В прежние времена её отправили бы на ферму, но лет тридцать назад некондиционное потомство и женщин в возрасте стали оставлять в питомнике в качестве обслуги. Ещё один способ повысить лояльность экстров. Мать Фалько пристроили воспитательницей в интернат, младшую из сестёр — горничной, в помощь механическим уборщикам на флюидах. У старшей уже трое детей.

Кондиционные женщины-экстры — прежде всего производители. К оперативной работе их привлекают, только когда они почему-то не могут рожать или им долго не находится комплементарного партнёра. Не всегда удаётся подобрать комплемента и для мужчины, тогда ему разрешают случайные спаривания в надежде на благоприятную мутацию.

Сообщив это, Фалько без всякого перехода посоветовал мне поспать, пока есть возможность, отставил в сторону табуретку — и вот уже дверь наверху хлопнула. А я осталась гадать, зачем он рассказал мне весь этот ужас. Хотел показать, что мы принадлежим к разным мирам, и в его мире нет места любви? Или что обычная женщина интересна ему не больше, чем жеребцу кошка? Он сильный, смелый, умеет летать, проникать в запертые помещения и ещё многое. А на что способна я?

К вечеру прибыли первые экстры. Их голоса доносились через крошечные не застеклённые окошки под плоской крышей. Фалько заглянул сообщить о прилёте троих братьев, но не предложил нас познакомить, и ни один из них не зашёл внутрь, а я не делала попыток подняться наружу. Честно сказать, боялась. Землянка стала моим убежищем и узилищем — чёрная, тесная, вся из неструганого дерева, пропитанная запахом земли и сырости.

Ночь я промаялась, то засыпая, то просыпаясь, слушала тишину за окнами и пыталась понять, что ждёт меня дальше.

Утром Фалько объявил, что все братья в сборе и хотят меня видеть. Посмотрел в лицо очень пристально, со значением, будто хотел что-то сказать, и вывел под ясное небо.

Под небом ждали шестеро. В человеческом обличье, все высокие, темноволосые, смуглые, только самый молодой — светлоглазый, с русыми кудрями. Другая порода, волчья. Обступили полукругом, сверля недобрыми взглядами.

А лица… мне никак не удавалось их отчётливо рассмотреть. Черты казались невнятными, расплывались, мутнели, будто мои зрачки разучились фокусироваться. Что-то с глазами? Перебежала взглядом на осины, подступающие к землянке, — нет, всё в порядке, вижу! Каждую крапинку, каждую чечевичку на бледном, зеленоватом стволе, вижу прожилки и зубчики на листках, дрожащих от лёгкого ветра. И детали одежды братьев-оборотней, все эти пуговицы, карманы, пояса, пряжки, манжеты, складки и защипы различаю отлично, только лица — нет.

От этой неразборчивости, зыбкости кружилась голова, и я заставила себя смотреть по-другому — схватывать общий силуэт, рост, фигуру. И глаза, когда возможно. Сразу полегчало, мир перестал качаться. Когда-то лицо Фалько было для меня таким же неуловимым. Значит, это свойство оборотней-экстров — вроде маскирующего окраса у животных. Чтобы не разглядели, не запомнили, не навели на след.

Среди братьев выделялся один — выше, крупнее и, кажется, старше Фалько. Скрипучая куртка аэронавта с меховыми отворотами, облик хищника, глаза — тёмные факелы, и взгляд их был устремлён на меня.

— Где источник? — густой, рокочущий бас, под стать виду.

— Она не знает, — тотчас отозвался Фалько.

— Не тебя спрашивают, — подал голос крепыш по правую руку от "аэронавта".

— А отвечать буду я, — Фалько шагнул вперёд, заслоняя меня собой.

— Шутки вздымал шутить? — крепыш набычился.

Ростом он уступал и "аэронавту", и Фалько, но чувствовалось — силён.

— Уймись, — буркнул ему "аэронавт", и тот правда притих. — Брат ведь не станет нас обманывать, так, Скирон?

Вот я и узнала настоящее имя Фалько. Но что проку в имени, если самого Фалько я, как выяснилось, не знала совершенно.

Другой человек — другое имя. Всё правильно.

— Верити, прости, я был неучтив, — Фалько-Скирон обернулся ко мне с неожиданной светской улыбкой, — позволь представить… Эти галантные господа — мои родные братья. Нот, второй по старшинству и глава нашего маленького семейного клана, — кивок в сторону "аэронавта". — И Эвр, бывший глава, первый по старшинству, сейчас правая рука Нота.

