад?

Его голос понижается, становясь низким, глубоким и надтреснутым. Резкое изменение

поражает меня.

– Нет, – вдыхаю я. – Ты просто сделал ее немного сложнее.

– Твоя мама нуждается в тебе, – настаивает он.

– Я не могу… не могу вернуться туда. Не сейчас. Если я снова увижу это лицо неандертальца,

я…

Джек выгибает бровь.

– Слово, состоящее более чем из четырех букв. Я впечатлен.

– И должен быть! Я целый год в средней школе изучала их. И их волосатые промежности, но

в основном их.

– Если ты снова заедешь мне кулаком, это поможет успокоить твою ярость?

– Может быть, – насмехаюсь я. – Ух, наверное, нет. Я ему хочу причинить боль, а не тебе.

Джек смотрит в окно на улицу перед зданием суда, на детскую площадку через дорогу.

– Есть две вещи, которые тебя успокаивают: применение силы и сахар. Мороженое, –

показывает он на тележку с мороженым на тротуаре. – Пойдем. Я угощаю.

– Оооо, нет. Я знаю, как это работает. Сначала мороженое, потом свадьба.

– Свадьба, значит? Расскажи мне, – хладнокровно говорит он, когда в итоге мы все равно

идем к тележке, – кто этот счастливый морской слизняк?

– Почему морской слизняк? Почему, например, не морской дракон?

– Потому что у морского слизняка нет глаз. Или носа. Или какого-либо видимого интеллекта,

помимо поглощения еды и дефекации. Из вас бы вышла идеальная пара.

Я фыркаю. Солнце и ясное, голубое небо – вот какую погоду этим утром нам показал февраль.

Я выбираю клубничный рожок, а Джек берет мятный с шоколадной крошкой. Здесь есть скамейка,

59

LOVE IN BOOKS|ЛЮБОВЬ В КНИГАХ

но я сажусь на траву под деревом. Джек присаживается рядом со мной.

– Ты не должен, – говорю я.

– Здесь тенек, – утверждает он.

– Некоторым задницам лучше быть в милях друг от друга.

– Нет.

После этого проясняющего ответа, мы наслаждаемся мороженым в относительном

спокойствии, разделяемым только между двумя людьми, которые являются абсолютными

противоположностями. Джек выглядит нелепо в солнечном свете. Нелепый и красивый, эм, ну, и

достойный рвоты, конечно.

– Ты можешь вернуться в «Аберкромби»?

– Что? – смотрит на меня Джек.

– Ну, знаешь. Заползти обратно в журнал, из которого вышел. Тогда я смогу спрятать его под

кроватью между двумя номерами «National Geographic» по утилизации слоновых отходов и больше

никогда не читать его снова.

– Ты сумасшедшая.

– Знаешь, люди болтают о том, что надо быть прекрасной внутри и все такое, – начинаю я.

– И?

– Просто я поняла, что люди не обладают рентгеновским зрением, – трепетно шепчу я. – Они

не могут видеть то, что у тебя внутри.

Он устало потирает лоб.

– Мой знак зодиака – рак, – продолжаю я. – Джек облизывает свое мороженое. – Однажды,

когда мне было семь, я так сильно плакала, что вновь восполнила влагу изюму.

Мой лепет не отпугивает его, как остальные девяносто девять процентов населения с

болтающимися частями между ног. Он просто фыркает.