— А как же люди?

— Не знаю. Наверное, им дадут компенсацию или расселят по новым рабочим посёлкам. Вокруг Шафлю строится несколько крупных заводов, там потребуются руки. Но похоже, многие разъезжаются сами. Видела, сколько закрытых лавок и заколоченных окон?

Нет, не видела. Или видела, но не задумывалась, поглощённая своими заботами. Вряд ли кого-то из жителей Носсуа преследуют мажисьеры. Но меня ждёт новая жизнь, а этим людям никто не предложит ключ от дома в столице и не сунет в карман портмоне, набитый банкнотами. "Мы живём в эпоху триумфа и упадка", — сказал Дитмар. Сейчас, в обречённом пригороде, я остро почувствовала правду этих слов.

На станции омнибусов под навесом уже толпился народ. Многие одеты для выхода, на лицах промельки улыбок, слышны оживлённые разговоры, девичьи смешки. Пожалуй, я поторопилась записать жителей Носсуа в обречённых угрюмцев. Потом поняла: рабочий день окончен, люди, парами и компаниями, едут развлекаться в город, и предвкушение ночного веселья играет в их крови. Сейчас им всё равно, что будет завтра — с ними самими, с их городком, со всем континентом. Так и надо жить — как бабочки-однодневки, без оглядки на завтра. Для разговоров кругом было слишком много чужих ушей. Я взяла Фалько под руку. Он не возражал.

Дальше всё слилось в сплошной калейдоскоп. Долгая поездка в переполненном омнибусе, широкие проспекты и величественные здания Шафлю, новый, уже городской, омнибус, каштановые аллеи, козырьки солнечных панелей над светофорами и фонарями, цветущие вишни вдоль бульваров, огни весёлых заведений и тишина спальных кварталов. Я была уверена, что простушку Рити ожидает скромный домик на окраине, но когда мы свернули на улицу Андре, ноги у меня ослабели. Казалось, я перенеслась на тысячу километров к северо-западу, в Каше-Абри, на Вишнёвую улицу. Словно последние три недели мне приснились.

Улица Андре была шире Вишнёвой, выглядела солиднее. Фонари стояли чаще. Особняки похвалялись классическим обликом: портики с колоннами, лепные карнизы, барельефы на фронтонах. Но дух места был совершенно таким же: серый раёк, созданный основательными и важными господами для основательных и важных господ. Мной новый дом номер тридцать четыре взирал на меня свысока, отлично понимая, что перед ним не владелица, а жалкая приживала, допущенная к его великолепию по милости истинного хозяина.

Мы поднялись на высокое крыльцо, Фалько взял из моих рук ключи и не спрашивая, какой от какого замка, уверенно отпер дверь. Едва мы ступили внутрь, в просторном холле вспыхнул свет, озарив тёмные стены и тяжёлую резную мебель. Интерьер моего прежнего дома не был случайностью. Таков вкус сьера В.К. Каждая деталь обстановки говорила: "Я управляю твоей жизнью" и "Я за тобой слежу".

Фалько затворил дверь, положил ключи на столик у зеркала и взял меня за плечи.

— Рити…

— Не называй меня так, пожалуйста! Хотя бы сегодня.

— Верити.

Я склонила голову ему на грудь, и мне было всё равно, что он подумает.

— Верити, посмотри на меня, прошу. Это важно. Я не знаю, зачем тебя поселили в Шафлю. Этот город полон магнетизма и магнетиков. Ты должна быть очень, очень осторожна. Взвешивай и обдумывай каждый свой шаг. И постарайся хотя бы первое время не выходить из дома без серьёзной необходимости. Со временем, возможно, что-то прояснится, ты получишь новые инструкции…

Он умолк, явно не зная, как закончить фразу. Чем меня успокоить. Всё было сказано.

Или не всё?

— Сейчас я должен уйти. Не знаю, смогу ли я и дальше присматривать за тобой. Возможно, мне дадут новое задание, а к тебе приставят кого-то другого.

— Не хочу другого!

— Тише, — шепнул он. — Я тоже не хочу. Так уж вышло, что я всё-таки… привязался к тебе.

— Правда?

Телом и душой, всем своим существом я потянулась ему навстречу. А он наклонился и… поцеловал меня в лоб. Только и всего.

