— Не стоит, дорогая. Позже садовник срежет для вас несколько штук.

Холодок в голосе Евгении отрезвил Ливию. Она выпрямилась, неловко поведя плечами, и я ощутила мелкую мстительную радость. Красавица не всегда получает, что хочет.

— Они восхитительны, — негромко сказала Иоланта.

Драматург Тьери кашлянул.

— Я как раз заканчиваю новую пьесу, где общую гостиную старинного замка украшают гиацинтами, причём каждый день другого цвета.

— Чудесная находка, — отозвалась Евгения. — Запишите, какие нужны цвета. Я велю прислать вам к премьере.

— Новая пьеса? — обрадовалась Ливия. — Её ещё нигде не ставили?

Губы Иоланты тронула улыбка:

— Разумеется, не ставили, милочка. Ведь Говальд пока её не закончил.

Ливия не заметила иронии.

— Так может быть, у вас найдётся роль для молодой красивой девушки?

Пожалуй, я поторопилась назвать её голос приятным. Пела Ливия неплохо, но говорила слишком резко, напористо, высоким тоном, опасно близким к визгу. Маленький изъян в совершенной красоте.

Тьери замялся, и Иоланта ответила за него:

— Едва ли, милочка. Если только вы не хотите играть умирающую старуху графиню или её наследницу, которую находят в луже крови уже в начале второй сцены первого акта.

Ливия не смутилась:

— Но ведь у вас есть и другие женские персонажи?

Тьери кивнул, пожирая красавицу взглядом, уши его горели.

Ливия вдруг всем телом откинулась назад, взметнула над головой прекрасные руки:

— О Демио, любимый мой! Как одинока, как страшна без тебя ночь! Демоны мрака стучатся в окно, и стынет душа, и разум ищет забвения в вечности. Лишь одно держит меня на этой земле — ребёнок, которого ношу под сердцем, залог нашей любви…

Трагедия Виллия Лектона "Демио и Ариана". Не назову себя знатоком театра, но даже мне ясно: Ливия безбожно переигрывала.

— О Демио, единственный! Жду тебя, как ждёт ливня иссохшая земля, как цветок ждёт солнца. Приди! Иначе мне не жить…

Иоланта захлопала в ладоши:

— Браво, дорогая! Вы отлично знаете текст.

Улыбка её была полна яда.

Евгения вела нас от пригорка к пригорку, и каждый поражал своей цветовой композицией. Сочетание белого с голубым наводило на мысль о вспененных волнах, красные и жёлтые соцветия вздымались, как языки пламени, плавные переходы между розовыми и сиреневыми оттенками настраивали на мечтательный лад. Над царством гиацинтов висело облако горьковато-сладкого дурмана.

— Это наши собственные сорта. Цветут почти круглый год, — бойко рассказывала Евгения. — На период зимнего солнцестояния мы делаем перерыв, чтобы луковицы немного отдохнули. В результате длительной селекции наши гиацинты превосходно отзываются на магнетическое воздействие. И разумеется, мы поддерживаем в поместье подходящий режим температуры и влажности.

— Эти узоры из цветов должны красиво смотреться сверху, скажем из аэромобиля, — предположил профессор Барро. — Вы создали живой фантастический орнамент.

— Спасибо, Роберт. Это мамина идея, и почти все цветы посажены её руками. Мама сама ухаживает за нашими гиацинтами, когда бывает дома. Это её хобби.

Мама? Обычно газеты упоминали о поместье Карассисов под Каше-Абри в связи с очередным приездом гранд-мажисьен Октавии Карассис, самой известной представительницы рода в нынешнем поколении. Двадцать лет назад она стала первым председателем секции биомагнетиков и вошла в Малый Совет, а недавно возглавила всю фракцию натурологов. И никто никогда не писал о её семье и детях. Казалось, в жизни этой женщины нет ничего, кроме карьеры.

— Наше поместье не называлось бы "Гиацинтовые холмы", если бы всё ограничивалось нашим маленьким садиком, — Евгения обвела рукой цветочный пригорок. — Вам стоит приехать через пару недель. К тому времени все окрестности покроются гиацинтами. Мы не хвастаем этим феноменом, потому что не хотим нашествия туристов, но друзьям всегда рады.

