Саша мысленно поаплодировал Ане и добавил ещё жестче:

– Мы Вас слушаем.

На лице мужчины отразилась озабоченность. Улыбка исчезла, и только странные искорки в глазах так и не погасли. Он помолчал ещё немного, как бы собираясь с мыслями, а затем медленно произнёс:

– Вы, поняли: я хочу поговорить о «Фаэтоне».

Саша машинально сжал в руках сумку с прибором.

Мужчина опять замолчал, вероятно, ожидая ответной реплики, но говорить было пока не о чем. И так ясно, что о «Фаэтоне». Дальше что?

– Я хочу обратиться к вашему благоразумию, – выдавил он из себя.

И тут не выдержал Ваня:

– Не надо о высоких материях. Давайте по делу!

Незнакомец болезненно сморщился от такой бестактности, и ребята вдруг поняли, что он не время тянет и не кривляется, а ему действительно тяжело говорить, у него беда какая-то… Ване сделалось неловко.

– «Фаэтон» может принести вам много неприятностей, – незнакомец подбирался всё ближе и ближе к тому главному, что хотел сообщить.

– Мы это уже поняли, – спокойно ответила Аня.

– Отдайте его мне, и все ваши проблемы исчезнут, – выпалил он, наконец.

– Как это – отдать его вам? – заморгал глазами Ваня.

– Да Вы, собственно, кто такой? – в свою очередь налетела Аня, с вызовом глядя в глаза мужчине.

– И с какой стати мы должны отдавать прибор вам? – спокойно, но твердо задал свой вопрос Саша.

– Вы хотите знать, кто я? – незнакомец спрашивал удивленно: то ли его все должны были узнавать сразу, как телезвезду, то ли – наоборот, он был глубоко засекречен и права не имел раскрывать свою личность кому попало. – Да я же…

Но фраза так и повисла в воздухе. Таинственный человек вдруг как-то весь напрягся и замолчал, словно его выключили. Глаза внезапно потухли, и это было страшно. Он смотрел мимо ребят, в сторону выхода.

И тогда Аня, Саша и Ваня, не сговариваясь, посмотрели туда же.

В дверях стояли те двое, от которых они совсем недавно с таким блеском улизнули.

– Мы попали, – тихо сказал Ваня.

– Быстро отвернитесь! – зашептал Саша. – Они ещё не видят нас. Тут мало света… Пусть у нас будет хоть пять секунд лишних на раздумья.

Незнакомец сидел всё так же неподвижно, скованный ужасом, и Саша вдруг понял, отчего потухли искорки в его глазах. Как-то он заходил к маме, в её отделение урологии, там лежал больной с почечной коликой – у него были такие же нереально черные глаза со зрачками во всю радужку. Но Саша только слышал раньше, что от страха бывает так же, как и от боли.

Потом незнакомец медленно встал и, будто сомнамбула, двинулся в сторону, противоположную входу. Конечно же, там была другая дверь. И не привлекая ничьего внимания, мужчина скрылся, растворился, исчез – как привидение, просочившееся сквозь стену.

Ребята заворожёно следили за этой сценой, и все трое думали об одном и том же: не повторить ли им самим подобный трюк? Переглянувшись, они поняли друг друга без слов: нет, слишком опасно, там может быть ловушка. Они ведь даже не успели узнать, кем он был, этот чудаковатый незнакомец…

Тем временем двое «знакомцев» уже шли по залу в их сторону…

– Заметили? Похоже, заметили, – то ли подумала, то ли вслух прошептала Аня. – Что делать?

И тут Ваня поднялся, покачиваясь, как пьяный, и громко крикнул заплетающимся языком:

– Офисант! Быстр сюда, офсант!

Все сидящие за столиками обернулись на этот неожиданно громкий призыв и затихли, сгорая от любопытства.

И монолог, произнесенный Иваном, не оставил публику равнодушной. Но пощадим нравственность наших читателей и не станем приводить его здесь. Поверьте, запас весьма специфических слов и идиоматических конструкций оказался у Оболенского намного богаче, чем могли предположить его друзья, привыкшие в последнее время общаться между собой исключительно на «великом и могучем». Досталось и обслуге, и повару, и хозяевам этого… совсем некудышного заведения.

