– Я должен что-то сделать для неё, – решительно проговорил Ваня.

Анюта насторожилась. Саша приготовился к любым неожиданностям. А Ваня вдруг открыл свою сумку, достал оттуда ручку, выдернул лист из тетрадки и начал быстро-быстро писать.

Саша заглянул через плечо. Конечно, это были стихи.

– Она не поймёт, – тихо сказал он другу.

– Неважно, – буркнул тот, продолжая чиркать по бумаге. – Она почувствует. Думаю, больше никто и никогда не напишет ей такого.

– Ещё бы! – не удержалась Аня. – Ведь до рождения Пушкина так много веков!

– Это не Пушкин, – бросил Ваня, даже не обидевшись, ему было некогда.

Наконец, он закончил, подбежал к Анхесенамон и, протянув ей листок, встал на одно колено. Анхесенамон приняла загадочный дар чужеземца, Ваня припал губами к руке царицы и замер, словно впадая в транс.

– Назад! Быстро! – закричал Саша.

Ваня встрепенулся, но еще на мгновение задержал руку Анхесенамон в своей ладони, и лишь потом порывисто вскочил. Оказавшись рядом с ребятами, он в последний раз посмотрел в глаза царицы. Они были полны слёз. Они были прекрасны… даже сквозь пелену белого-белого тумана…

Густое молочное облако образовалось в том месте, где стояли трое чужестранцев. Потом оно стало серебристым, полупрозрачным, мерцающим, и, наконец, рассеялось полностью…

Анхесенамон стояла с тончайшим «папирусом» в руках, смотрела на непонятные знаки, и крупные слёзы катились по её бледным щекам, катились и капали на этот странный листок. Быть может, мудрецы и расшифруют эти таинственные символы, но юной владычице было понятно и без них, что здесь написано признание в любви:

Временной зазор между исчезновением людей и предметов, «улетающих» в далекие века, и возвращением их назад чисто теоретически измерялся в микросекундах, то есть практически равнялся нулю – путешественники в свои и чужие прошлые жизни возвращались ровно в ту же точку на оси времени. Однако на деле наблюдающие со стороны люди становились свидетелями достаточно долгого процесса: вокруг объекта перемещения начинал клубиться туман, становясь всё гуще, превращаясь в сплошное непроницаемое для глаза облако и, наконец, таял, исчезая полностью. Затем, с видимым разрывом в несколько секунд абсолютно прозрачный воздух вновь затуманивался, и события раскручивались, как в кино, если плёнку запустить обратным ходом. На финише, разумеется, из облака мог появиться и совсем другой человек или тот же, но трудно узнаваемый – из-за причёски, одежды, загара, грязи, порою сильных увечий, а иногда – были и такие случаи – возвращался попросту труп.

И время от фактического «отлета» до прибытия исчислялось таким образом уже несколькими минутами.

Сам Рафаэлич в эти минуты не любил стоять возле стартовой площадки и ждать, с содроганием гадая: вернётся – не вернётся, и кто вернётся. Он предпочитал ждать окончания очередного эксперимента у себя в кабинете и приходил поздравить вернувшихся или посочувствовать коллегам уже по звонку подчиненных. Он вёл себя, как нормальный отец в ожидании загулявших допоздна детей: отвлекался на другие дела и не думал о самом страшном. Роль заботливой и нервной мамы, бегающей от двери к телефону и обратно с трудно сдерживаемым желанием обзвонить все морги, исполняли в Лаборатории другие, чаще всего – начальник службы безопасности генерал Круглов. И на этот раз лично он встречал материализовавшихся из облака Булаева с Соколовым.

Слава Богу, ребята были живы-здоровы, вот только выражения лиц чуточку подкачали: оба выглядели замученными, расстроенными и виноватыми.

– Ну, докладывайте, орлы! – сурово сказал Круглов.

– Задание не выполнено, – как можно более нейтрально постарался произнести Булаев.

– Почему? – спросил Круглов уже мягче.

– Мы упустили их и приняли решение возвращаться, так как рисковать собственной жизнью при исчезающе малой надежде на успех сочли нерациональным.

– Исчезающе малая надежда… – раздумчиво повторил генерал. – Да вы просто поэт, капитан! Хорошо, через два часа представите подробный отчёт. У вас та же задача, старший лейтенант Соколов.

– Задание понял, товарищ генерал майор, – Максим вытянулся по стойке «смирно», и в египетской одежде смотрелось это достаточно комично.

А Круглов уже вызвал кого-то по мобильному и спрашивал:

– Они вернулись? Что?! И вы их упустили? Потрясающе! – он не удержался и начал хохотать.

В этот момент дверь распахнулась и вошёл Рафаэлич. Он несколько опешил от увиденного, улыбнулся и еще не успел ни о чём спросить, когда Круглов сам, давясь от хохота поведал:

– Роман, они их опять упустили!

– Кто – они? – решил уточнить Каюмов.

– И те, и другие, – генерал ничего не мог с собой поделать и всё продолжал смеяться.

Рафалич смеяться не стал, только улыбнулся ещё шире и радостней, а вслух выдал одно, но совершенно неожиданное для Максима и Сергея слово:

– Отлично!

И никакой иронии в этой короткой реплике. И никакого продолжения.

Оперативники, провалившие задание и ожидавшие самых серьезных разборок, стояли перед начальством совершенно обескураженные.

– Разрешите идти? – спросил, наконец, Булаев.

– Да, конечно, – кивнул Рафаэлич. – Пишите отчёт. Впрочем, постойте, один вопрос. Только честно. Вы не играли с ними в поддавки?

– Ну, знаете… – обиделся Сергей. – Я там готов был каждому из них шею свернуть!

– Молодцы, ребята! – ещё раз загадочно похвалил шеф. – Спасибо за отличную работу.

А уже возле дверей Сергей и Максим успели услышать, как генерал Круглов спросил у Рафаэлича:

– Ну что, будем брать их здесь по-взрослому?

– Нет, – ответил Каюмов абсолютно серьезно, – для чистоты эксперимента надо дать им шанс третий раз слетать в прошлое. Два путешестия – это ещё не статистика…

В коридоре Сергей спросил у Максима:

– Ты что-нибудь понял?

– Так, кое-что, – уклончиво ответил Максим. – Я тебе потом объясню. Давай для начала отчет напишем

– Ладно, – согласился Сергей угрюмо, – но, прежде всего, я бы помылся и переоделся.

– Разумеется, – не спорил Максим.

И они зашагали в сторону душа.

– Ну вот, – тихо сказал Ваня, когда белый туман рассеялся полностью, и унылый интерьер чердака проступил, как на только что проявленной фотографии, – будто никуда и не уезжали.

– А никуда и не уезжали, – проговорил Саша, сразу по-деловому приглядываясь к окну и подоконнику. – Считай, поспали немного и проснулись. Теперь спать некогда.

Аня молчала, она как-то особенно тяжело переносила эти мгновенные перемещения, и говорить ей совершенно не хотелось. А озираться по сторонам было скучно и бессмысленно: всё то же самое. И проблемы те же.