Жандарм в коричневом молча вырвал саквояж у меня из рук.

— Как вы смеете! Я не сделала ничего плохого!

— В этом мы разберёмся, — сухой голос штатского треснул насмешкой.

Меня крепко взяли за локти. Вырваться нечего и думать.

— Это арест? За что? — я старалась говорить как можно громче и отчаянней, чтобы все понимали — на их глазах творится произвол.

Штатский мотнул головой, и жандармы потянули меня куда-то за павильон. Но там же ничего нет! Все дома, все люди — дальше по дороге. А это окраина. Пустырь, поросший высокой травой, деревья в отдалении. И никаких посторонних.

Стало страшно. Что они собираются со мной сделать?.. Над головой синело небо, солнце карабкалось кверху, мир лучился красотой, как бывает в последние мгновения жизни.

— Вы не имеете права! — выкрикнула я. — Да, меня зовут Верити Войль! И моя вина в том, что я родилась не такой, как все. За это теперь сажают в тюрьму? Слышите, люди! Гвидо схватили за это! Он хороший человек! Человек, слышите!

Никто не затыкал мне рот, но хватка жандармов из крепкой стала стальной, мужские пальцы больно впились в предплечья. Меня не тянули уже, а тащили, так что едва хватало сил перебирать ногами. Стало видно, что за павильоном стоит большой высокий мобиль с решёткой на окошке задней двери.

Дверь сама распахнулась мне навстречу. Внутри шевелился сумрак, мерцали красноватые огоньки. Будто в бездне ада.

— Нет!

Я откинулась назад, изо всех сил упёрлась ногами. Меня вздёрнули вверх, толкнули — ад полетел навстречу. Тело охватила странная лёгкость, глаза застило мглой. Стало нечем дышать — будто из лёгких вынули воздух.

Это и есть смерть?

Жёлтая краска на дощатом заборе. Воздух, сладкий, как сама жизнь. Запах трав и пыли. Шум в голове. Далёкие голоса. Твёрдая земля под ногами…

Чувства возвращались медленно, по одному, будто кто-то поочерёдно щёлкал выключателями, ответственными за зрение, слух, осязание. Последним пришло ощущение чужого тела за спиной: одна сильная рука держала меня поперёк живота, другая сжимала плечо, лопатки упирались в чью-то твёрдую грудь, колючий мужской подбородок давил на висок.

Ни испугаться, ни запаниковать не успела — меня развернули так стремительно, что голова закружилась, и я оказалась лицом к лицу с…

— Ты? Что ты… Как…

Я не могла его запомнить, но узнавала всегда, в каких бы невозможных обстоятельствах он ни появлялся.

Фалько зажал мне рот, шепнул в самое ухо:

— Тише! Они рядом. Слышишь?

И правда: голоса звучали ближе, чем показалось вначале — резкие выкрики, команды.

Ладонь Фалько была сухой, шершавой и пахла горькими травами.

Травы были вокруг, покачивались под слабым ветром, в отдалении раскинули кроны высокие деревья, и эта жёлтая стена… Павильон станции дилижансов! А за углом — жандармы.

— Сейчас я уберу руку. Вдохни поглубже и задержи дыхание.

Я открыла рот, чтобы спросить:

— Зачем?

И снова провалилась в пустоту без воздуха и света. А потом сразу — зелень, тень, шум листвы, щебет птиц над головой и сердитое шипение Фалько:

— Я же сказал, вдохни!

Вдохнула. От души, полной грудью — целый килолитр тёплого пахучего воздуха, всё это щедрое солнечное утро. Ощутила спиной изогнутый шершавый ствол и руки Фалько на плечах. Спросила, быстро и на всякий случай шёпотом:

— Что это было? Я чуть не задохнулась! Откуда ты взялся? Что ты…

— Объясню потом, когда выберемся. Или хочешь вернуться к терьерам?

Он качнул головой в сторону, и я осторожно выглянула из-за дерева.

Ряд редких стволов, заслон высоких трав, привольный луг, в полукилометре — станционный павильон, мобиль на высоких колёсах, покрытый фотоэлектрическим напылением, и суетящиеся фигурки вокруг.

— Сейчас мы опять переместимся. Обними меня за шею и вдохни.

Это "обними меня" неприятно царапнуло. Я осознала, что нахожусь в полной власти человека, которого видела три раза в жизни. Если быть точной, два. Третий раз пригрезился.