"Маленький садик" Карассисов поражал воображение. Могучие секвойи и платаны, вечнозелёные рододендроны и можжевельник, гордые кедры и раскидистые фиговые деревья, барбарис и сирень, азалии и розы. Казалось, на одном клочке земли собрано всё, что родила природа континента и исследованных островов.

Участки с экзотическими растениями опоясывали ограждения из столбиков в рост человека, кое-где поблёскивали стеклянные навесы, парящие в воздухе без видимых опор. Под навесами сияли лампы, похожие на маленькие солнца, разбрызгиватели распространяли вокруг водяной пар, клубящийся плотным облаком в строго обозначенных границах. Входить на участки следовало по одному через невидимые "ворота", помеченные столбиками с набалдашниками в зелёную полоску.

— Здесь жарко и влажно, — предупредила Евгения, ведя гостей в заросли бамбука. — Чужеродным видам нужны особые условия, и нам удаётся их поддерживать, не запирая растения в стенах оранжерей.

— А если пройти в другом месте, хотя вот бы здесь? — полюбопытствовал Тьери, указывая на пару соседних столбиков.

Ответил ему профессор Барро:

— Вы нарушите микроклимат участка, а сами испытаете крайне неприятные ощущения.

— Просто идите за мной, — Евгения очаровательно улыбнулась. — И всё будет хорошо.

В детстве я бывала в ботаническом саду. Но увидеть на открытом воздухе огромные кактусы, пальмы, баобабы с толстыми стволами, изысканные орхидеи, огромные цветки длинноноса и хищную "руку дьявола"… Только ради этого стоило приехать в "Гиацинтовые холмы"! Больше всего поразили гигантские кувшинки, застилающие поверхность обширного пруда. Круглые листья с загнутыми краями казались блюдами со стола великана. На каждом мог бы растянуться в полный рост взрослый мужчина — и не достать до краёв.

— Эти листья без труда выдержат вес нетяжёлого человека, — Евгения скинула туфли и ступила на лежащий у берега лист. Прошла по нему, аккуратно переставляя узкие босые ступни, перебралась на другой, на третий…

— Какая прелесть! — взвизгнула Ливия. — Я тоже хочу!

Кажется, она не выносила, когда кто-то другой был в центре внимания.

— Вас, милочка, листья могут не выдержать, — с видом искренней заботы предположила Иоланта.

В отличии от Ливии, она владела голосом виртуозно. Вот бы кому на сцену.

Профессор Барро твёрдо заявил, что не простит себе, если прекрасная Ливия по его недосмотру совершит невольное купание, а посему он, на правах доверенного лица сьера Кройцмара, намерен всячески этому препятствовать. Слово "прекрасная" Барро выговорил тем же скучным учительским тоном, каким разъяснял природные особенности магнетиков. Весьма, кстати, любопытные.

Евгения вернулась на берег, сунула ноги в туфли, застегнула ремешки.

— Не устали? Тогда вперёд! Сейчас будет самое интересное.

Обогнув рощицу эвкалиптов с удивительной корой, как будто раскрашенной кистью художника в разные цвета, мы вышли к комплексу павильонов в духе древних дворцов с острова Рикта близ Фирама. Те же строгие прямоугольные формы, тот же портик с красными колоннами, облупившиеся фрески с плоскостными фигурами смуглых мужчин и бледных женщин.

Внутри царил полумрак, было тепло и сыро. Оконца под самым потолком пропускали мало света.

— Похоже на минералогический музей, — заметил Тьери.

— Или на сад камней, — отозвался профессор Барро. — Это инкубатор, я полагаю?

— Совершенно верно, — Евгения торжественно улыбнулась. — Здесь рождаются лунные кристаллы.

Журчала вода, блестели влажные поверхности низких валунов, в углублениях между ними отсвечивали лужицы, в лужицах лежали небольшие округлые камни, словно расколотые яйца ископаемых ящеров, внутри полые, но с толстыми, неровными стенками. Что-то там топорщилось, что-то поблёскивало…

— Это жеоды, особые геологические образования. Возникают обычно в осадочных породах, но нас интересуют только вулканические. Внутри, на стенках, — несколько слоёв минеральных отложений. В нашем случае это мелкие кристаллы. Сейчас их несметное множество, но в конце выживет, вырастет и наполнится флюидами только один. Уже сейчас можно сказать — который. Выберете себе по жеоде и присмотритесь. Но осторожно, камни могут быть скользкими.