Крепыш не шевельнулся и не издал ни звука, однако чувствовалось, что он в бешенстве.

— Ты закончил? Или собираешься перечислить всех? — Нот говорил миролюбивым тоном, но тёмный огонь в его взгляде разгорелся сильнее.

— Липс, Либ, Австер, — скороговоркой выдал Фалько, указав на трёх других темноволосых мужчин. — А это наш юный Ликаон.

Русоволосый ухмыльнулся и отвесил шутовской поклон.

Имена взяты из фирамской мифологии, сообразила я наконец. Эвр, Нот — это же ветры! И остальные, кроме Ликаона, должно быть, тоже.

— Что касается источника, — тем же беспечным тоном продолжал Фалько, — то я уже сказал: она не знает, где его искать. И никто не знает.

— Помнится, ты говорил другое, — заметил Нот. Мягко, вкрадчиво — так крадётся лев перед броском.

— Помнится, вы по-братски опоили меня, засунули в стальной ящик, запаяли щели, залили ящик бетоном, а сами собрались выкрасть ключа, выведать у неё, где источник, и убить!

Ключ — это я.

Мысль пришла и скользнула прочь. Ни обиды, ни злости не осталось, даже страха смерти в эту минуту не было. Страх вернётся, когда меня бросят на край каменного бассейна и занесут над грудью нож…

— Однако ты выбрался, — все обвинения Нот встретил спокойно. — Хотел бы я знать — как, но это ждёт. Ты пришёл к нам и предложил вырвать ключа из лап мажи. Сказал, когда её вывезут с полигона… Зачем, если она бесполезна?

— Может, ведуны ошиблись и она никакой не ключ? — спросил один из братьев, то ли Липс, то ли Либ.

— Или нам подсунули её для отвода глаз, а настоящего ключа спрятали где-то в другом месте, — выпалил другой оборотень, кажется, Австер. — И источник давно нашли!

— Жаль, если так, — заметил Ликаон. — Потому что теперь нам всё равно придётся убить вас, прекрасная дамзель. Вы видели наши лица и знаете наши имена.

Подумалось: "Как раз ваших лиц я не вижу". Хорошо, что я в оцепенении. Иначе могла не сдержаться. А Фалько нужно, чтобы я молчала. Он вёл какую-то игру. К добру или к худу, но пусть пока продолжает.

— Зачем всё это, Скирон? — с мягким отеческим упрёком спросил Нот. — Нам пришлось убить всех мажи, бывших при девушке. Знаешь, что теперь будет?

— Нас не заподозрят, — ответил Фалько. — Уверен, вы замели следы. Как всегда.

Убили всех. Из-за меня? Ужас пробрался под скорлупу оцепенения.

А что ещё они делали для Магистериума — не розы же разводили?

И как я раньше не подумала! Секретные задания. Шпионаж. Убийства. Они занимались этим всю жизнь. И Фалько — тоже.

— Один бы я её не вытащил, — объяснил он. — Нужна была ваша помощь. Скажи, вы согласились бы помочь, если бы знали правду?

— Зачем тебе понадобилось её вытаскивать? — Нот явно терял терпение. — Ты ведь даже с ней не спишь!

Откуда они знали? Не от Фалько же. Явно нет.

— И тем не менее, она — мой комплементарный партнёр.

Всё оборотни разом вздохнули, и повисла тишина. Слышались лишь лёгкий шелест листвы и песня одинокой пичужки. Фьють-фьють. Фьють-фьють.

Первым нашёлся Эвр:

— Враньё! Не может быть!

Посыпались возгласы:

— Она же человек!

— Это невозможно!

— Не просто человек, а ключ, — Фалько возражал сразу всем. — И такое бывало раньше.

— Верно, бывало, — нахмурился Нот. — Но ты уверен? Ты сознаешь цену ошибки?

Он шагнул ближе, и на миг я чётко увидела его лицо: крупное, тёмное, с кустистыми бровями и шрамом через правую щёку.

— Ты же уникум, Скирон. Твоё единение со стихией воздуха достигло всей возможной полноты. Никто из нас не смог стать ветром. Хотя, видят духи, мы старались изо всех сил! Ты должен передать этот признак по наследству. Обязан, бесы тебя дери! Ты уверен, что эта девочка родит тебе истинных ависов? Мажи не смогли подобрать для тебя комплемента среди всех наших женщин. Но это, возможно, оттого что они не знали, по какому признаку искать. Ты должен сам… Проклятье, с чего ты взял, сопляк, что это она!