Уйдя с курса возможной атаки, он перекатился через плечо, зажмурился до кровавых точек перед глазами, поскольку зрение могло лишь помешать и, сорвав с пояса кривой нож, резко выкинул в бок — туда, откуда, если подумать, и нападать никто не станет. Захлебывающийся звук возвестил о том, что угадал верно, но порадоваться Кир не успел.

Наверное, с пробитой артерией руками особо не помашешь. Хотя кто этих фангов разберет? Кира задело по касательной, но и этого хватило, чтобы он перелетел через половину комнаты и врезался спиной в стену. Перед глазами полыхнуло, ноги подкосились, плечи припорошило штукатуркой и еще какой-то гадостью, из-за которой он принялся чихать безостановочно. Мачете лежало у другой стены, нож по-прежнему торчал в шее фанга, который и не думал падать, а неотвратимо надвигался на Кира, заливая собственное плечо, а затем и пол ярко-алой кровью. Шел, протягивая руки, то ли намереваясь придушить, то ли оторвать голову. Красивый настолько, насколько может быть красивой акула во время атаки, с просвечивающим сквозь кожу черепом и сиреневыми светящимися глазами.

— Не убивай-те…э… Вы же обещали мне подарить его жизнь…

Почему Кир расслышал тонкое подвывание Карины, неясно. Он был захвачен моментом подступающей смерти чуть больше, чем полностью. Но он услышал, и ему стало противно до омерзения.

— Бе…э-дненький мой… молоденьки-ий мой… — Карина всхлипнула.

— Я откуплюсь сангри, которую ты любишь больше, нежели юных трепетных мальчиков, Фекла. Ведь для тебя значительно важнее быть молодой.

Фекла, значит…

В следующее мгновение голова фанга лопнула перезрелой тыквой: кто-то выстрелил в него разрывной пулей и попал!

…Мур?

Кир не сразу понял, где находится; открыл глаза, уставился в потолок с фосфоресцирующими звездами. Ремонтом его квартиры занималась Лерка, и звездное небо вместо потолка было одной из ее придумок. За окном было темно, а потому Киру ничего не оставалось как перевернуться на другой бок и снова заснуть, надеясь, что на утро он не вспомнит об этом сне.

Прошлое посещало Кира нечасто, а сны он не запоминал. Минуло от силы минут десять, и он уже вряд ли мог сказать, что именно видел. Нечто времен конфликта, ничего конкретного.

Его следующее сновидение тоже касалось прошлого. И если бы Кир лишь предположил, чьего именно, предпочел встать посреди ночи и больше не ложиться.

…Свет лился с забранной решеткой стены. Он должен был раздражать, и он раздражал, но не больше. Человеки звали трубки, его испускающие, «люминесцентными лампами» или как-то еще. Они же, поддавшись на уловку собственных суеверий, отчего-то полагали, будто любой представитель народа фангов станет стенать, плакать и кататься по полу, а затем и иссохнет на этом свету. Ах, ну да. Ведь так полагалось поступать тем, с кем их путали: вампирам.

Самому Ки-И-асу от света было ни тепло, ни холодно, хотя он не сказал бы, будто излучение изменившегося солнца ему приятно: слишком много ультрафиолета. Он вызывал частые приступы усталости. Двигаться столь же быстро и стремительно, как на Варе, на человской Земле не выходило. А хуже всего было то, что поделать с этим ничего не получалось: нельзя же вручную или руководствуясь одними лишь своими хотелками разъединить слившиеся миры, пойти против неумолимых законов мироздания, пусть они и кажутся несправедливыми?

Ки-И-ас рискнул бы, знай как; себя не пожалел бы, а сделал.

Увы.

Ночь! Лишь одна проклятая ночь, и девственные леса Вары поредели и зачахли, их заполонили уродливые стволы земных деревьев. Благородный серый запестрел грязной зеленью. То же касалось и животных, и птиц, и насекомых. А на месте фангских селений возникли огромные города, в которых дышать полной грудью не получалось: в нос постоянно норовил заползти какой-нибудь отвратный запах.