Официант, мирно беседовавший с барменом, сначала вздрогнул, напрягся, потом присмотрелся, оценил масштаб бедствия, и начал готовиться к достаточно привычной операции.

Поддержал друга и Саша. Он был не так артистичен, но шума и некоторой оригинальности в выражениях добавил. Аня поняла, что пора и ей включаться в игру, правда с лексиконом было у нее тяжеловато, зато с криками и визгами вышло совсем неплохо.

Еще бы чуть-чуть, и участниками скандала стали практически все посетители, но тут официант, наконец, посчитав деньги, оставленные ребятами на столике, и получив сигнал готовности от помощников, громко скомандовал:

– Борька, Вадим! Вперед!

Два здоровенных бугая с угрюмыми лицами проследовали пружинистой походкой к столику разбушевавшихся клиентов. Такие в разговоры не вступают. Доступна ли им вообще человеческая речь? На работе – уж точно нет.

Оставались последние секунды, и небывалое вдохновение накатило на Ваню. Он влез на стул, подбоченился, гордо поднял голову и стал похож на императора Нерона, который во время страшного пожара в Риме стоял вот так на высокой горе недалеко от города и просто наблюдал. Поговаривали, что Нерон сам поджёг Рим лишь для того, чтобы испытать чувства троянского царя Приама в момент гибели Трои и правдоподобнее сыграть его роль на сцене. Нерон был не только тираном, но и прекрасным актёром. Перед смертью, закалывая себя мечом, он воскликнул: «О боги! Какого великого артиста теряет в моем лице человечество!»

«Как похож!» – думала Аня.

Ассоциация была не случайной: однажды еще в школьном театре они делали попурри из классических сцен от античности до наших дней, и Ваня изображал как раз Нерона.

Когда вышибалы уже сняли дебошира со стола и быстро понесли к выходу, он кричал:

– О, жалкие, ничтожные свиньи! Какого артиста вы хотите выбросить на помойку!

Публика аплодировала.

– Никогда еще не слышала более восхитительной отсебятины! – успела шепнуть Аня Саше, и тут вернувшиеся добры молодцы, подхватили под белы руки их обоих и вышвырнули на улицу следом за Ваней.

К счастью никто не пострадал, падая на тротуар – успели сгруппироваться, а потом, обернувшись к вышибалам, дружно сказали:

– Спасибо!

Здоровяки ничего не поняли, но объясняться было решительно некогда, ребята только еще успели услышать, как подошедший официант говорил охранникам:

– Я сразу понял, что это психи. Еще и Германа зачем-то спрашивали…

А позади в дверях толпились поклонники Ивана Оболенского, и прорваться сквозь их заслон тем двоим было совершенно невозможно. Скорей всего, преследователи уже выбрали обходной путь – через служебный вход.

Счет опять пошел на секунды.

Солнце клонилось к закату. Возле причала на Ниле стоял большой корабль-ладья. С высоко поднятыми носом и кормой он был похож на полумесяц. Всю его обшивку украшал разноцветный орнамент, а в передней части таращились два глаза удлинённой формы – по одному с каждого борта – главный оберег судна от возможных опасностей. Этот величественный корабль принадлежал лично Нефертити. И сейчас люди на нём готовились к отплытию. Вокруг шла обычная суета: рабы тащили на плечах запасы продовольствия, кормчий проверял, всё ли в порядке с рулевым управлением и вёслами, расторопные слуги заводили лошадей в денник. За работой зорко следил капитан. Он периодически покрикивал на тех работников, которые вдруг начинали медлить, и давал ценные указания слугам.

Но вот приготовления закончены. Гребцы заняли свои места у боковых вёсел, кормчий – у рулевого весла, а капитан взобрался на верхнюю рею, чтобы осмотреть перед отплытием водный простор и прикинуть правильтный маршрут. Разлив реки начался совсем недавно, и кое-где ещё оставалось мелководье. В любое время года, а в это особенно, капитану часто приходилось взбираться на мачту и оттуда наблюдать за рекой. Также во время путешествия он постоянно должен был следить за глубиной, чтобы не сесть на мель. Пока судно двигалось по Нилу, капитан то и дело стоял на носу и длинным шестом промерял глубину.