— Что-то случилось? — проговорила она, пропуская меня вовнутрь, скорее, из-за моего напора, нежели из-за собственного желания. — Стой, ты что пьян?

Малышка сразу же заметила откупоренную бутыль дроггского очень крепкого вина и видеть меня таким ей довелось впервые. Дроу вообще не обладают слабостью пьянеть, еще с детства каждого тренируют на устойчивость такого характера. Воин должен уметь мыслить трезво даже когда выпил чрезмерно много. А вот дроггское одно из немногих, способных хоть чуть-чуть затмить разум. Но сейчас я вполне себе отдавал отчет.

Захлопнув дверь за своей спиной, я сразу же поставил магический замок. Ну, почему она не видит, как сложно мне находиться вдали от нее? Вино не в состоянии заглушить ревность, взвинченность и злость на ситуацию в целом. Бутылка улетела в свободный полет куда-то в сторону, но не разбилась, а упала и откатилась под стол. Волнение заметно отпечаталось на лице моей девочки, особенно когда она пятилась от наступающего меня. Зачем она огораживается от меня, зачем оттягивает момент, когда ближе друг к другу быть уже невозможно?

— Фаль, ты чего? — наткнулась она на кровать и непроизвольно села, все еще не отводя от меня глаз. Сообразив, что останавливаться я не собираюсь, успела чуть отползти к подушкам.

Как же она была красива. Готовое ко сну, ее тело обволакивала ночная сорочка нежно-персикового цвета, удачно сочетающаяся с кожей ее оголенных плеч. Та самая, что подарил ей я. Впервые вижу ее в ней. Свободного кроя рукава позволяли узнать очертания девичьих рук. А длинные распущенные волосы каштановой волной ниспадали за спину. Знала бы она, какие фантазии будоражит такой ее вид! Если до того, как увидел ее, я сомневался, отныне моими действиями завладели инстинкты.

— Фаль!

И сам не заметил, как навис над растерянной темноглазкой. О, не от вина было это опьянение! Впиваясь в ее губы напористым поцелуем, я полностью снял с себя какие-либо ограничения. В первый миг оцепеневшая девочка, теперь попыталась упереться мне в грудь, не сжалившись до ответа на мою страсть.

— Фаль, подожди, постой, — спешно заговорила она, освободив свои губы, а я тем временем, ни сколько не разочаровавшись, переключился на ее нежную шею.

Жарко целуя ключицу своей девочки, я ни сколько не забывал о ее прекрасном теле: мои руки ласково исследовали изгибы, которые раньше я только мечтал познать.

— Фалькониэль, остановись, пожалуйста… — с каждой минутой говорить ей удавалось все труднее, а как мне было трудно сдерживаться!

Заводимый крепко сжимаемыми меня бедрами моей малышки, я в очередной раз помассировал аккуратную грудь, все еще скрываемую легкой воздушной тканью. Секунда и материя треснула, разрываемая моими руками, обнажая желанные мною прелести моей повелительницы. Мой язык немедленно нашел к чему приложиться и знаком, что я на верном пути, стал непроизвольный вздох ненаглядной. Ее тихий стон напомнил мне, что я больше не могу терпеть.

Однако девочка почти сразу же попыталась прикрыться руками, скрывая собственное смущение. На этот раз я решил ей уступить. Вырисовывая узоры языком на ее сладкой шее, мои руки плавно опустились на гладкие бедра, так сильно жаждущие свести ножки вместе, если бы только не мешал им я. Длинная сорочка была мною закинута выше, а руки настойчиво мяли сводящие меня с ума округлости. Еще сильнее малышка задрожала, когда я, резким движением, разорвал ее белье.

— Не надо! — ее руки мгновенно переместились на мои. — Фаль, прошу тебя, подожди…

Вновь и вновь я слышал свое имя, срываемое с таких сладких желанных губ. И вовсе не остановиться они меня побуждали.

Чуть приподнявшись, я ловко закинул ее руки ей за голову, прижав к поверхности постели так, чтобы ей не было больно, но и шансов освободиться тоже. Застежка на моем ремне подалась с огромной охотой.

— Фалькониэль!

Резкий вскрик и осознание пришли вместе. Если какое-либо опьянение до этого и присутствовало, сейчас оно полностью выветрилось. На зажмурившихся глазах моей малышки выступили слезы и я замер, соображая, что я сделал. Я просто не мог в это поверить.

