Осенью в Слободе остался лишь Роборовский. Он ходил вместе с Пржевальским на охоту, обсуждал план завершающего похода в Тибет, который теперь должен, наконец, удаться.

План был представлен в марте 1888 года в Географическом обществе в Петербурге. На его осуществление правительство выделило 80 тысяч рублей. Это было в 15 раз больше, чем 18 лет назад, на первую экспедицию.

Пржевальскому исполнилось 49 лет. Он полон сил, хотя иногда и ощущал некоторую усталость. Порой подумывал о том, чтобы завершить странническую жизнь и поселиться в Слободе, для этого и дом строил. Но такие мысли приходили к нему лишь в первое время после возвращения из очередного путешествия. Тяга в просторы Азии перевешивала «домашние» настроения. Покидая дом в Слободе, он написал на его стене красным карандашом: «5 августа 1888 года. До свидания, Слобода! Н. Пржевальский».

В Петербурге завершилась окончательная подготовка, и 18 августа поездом с Николаевского вокзала экспедиция отправилась в Москву. Сотни людей провожали её на перроне. В Москве Пржевальского догнала горькая весть о смерти няни Макарьевны, которую он любил не меньше матери. Но отложить поездку было невозможно. Нижний Новгород, потом вниз по Волге до Астрахани, там на пароходе — в Красноводск, оттуда уже протянулась Закаспийская железная дорога до Ташкента. Впервые экспедиция продвигалась так быстро к месту работы. Через 40 дней Пржевальский был уже в Верном, откуда, отобрав казаков и солдат для экспедиционного конвоя, переехал в Пишпек для закупки верблюдов.

И вот наступил роковой день — 4 октября...

Пржевальский и Роборовский отправились из Пишпека поохотиться на фазанов в долине реки Чу. День был жаркий, и Николай Михайлович несколько раз пил из реки сырую воду, не зная, что зимой среди киргизов Чуйской долины распространилась эпидемия брюшного тифа. Вернувшись в Каракол, Пржевальский поискал квартиру для экспедиции, но не найдя ничего подходящего, решил разместиться в ущелье, близ берега озера Иссык-Куль.

14 октября 1888 года экспедиция расположилась на новом месте, и начальник её написал приказ:

«Итак, начинается наше новое путешествие. Дело это будет трудное, зато и славное. Теперь мы на виду не только всей России, но даже целого света. Покажем же себя достойными такой завидной участи и сослужим для науки службу молодецкую...»

Это было последнее обращение Пржевальского к своим спутникам, его уже он не мог сам зачитать. Болезнь свалила путешественника на следующий день. Он лежал в юрте, надеясь, что всё пройдёт само собой, и не соглашался на вызов врача. Утром вышел из юрты и, увидев сидящего на склоне горы чёрного грифа, выстрелил... Убитую метким выстрелом птицу принесли больному, и он долго рассматривал её, не зная ещё, что это его последний охотничий трофей.

17 октября из Каракола приехал врач, поставивший диагноз: брюшной тиф. Больного перевезли в каракольский лазарет, во дворе которого разместилась в юртах вся экспедиция.

Прошёл ещё один день. Николаю Михайловичу становилось всё хуже. Утром 20 октября он внезапно встал во весь рост и, оглянувшись вокруг, сказал: «Ну, теперь я лягу...» Это были его последние слова. Пржевальский завещал похоронить себя на берегу Иссык-Куля, сделав простую надпись: «Путешественник Пржевальский».

Его сподвижники точно выполнили это пожелание, надпись на кресте была сделана Всеволодом Роборовским. Через шесть лет, в 1894 году, на могиле Н.М. Пржевальского на обрывистом берегу Иссык-Куля был открыт памятник великому путешественнику, который долго считался самым грандиозным монументом в России. Над голубым высокогорным озером, окружённым ослепительно-белыми хребтами Тянь-Шаня, поднялась девятиметровая скала из гранодиорита, камня, слагающего могучие хребты. На вершине скалы — гордый бронзовый орёл, распростёрший трёхметровые крылья. Он держит в клюве оливковую ветвь, символ мира. Ноги орла упираются в бронзовую карту Центральной Азии, на которой выгравированы линии тысячекилометровых маршрутов Пржевальского. В центре скалы — изображение именной медали Академии наук с профильным портретом Пржевальского.