Разумные существа попросту не могут жить настолько скученно! Уровень агрессивности неминуемо зашкалит, но человеки как-то умудрялись. Уродливые поедатели животной и растительной плоти. И они же смели звать кровожадными хищниками фангов?! Мало живущие, постоянно болеющие, ценящие лишь то, что могут пощупать и потрогать, не познающие, не чувствующие, не ведающие о потоках, пронизывающих все сущее. Зато способные совершить невозможное.

Если заблокировать одно, обязательно прорвется другое — таков один из законов мироздания, в котором не может быть ничего странного. Настолько хилые существа были обречены на вымирание, но они научились создавать. Они не умели двигаться быстро, и придумали приручать животных и обучать ходить под седлом или в телеге, а после создали механизмы. Они разучились слышать друг друга на расстоянии, но выдумали устройства для связи. Пусть у Ки-И-аса постоянно болела голова из-за их излучения, восхищаться полетом человской фантазии это не мешало. И, конечно, оружие. Тем, кому наплевать на мироздание и обязанность сохранять созданное ею, ни к чему церемониться. Вот из-за этого фанги и проигрывали. А еще — из-за неумения собираться в стаи, в отличие от человеков. В прайдах фангов немного, а вольным все равно на соплеменников, они и самим себе часто безразличны.

В клетке слева заворочался узник. Ки-И-ас так и не понял, почему он здесь и зачем спал. Вернее… дело ли в том, что его избили до полусмерти, либо пробовал скопить достаточно сил. Только для чего? Не для казни же.

— Доброй ночи, вольный, — хриплым со сна голосом проговорил тот.

Ки-И-ас рассмеялся.

— Хороша ночь, ничего не скажешь! И предыдущая была не хуже. А уж нынешняя…

В нынешнюю зверье, называющее себя, человеками, намерено предать их смерти.

— Почему ты здесь? — спросил он у узника. — Ты ведь гранд и вполне мог избежать плена.

— Может, не захотел? — лицо гранда представляло собой один сплошной кровоподтек, не спасала никакая регенерация, но голос похрипел-посипел, да и зазвучал бодро с теми обертонами, какие и отличают грандов от простых фангов.

— Решил покончить с собственным существованием столь болезненным способом? — усмехнулся Ки-И-ас и тотчас нахмурился.

Перед внутренним взором встала круглая площадка, засыпанная опилками, столб, истекающее сангри тело. Существо. Даже и не понять фанг или фанга. Лицо тоже залито алым. Если любого из человеков довести до такого состояния, не выживет. А вот для соплеменника все было не столь фатально, восстановился бы. Вот только времени на это ему не оставили.

Человеки не суетились и не медлили. Им нравилось превращение живого существа в безобразный кусок мяса, но уже наловчились почти не выказывать кровожадности. Смесь удовлетворения, похоти и жажды причинять боль читалась во взглядах, улыбках, возбужденном дыхании… зверье!

Вольным наплевать на соплеменников, они одиночки, но в груди у Ки-И-аса сжималось и стонало, когда он вспоминал казнь, которой стал свидетелем. Ему было почти все равно на собственное существование, боли и смерти он не боялся, пусть не отказался бы еще пожить, но точно не желал веселить этих зверей, недостойных своих существований.

— Месть, — произнес гранд. — Знаешь, что это такое, вольный?

— Месть… — Ки-И-ас покатал на языке почти незнакомое слово. Вольным безразличны соплеменники, но вот ему самому, кажется, уже не совсем.

— Я пришел убивать. Всех мучителей. А после я вернусь в свой прайд.

И правильно. Будь у Ки-И-аса возможность, он тоже принялся истреблять человеческие отбросы. И, вполне возможно, не так болело бы в груди при воспоминаниях. Он вытеснил бы из памяти изувеченные трупы с разинутыми ртами, лишенными клыков. Он вырезал бы всех, кто когда-либо поднял руку на фанга, тех, кто занял Вару, пусть эти твари и не были виновны в слиянии. Он…

— За кого ты собираешься мстить, гранд?

Он промолчал. Ки-И-ас уже решил, что не дождется ответа, когда гранд сказал:

— За избранника сестры.

— Вот как? Разве он не был сродни тебе?

— Был… — голос гранда снова осип, но тотчас восстановился. — Но какая разница гранд ты или простой вольный, если до того тебя оглушат взрывом, а после нашпигуют серебром.