— Это меня глубоко расстроило. А поскольку он не испытывал раскаяния, мне не хотелось с ним встречаться и было трудно притворяться светски беспечной. Так что я решила укрыться от общества в единственном месте, где это можно было сделать — в саду.

Инспектор слушал, полуприкрыв набрякшие веки, помощник писал, подрагивая белёсыми ресницами и морща веснушчатый нос. Возражений мои признания не вызвали: о чём ещё может волноваться праздная молодая девушка, как не о мужчине?

Дальше продолжать было рискованно, и всё же я решилась:

— И ещё. Могу предположить, почему оборотни не убили меня, — странно было произносить эти слова "не убили меня". — Они в чём-то очень не поладили. Настолько, что схватились друг с другом, и один из них оттолкнул меня к вешкам.

Вспомнилось лицо, исчезающее в пылевом вихре, но я прогнала видение прочь. Это не могло быть правдой. А если могло, то всё ещё больше запутывалось. В любом случае, о лице полицейским говорить не стоило.

— Любопытная версия, — заметил инспектор.

— Настаивать не буду. Я была в ужасе и не понимала, что происходит. Но как ещё я могла выжить?

Астусье рывком поднялся, и молодой помощник вскочил следом.

— Это я непременно выясню, — слова инспектора прозвучали, как угроза. — Как долго вы собираетесь оставаться в поместье?

— Сегодня же возвращаюсь в город. Вы не могли бы меня подвезти?

— Что-о?

А я думала, что инспектор не способен удивляться.

— Дамзель, вы перепутали полицию с таксомобильным парком?

— Пожалуйста, очень прошу! Неужели в вашем мобиле не найдётся одного местечка? Дайте мне полчаса на сборы!

Возможно, в моём голосе было слишком много мольбы. Повисла пауза. Астусье почесал щетинистый подбородок, пытливо глядя на меня. Бросил:

— Двадцать минут, — и вышел вон.

Помощник кинулся следом.

9.1

Я выбралась из постели. Ничего не болело, нога слушалась отменно. Ехать в полицейском мобиле идея отчаянная — можно угодить прямиком за решётку, да и на галантность полицейских вряд ли стоило рассчитывать. Но другого шанса сбежать из "Гиацинтовых холмов" могло не представиться.

Наскоро побросала вещи в чемоданы, лишь бы влезли. Это отняло добрую четверть часа. Местная прислуга успела всё развесить и разложить как следует — пришлось метаться между шкафами, комодами, тумбочками и ванной. Простое платье и лёгкий плащ, в которых я гуляла сегодня, пришли в полную негодность. Но не наряжаться же в дорогу, как на бал! Оставался серый костюм, в котором я приехала.

Сняла с вешалки жакет с гиацинтом на лацкане. Отколоть? Затем вспомнила, как Дитмар нёс меня на руках через весь сад, без остановок, без отдыха — и пожалела. Если бы не он с Аврелием и Марсием, некому было бы сейчас затевать лихорадочные сборы и объясняться с полицией. Пусть цветок останется на память о том хорошем, что Дитмар для меня сделал.

В коридоре навстречу попалась горничная и ахнула, увидев мои чемоданы:

— Дамзель, что же вы сами! Надо было позвонить!

Вызвала лакея. Следовало прогнать их обоих, но я не готова была грубить людям, которые предлагали помощь. За что и поплатилась.

В холле слонялись Дитмар и Аврелий. Едва мы спустились с лестницы, Дитмар велел лакею стоять, окликнул меня и спорым шагом двинулся наперерез.

Сквозь большие окна были видны два угловатых полицейских гибрид-мобиля, готовых отъезжать. Я бегом кинулась к выходу, отчаянно боясь, что в последний момент Дитмар велит Бобо: "Держи её!" Оргамат уже согнулся в предупредительном поклоне, уже взялся за ручки дверей, створки начали растворяться…

— Верити, да постойте же!

Он почти настиг меня, хотя не бежал, а просто шёл быстрым шагом, и протянул руку схватить, но я оказалась проворнее. Поднырнула под лапищу Бобо и вылетела на крыльцо навстречу малиновым лучам заходящего солнца. Внизу, у подножия лестницы, инспектор Астусье разговаривал с Евгенией.

— Я готова! — крикнула, сбегая по ступенькам.

За спиной звучали спорые шаги Дитмара.

Инспектор и Евгения, оба с удивлением обернулись.

