— Теперь уже только завтра всё покажу. Раз ты всю жизнь продавал гвозди, то скоро начнёшь продавать лучшие, — разлил я по бокалам остатки вина.

Горячая оцинковка. Скорей всего — двойная. Иначе слой цинка будет тонковат и до уровня бронзы эти гвозди не дотянут. А так — вполне себе продукт, и что характерно, раза в три-четыре дешевле бронзовых гвоздей выйдет.

— Хм. Тысяча на взятки за скорость? Дорого. Давай-ка лучше деньги пока придержим и пустим всё обычным порядком, но сначала опыты. Завтра я тебе покажу, как всё правильно делать, а дальше сам думай. Мне главное — чтобы ты процесс понял и идею ухватил. А уж как ты её в патенте изобразишь, и под каким соусом начнёшь продавать, тут не мне тебя учить, — откровенно врал я отцу на чистом глазу.

Понятное дело, что мне бы нашлось, что сказать в любом из этапов выдвижения товара на рынок, но дело не в товаре, а в спокойствии отца.

Пожалуй, впервые в жизни он почувствовал себя примаком на чужом празднике.

Вот и пусть займётся своим делом, тем, на котором он собаку съел. Гвоздями.

Моё дело — завтра на самой большой спиртовке нагреть высокий узкий тигль с кусочками цинка, примерно градусов под пятьсот, пока цинк не расплавится, и окунуть туда несколько гвоздей. Некоторые, так и вовсе пару раз.

Я — прогрессор? И, да, и нет. Нет прогресса ради, а чисто для успокоения отца знаниями делюсь.

Батяне Ларри придётся сильно напрячься, чтобы идею в массы затащить и сделать свои оцинкованные гвозди эксклюзивным товаром у кораблестроителей.

Впрочем — это уже не мои заботы. Тут, скорей, у отца внеочередной экзамен на самостоятельность и зрелость. Вытянет — честь ему и хвала! Вся семья намного богаче станет.

В одном только Белговорте с дюжину разномастных верфей наберётся, и ещё штук пять по ближним окраинам. Не сказать, чтобы все они крупные. Тут иногда за верфь принято считать большой сарай с десятком рабочих, а то и вовсе навес, где отец с сыном собирают карбы, рыболовецкие баркасы и шлюпы для пограничной и таможенной службы — далеко не самые крупные судёнышки.

Всё, что крупней — уже удел всего лишь двух верфей Белговорта. Они могут производить корветы и фрегаты. Не много. Не больше одного судна в год.

Удивительного ничего нет. Здесь многое изготавливается вручную, даже те же брусья для шпангоутов в мелких мастерских работники выпиливают сами.

Но не Белговортом единым идея интересна, а продажами патентных лицензий. Империя Конти велика, как и перспективы рынка гвоздей, слабо подверженных коррозии.

Подняв настроение отцу, я с чистой совестью пошёл к себе в мастерскую. По сути, это одна из незанятых до сих пор кладовок цокольного этажа, примерно в двадцать квадратных метров. Здесь есть подобие вентиляции, небольшое окно и она вдалеке от жилых комнат. Можно даже ночью молотком стучать, никого не потревожив. Из мебели мне тут поставили стол, верстак, два табурета и две этажерки с широкими полками. Настольную лампу и не слишком дорогой набор инструментов, достаточный для начинающего артефактора, я купил сам.

Начать решил с чего-то безопасного, например, с сигнализации.

Учебник предлагал три разных варианта сигналок, но я выбрал ту, которая потребляла минимум энергии и могла засечь животное размером с кошку шагов с десяти-двенадцати, а человека так и вовсе шагов с двадцати-двадцати пяти. Об опасности извещал взлетающий вверх Светлячок и резкий свист.

Схема сигнализации не самая простая. Девять рун, не считая цепей питания. И корябать мне их придётся штихелем. Зато прикрою два тёмных угла на фасадной части участка и проверю, как работает «мясорубка», формирующая обойму с цепью питания.

Из пяти заготовок я запорол три. Один раз с порядком рун ошибся, а дважды штихель срывался, внося лишнюю линию. Со сборкой артефактов пришлось поторапливаться, так как подходило время ужина, но я справился.