— А можно обойтись без объятий? Как ты там это делаешь…

Попыталась высвободиться из его рук. Не вышло. Фалько только крепче сжал плечи, слегка встряхнул, приблизил своё лицо к моему:

— Если не хочешь в кутузку, придётся доверять мне и делать, что скажу. Быстро, без споров и возражений. Понятно?

Его тёмные глаза были предельно серьёзны, и только поэтому я не стала артачиться. Кивнула. Осторожно сцепила руки у него на шее и по команде "приготовься" набрала в лёгкие столько воздуха, сколько смогла.

Мутный серый вихрь, потеря ориентации… Я будто утратила вес, повисла между небом и землёй. Мгновение — и мы среди абрикосовых деревьев, у грубой каменной ограды.

— Отдышалась? Сейчас ещё один рывок, и всё. Он уже рядом… Давай!

Глубокий вдох, провал в невесомость — и солнце в глаза, и дым в лицо, и падение боком на что-то мягкое, упругое.

— Похоже, тюки с шерстью, — прошептал Фалько, шлёпнувшись рядом со мной.

Тюки дёргались и качались. По бокам — неструганые доски. Грохот, лязг, чёрно-серый дым, от которого першило в горле. Паровая повозка. Мы — в кузове. Я приподнялась, пытаясь выглянуть из-за высокого борта. Фалько схватил меня за плечо, повалил обратно:

— Лежи смирно! Не высовывайся!

В узкой волнистой щели между досками проносилась мимо какая-то зелень.

— Они далеко? — спросила я. — Мы оторвались?

— Молчи! — приказал Фалько коротко и сурово.

Я проглотила обиду. Едва ли машинист паромобиля мог за грохотом механизмов расслышать наш разговор. С другой стороны, осторожность не повредит. Должно быть, я казалась Фалько капризной девчонкой, которую надо удерживать от глупостей. Но мог бы быть и повежливей. И для начала перестать "тыкать".

Постой, я же первой обратилась к нему на "ты". Само вырвалось, против всех приличий и воспитания. Или раньше это сделал всё-таки он? Кто сказал "Беги! Не останавливайся!" у границ поместья Карассисов? Если не Фалько, то его призрак.

Я опустила веки и стала исподволь, из-под ресниц, рассматривать человека который снова, в который раз, спас мне жизнь. Или, как минимум, свободу.

Он лежал на расстоянии вытянутой руки. Глядел в небо.

Как он меня нашёл? Для чего? Какое ему до меня дело?

Хотелось задать тысячу вопросов. Но это могло подождать. Солнце припекало, над головой было светло и ясно — дым из трубы над кабиной ветром сносило в сторону, мобиль подпрыгивал на ухабах, но это не мешало, наоборот, убаюкивало.

На Фалько было то же чёрное полупальто нараспашку, вместо шарфа лёгкое кашне. И как ему не жарко? Лицо — знакомое и каждую секунду чуть-чуть иное, новое. Я уже не удивлялась, просто смотрела, смотрела. Пока глаза не закрылись.

Не стоило роптать на судьбу. Если бы не Фалько, в эту самую минуту я тряслась бы в жандармском фургоне, и поездка по деревенской грунтовке показалась бы мне куда менее приятной.

Одни тривечные знают, что будет дальше… А впрочем, нет, не знают. Тривечные — это просто присказка, осколок памяти об утраченных богах. Будущее темно и тревожно.

Но пока стоило наслаждаться моментом. Небом, солнцем, теплом и обманчивым чувством свободы.

— Верити.

Что-то застилало взгляд, лежало на лице, невесомое, как паутина. Я махнула рукой и уставилась на клок тонкой ткани, зажатый в пальцах.

— Это моё, — в голосе Фалько прозвучала улыбка. — Чтобы у тебя лицо не обгорело.

Наконец сообразила: его кашне. Серое, в мелкую крапинку.

— Долго я спала?

Протянула ему шарф, он взял, слегка коснувшись ладони, и это прикосновение я ощутила отчётливей, чем все наши вынужденные объятья во время перемещений.

— Пару часов. Приготовься, пора делать пересадку.

Мы прильнули друг к другу, как любовники. Или как брат с сестрой после долгой разлуки. Во взгляде Фалько не было ни грана похоти. Поэтому я легко позволила обнять себя и сама без стеснения обвила руками его шею. Сделала вдох…