— Верити, что случилось? — спросила мажисьен, перевела взгляд на брата. — Дитмар?

— Она собрала чемоданы, — его голос прозвучал так обескураженно, что я ощутила укол вины.

— Верити, дорогая, в чём дело? — Евгения взяла меня под руку, в её глазах цвели гиацинты. — Вы не обязаны с ними ехать. Никто не может вас принудить.

— Но я хочу! — произнести эти слова почему-то оказалось трудно, хотя они были чистейшей правдой. — Я не могу здесь оставаться. Мне надо домой.

— На ночь глядя? Дорогая, успокойтесь. Мы отвезём вас завтра утром. А сегодня отдохните, наберитесь сил…

— Нет, я должна уехать сейчас. Шеф-инспектор, вы обещали!

Астусье наблюдал за нашими препирательствами с равнодушным любопытством. В ответ на мою мольбу процедил, не выпуская папиросы изо рта:

— Садитесь.

Но мажисьен крепко держала за локоть, и вещей было жаль. Силой вырвать руку? Бросить платья, туфли, чемоданы… Евгения не сделала мне ничего дурного. Просто оплела своей гиацинтовой паутиной, лишающей воли и сладкой, как патока.

— Я понимаю, вы пережили потрясение и сильно напуганы, — её голос напоминал мурлыканье кошки. — Вам хочется вернуться в Каше-Абри, где ликантропы не посмеют напасть открыто, ощутить безопасность родных стен. Это неразумно, но если вы настаиваете, вас доставят в город сегодня же…

— Я сам отвезу, — Дитмар встал рядом.

— Нет, не вы!

Прозвучало мелодраматично, но остаться с ним наедине в замкнутом пространстве мобиля было немыслимо.

— Ах что вы, дорогая! — воскликнула Евгения.

Астусье усмехнулся:

— Ну, раз вопрос решён, я позволю себе откланяться.

Всё верно, размолвка влюблённых — не забота полиции. Я сама подкинула ему эту версию.

Инспектор прищурился, перевёл взгляд с Евгении на меня.

— Дамзель Войль, настоятельно советую не покидать город до окончания расследования, — что-то в его глазах изменилось. — Я загляну к вам на днях. Надеюсь, к этому времени появятся новые данные.

Он хлопнул дверцей. Сейчас же мобили с синими табличками "Полиция" тронулись, шурша шинами и ловя зеркальными боками отсветы последних всполохов заката.

Хватка Евгении на моей руке ослабела, на лице расцвела любезнейшая улыбка.

— Давайте вернёмся в дом. Ужин накрыт, вам стоит подкрепиться перед дорогой.

— Нет! Отправьте меня сейчас. Вы обещали.

Если я войду в дом, то уже не выйду. Не хватит воли.

— Дорогая, успокойтесь.

— Оставь, Эжени, — вмешался Дитмар. — Я подгоню мобиль. Вели Дижону вынести чемоданы.

Он ушёл, и голос Евгении вновь заструился медовой струёй, зовя меня вернуться, отдохнуть, поужинать, побеседовать, посмотреть на механических кукол, как следует познакомиться с домом — я ведь ещё не видела дома, а он прекрасен…

Солнце скрылось, и когда к крыльцу подплыла "стрела", её акулье тело отражало лишь поблёкшее небо в зелёных отсветах от окрестной растительности.

— Почему "стрела", а не "фантом"? — спросила я, хотя и так знала ответ.

— "Стрела" быстрее, — сухо сказал Дитмар. — Так едем или вы передумали?

Чемоданы с трудом уместились в крошечном багажном отделении спортивного мобиля, Евгения обняла меня на прощанье, пообещала обязательно пригласить в городской дом Карассисов, и Дитмар открыл передо мной дверцу.

Кресла шофёра и пассажира разделял лишь зазор в руку шириной, спинки были сильно откинуты назад, так что мы оба оказались в положении полулёжа — иначе под низким потолком не поместиться. Я, насколько могла, отодвинулась к дверце и плотно сжала колени. Ладони стали мокрыми. Зря я всё-таки не выбросила цветок.

— В городе "стрела" это глупость, — сказал Дитмар, демонстративно надевая на руку управляющую петлю, — а на шоссе даст фору любому наземному транспорту. По крайней мере до тех пор, пока Аврелий не построил свой мажи-экспресс, — блеснули в короткой улыбке белоснежные зубы. — Не бойтесь, я буду пристально следить за дорогой. Не задавлю ни овечку, ни кошку, ни утёнка.