Кстати, вполне зачётные артефакты получились. Компактные и собраны качественно. Нигде ничего не хлябает. Думаю, даже строгий лэр Фливери принял бы у меня эту работу, учись я на артефактора, и выставь её на экзамен за второй курс его факультета.

Гордый своими свершениями, я прихватил обе сигналки с собой и отправился в обеденный зал, чтобы похвастаться.

— Ларри! Что у тебя с лицом? А руки-то, руки. Ты в таком виде собирался сесть за стол? — пожарной сиреной взревела матушка.

Краткие мгновенья моего торжества были грубо нарушены. Пришлось возвращаться и отмываться.

Отмылся до скрипа, заодно смыв с себя эйфорию успеха.

Чертовски обидно…

В город нам пришлось съездить ещё раз.

Надо было забрать мой костюм охотника после ремонта и завезти деньги стряпчему.

Триста золотых были им оформлены, как заём под залог особняка. Меня стряпчий заверил, что дело будет выиграно, причём бесповоротно, так как в заявлении истицы нашлись изрядные нестыковки, поэтому судья будет даже рад вынести справедливый приговор.

В ответ я лишь хмыкнул. Триста золотых за справедливое решение… Это ли не повод для радости!

— Вот увидите, как я разгромлю это дело! Вдребезги! Никто не осмелится обжаловать приговор! — ликовал стряпчий, собирая бумаги в папку.

Завершив наши вопросы в городе, мы решили заглянуть в Академию.

Как не хорохорились исследователи, обещая мне очередной этап опытов, но лето взяло своё.

Без студентов преподаватели расслабились и у всех нашлись личные дела, чаще всего связанные с летним отдыхом их семей.

Федр умчался в дебри парка. Ему вчера вспомнились местные красноголовики и вдруг блязнулось в голову, что они уже могли дать первый урожай. Понятное дело, что отговорить его от похода на заветную поляну не смог бы даже я. Впрочем, я и не собирался этого делать. Пусть сбегает, а вдруг…

А я отправился с визитами. За серебрушку узнав у дворника, что ни Мердока, ни лэра Фливери дома нет, но ректор у себя, я решил не оттягивать довольно серьёзный разговор.

Ректор в курсе инициации, произошедшей у моей сестры, и мне не хотелось бы, чтобы ещё об одной инициации он узнал от посторонних. Как не крути, а лэр Мюнтендор самый значимый из моих возможных союзников.

На стук в калитку отозвалась служанка, которая и сбегала к ректору. Лишь после этого меня впустили в его особнячок.

Хех. Помнится, меньше года назад я позавидовал тому, как живёт ректор. Но всё познаётся в сравнение. И оно, это сравнение, сейчас никак не в пользу лэра.

— О, Ларри! С чем пожаловал? — встретил меня лэр Мюнтендор в обеденном зале, где он под бокал светлого вина просматривал целую стопку столичных газет, удобно устроившись в роскошном мягком кресле.

— У меня две новости. Одна точно хорошая, вторая так себе, из непонятного, — подошёл я чуть ближе к столу, на котором были разбросаны уже прочитанные газеты.

— Начни с хорошей, — распорядился ректор.

В ответ я из своего рюкзачка вытащил две бутылки вина из своего подвала, выставив их на свободный край стола.

— Это хорошая новость? — ткнув пальцем в бутылки, на всякий случай уточнил Мюнтендор.

— Лэр Фливери был в восторге, — дипломатично ответил я, пожимая плечами.

— А вторая?

— Может, сначала бокалы?

Бокалы вскоре нам принесли и вино в них налили.

— Нас тут точно никто не сможет подслушать? — демонстративно оглянулся я по сторонам, когда прислуга покинула зал.

Чуть нахмурив брови, ректор щёлкнул пальцами, отчего по моим волосам пролетел лёгкий ветерок, а прочитанные газеты сдуло со стола на пол.

— Теперь точно никто.

— Научите? — оглядел я купол прозрачного марева, в котором наблюдалось лёгкое движение.

— Нет. Это моё личное заклинание. Своё ты уже в состоянии сам составить, — вполне по-доброму улыбнулся лэр, — Но могу дать подсказку.