— Про… — чуть не совершил ошибку я, но тут же осекся. Я прижался губами к ее лбу, отпустив при этом ее руки, своими придерживая свой вес над ней и нежно поглаживая по бедру. — Потерпи, милая, скоро все пройдет.

Ее руки слабо шевельнулись и она притянула их ближе к уровню плеч, все еще не открывая глаз. Ее обнаженная грудь все еще соприкасалась с моей и мне жутко хотелось поцеловать ее. Я был напуган и счастлив одновременно. Она моя женщина и женщина моими стараниями. Мог ли я о таком мечтать?

Аккуратно совершив пробный толчок, я получил стон больше походящий на поскуливание. Да, куда уж тут теперь ей показывать ураган нахлынувшего наслаждения. Нужно самому быть максимально осторожным, я и так уже вошел в нее довольно резко. Однако жаркое желанное тело, плотно обхватывающее мое, повергало меня в еще большее возбуждение.

Для меня это занятие любовью тоже было сродни первому разу, раньше это было простым удовлетворением естественных потребностей организма. Ощущения от близости с любимой женщиной были непередаваемы. Я едва сдерживался, чтобы не сорваться и не пуститься в извечный танец любви, только мысль, что ей от этого будет невыносимо больно, останавливала.

И я так и замер, равномерно распределяя вес на своих руках и ее теле, чтобы она тоже меня чувствовала. Я не двигался, находясь в ней, давая ей возможность привыкнуть ко мне. Испытывая характерные ощущения в части тела, максимально контактирующей с ней, я вот-вот был готов к разрядке. Одна мысль, что я ее первый мужчина, доводила меня до наивысшей точки наслаждения.

Выдержал так я минуты две. Ее прерывистое дыхание подсказывало мне, что именно сейчас я не должен упустить момент, пока она «прощупала» мое в себе присутствие и больше, чем сейчас, готова не будет. Я вновь совершил мягкий толчок, ответом мне стал отпихивающий меня в грудь кулачок и прокушенная губа. Глаз дево…моя женщина пока не открывала. Дыхание все еще выдавало мне ее проснувшееся возбуждение. Надеюсь, она не будет думать, что это и в будущем будет у нас сопровождаться болью.

Мягкий толчок, еще один, еще и еще! Ей все еще было больно, но она принимала эту боль. Я понял это по чуть расслабленной хватке ее бедер, так как ножки раздвинулись куда охотнее.

— Mo are, Aya, — тяжело дыша, шептал я ей на ушко признания в любви, невольно перейдя на родной язык темных эльфов. — Mo are…

С каждым разом, набирая скорость, я входил все глубже, как в какой-то момент не остановился, накрытый волной пика удовольствия. Губами я пил ее прервавшиеся стоны и изогнувшееся тело стало мне наилучшей картиной мира. Ее чуть слезящиеся глаза в совокупности с легким румянцем на щеках и приоткрытым ртом навели меня на мысль, что я вполне готов на второй заход.

Еще пару минут я не выходил из нее, давая чувствам успокоиться, а после сделал это очень медленно и осторожно. Сейчас, в разорванной одежде на смятой постели, с растрепанными волосами и высоко вздымающейся обнаженной грудью, она ушатом холодной воды привела меня в чувства: я же только что взял любимую силой!

Пока не позволяя этой мысли накрыть меня с головой, я полноправно поднял свою женщину на руки и чинно понес в ванную комнату, на ходу сбрасывая остатки ненужной ткани.

Боль была такая, что не шла ни в какое сравнение с той, что я испытывал раньше. Мое сердце медленно разрывали на куски, нервы натянулись по всему телу, как струны.

В приступе я разбил все вазы, перевернул мебель, снес все, что находилось на моем рабочем столе в комнате, где я ждал погружения в сон для встречи с ней. Дикий рев, перешедший из человеческого, претерпевающего трансформацию, в драконий, сотрясал стены. Никто из слуг не осмелился войти, не ручаясь за свою жизнь. Никто, кроме верного жреца.

— Мой господин! — влетел он в комнату, вроде бы всклокоченный, сонный, сразу же бросаясь передо мной на колени. — Простите, мой господин, я вынужден погрузить вас в сон…