Другой памятник (с лежащим верблюдом) был установлен в Санкт-Петербурге.

В 1889 году город Каракол был переименован в Пржевальск. Тогда это был единственный город в России, названный именем путешественника-географа.

Николай Михайлович Пржевальский стоит на первом месте среди путешественников всех времён и народов не только по результатам своих путешествий, но и по умению рассказывать о них. Вот фрагмент из полевого дневника от 29 октября 1885 года: «Пусть с именами Лобнора, Кукунора, Тибета и многими другими будут воскресать в моём воображении живые образы тех незабываемых дней, которые удалось мне провести в тех неведомых странах, среди дикой природы и диких людей на славном поприще науки...»

Исторические портреты: Афанасий Никитин, Семён Дежнев, Фердинанд Врангель... - DvaKonja.png_2

Николай Северцов

Исторические портреты: Афанасий Никитин, Семён Дежнев, Фердинанд Врангель... - N.png_0
еподалёку от города Боброва, близ Воронежа, на берегу донского притока Битюга на кладбище села Петровского на одной из могил стоит чёрный обелиск. На нём надпись: «Николай Алексеевич Северцов».

За три тысячи километров от Боброва, на окраине Средней Азии, вздымаются гигантские горные хребты, рождающие безжизненные ледники и бурные реки. На карте этой грандиозной горной страны — десятки имён русских путешественников и среди них — пик Северцова на Памиро-Алае, ледники Северцова на Памире и на Заилийском Алатау. В этих названиях увековечено имя первого исследователя этих мест. Пятнадцать видов зверей и 45 видов птиц, обитающих в Средней Азии, впервые были описаны Николаем Северцовым, и его имя стоит в видовых названиях некоторых из них.

Призвание биолога

Николай Алексеевич Северцов родился в 1827 году 24 октября в Воронеже, в семье отставного полковника, потерявшего руку в Бородинском сражении и награждённого за доблесть золотой шпагой. Родился он в дворянской семье и мог относительно свободно выбирать свой жизненный путь.

Детство Николая прошло на берегах притоков Дона — Битюга и Икорца. Неяркая, простая природа пленила его с детства, он не предполагал, что увидит самые грандиозные, величественные её творения — горы Азии. А пока бродить по лесам, болотам, лугам было любимым занятием, «Естественная история» Бюффона — любимой книгой, изучение естественных наук в университете — сокровенной мечтой...

На математическое отделение естественно-философского факультета Московского университета Северцова приняли, когда тому не было ещё и 16 лет. Студент Северцов был застенчивым юношей, с добрыми мечтательными глазами; длинные вьющиеся волосы обрамляли его лицо. Он писал стихи, эпиграммы, с мольбертом и акварельными красками часто заходил в популярный тогда среди москвичей зверинец Борнебо и Берга. Способный художник, Северцов рисовал там бенгальских тигров, хищных птиц, крокодилов... Научно-популярные очерки «Тигр», «Лось, или Сохатый», «Горные хищники», «Крокодил» стали первыми публикациями Северцова.

Его можно было встретить и за 500 вёрст от Москвы, скитающимся с ружьём за плечами по перелескам и болотам Воронежской губернии: на каникулы он регулярно выезжал в родные места.

И вот университет окончен. Николай Северцов представил к защите на степень магистра диссертацию «Периодические явления в жизни зверей, птиц и гад Воронежской губернии». Научным руководителем работы был любимец студенчества профессор зоологии К.Ф. Рулье. Общение с крупнейшим в то время русским естествоиспытателем было исключительно полезным для формирования взглядов молодого учёного.

Магистерская диссертация Северцова была замечена в научном мире. Академик А.Ф. Миддендорф, выдвигая её на соискание Демидовской премии Академии наук, отметил, что у молодого исследователя есть «своя метода» и «он открывает собой новую колею, по которой можно дойти до важных открытий». Миддендорф писал: «Путеводной нитью сочинения является внутренняя связь явлений живой жизни с климатическими отношениями страны». Зарождалась новая наука — экология, наука о взаимоотношениях живых организмов с окружающей природной средой, и Северцов был первым русским экологом.