Новый дом был больше старого, а сад — меньше. Сказывался дефицит земли в столице. Но чтобы вдохнуть свежего воздуха в стороне от чужих глаз, довольно и крохотной лужайки с диваном-качелями в окружении пары раскидистых деревьев и десятка густых кустов.

Зато дом был полон чудес. Свет загорался, когда я входила в комнату, и гас, стоило мне выйти. Лестница на второй этаж двигалась сама, как эскалаторы в новомодных универмагах. О пылеглотах (их тут было два), стиральной и посудомоечной машинах и говорить нечего. Шторами на окнах управлял пульт с кнопками, ему же подчинялась система отопления и кондиционирования в каждой комнате.

На кухне имелся удивительный агрегат под названием "Чародей-повар". Он всё делал сам. От человека требовалось только загрузить в нижнее отделение необходимые продукты и задать верную программу. Нестрашно, если яйца будут в скорлупе, рыба в чешуе, а картофель не чищен. Через положенное время из верхнего отделения явится блюдо, приготовленное по всем правилам поварского искусства, а измельченные отходы отправятся в канализацию.

Страшно было подумать, каких денег стоила эта колдовская игрушка. И сколько оборотней отдали свою кровь, чтобы Рити Ловьи могла откушать заливного пирога, не запачкав ручек. Впрочем, назначение "Чародей-повара" состояло прежде всего в том, чтобы отвадить Рити от визитов в рестораны и кафе, где она могла вступить в контакт с людьми, а значит, угодить в неприятности. Зачем нужны рестораны, если "Чародей-повар" способен запечь петуха в вине, сварить грибной суп, потушить утиные ножки, приготовить сливочное мороженое, испечь торт и всё что угодно? Холодильники и кладовые ломились от припасов, ясно давая понять: по магазинам Рити торопиться незачем.

Для развлечения в доме имелись обширная библиотека, целый набор настольных игр, три радиоприёмника, два граммофона и ещё одна новинка техномагнетической мысли — электровизор. По виду обычный радиоприёмник в широком деревянном корпусе. С левой стороны громкоговорители, скрытые декоративной тканью, с правой — стекло, под которым прятался экран размером с тетрадный листок. Изображение мелкое, но достаточно чёткое, чтобы рассмотреть брошку на платье певички-островитянки в картине "Песнь полуденной равнины". Следовательно, в синематограф Рити тоже ходить ни к чему. И про театр лучше забыть.

Меня это устраивало. Я спала допоздна, подолгу лежала в ванне, одевалась, завтракала, глядя в окно. Загружала порцию продуктов в "Чародей-повара" и, пока они готовились, блуждала по дому, заглядывая в шкафы, комоды и столы. На Вишнёвую улицу я приехала с изрядным багажом, а недостающие вещи покупала на своё усмотрение. Здесь же обо всём позаботились за меня. Целый гардероб мешковатых, кричаще ярких нарядов, косметика, парфюмерия, украшения, предметы женской гигиены… Сьер В.К. не упустил ничего. В прежние времена это возмутило бы меня до глубины души, а сейчас вызвало только вялую брезгливость.

Когда слоняться по дому надоедало, я садилась перед зеркалом и глядела в чужое лицо:

— Позвольте представиться. Меня зовут Рити. Рити Лл…ов… во… — в голове стучали молоточки: тук-тук-тук. — Ещё раз. Рити Ла… ло… Войль. Проклятье! Её зовут Рити Ловьи. И в паспорте у меня написано Рити Ловьи. Так разве я не Рити Лов…во… Бесы!

Верити Войль не привыкла швыряться бранными словами, но у тетери Рити Ловьи манеры попроще. Стоп. Вот в чём дело. Я терпеть не могу Рити. Мне её навязали, и в отместку я наделяю бедняжку всеми возможными пороками. А если попробовать наоборот? Не красавица, но миловидна. Кажется простодушной из-за пухлых щёк и вздёрнутых бровей? У неё доброе сердце и открытый нрав. Она выбирает свободную одежду, желая скрыть недостатки фигуры, а яркие краски и резкие контрасты — дань природной жизнерадостности.

Уже лучше.

Я должна полюбить это круглое лицо, губы бантиком и нелеп… игривые кудряшки. Перестать стесняться пёстрого гардероба. Тем более, что носить его мне всё равно некуда. А главное, я должна уяснить: Верити Войль ничуть не умнее Рити Ловьи. Будь Верити умна, Рити вообще не появилась бы на свет.