— Не хочу. Меня и так гоняют, — расстроенно проговорил Ки-И-ас. — Я не против, мне несложно, но при этом…

— Хочется, чтобы доверяли, ценили, говорили спасибо, — продолжил за него Кир. — Что? В моих устах не так здорово звучит, как у тебя в голове?

— Откровенно гаденько, — сообщил Ки-И-ас.

— А раз так, то пойдем, — поддавшись моменту, предложил Кир.

— Куда? Я принес информацию об отступившей…

— У меня как-то привычнее, чем здесь, — ответил Кир. — Я, Кирилл Агарев, человек… Пошли-пошли.

Ее звали Арлин. Вольная. И договоро-, и законопослушная до определенного момента. Выяснить какого именно, увы, не удалось. И в этот раз отнюдь не из-за такта, проевшего мозги сотрудникам фангского правопорядка. Им после того случая с кафе-борделем, полным шантажистов, отравителей и грабителей, по макушкам настучали с гарантией: дошло, что манерности и нежеланию сделать кому-либо неудобно нет места там, где случаются преступления. Просто у Арлин не было друзей — в принципе, как и у большинства вольных — и не нашли у кого о ней расспросить.

— А у кого появляются, очень скоро именно вольными быть перестают, — сказал Ки-И-ас.

Абсолютное одиночество для вольных не только считалось нормой, они гордились таким образом жизни, полагали полной свободой от любых зависимостей. При этом правила Арх-Ри они соблюдали, даже если были в корне с ними не согласны. Парадокс? Фанги его не видели.

По мнению Кира, это уже было существование в худшем понимании этого слова, никак не жизнь. Но его никто не спрашивал. И да, он тоже жил один и не стремился создавать семью или обзаводиться потомством, но у него была Лерка, сослуживцы, еще с десяток людей, жизнь которых его волновала, не упоминая о работе, на которой он не тупо обеспечивал букву закона, а поддерживал его дух и пытался решать по справедливости, а значит, многое пропускал через себя.

— Жить в одиночестве, ничем и никем не интересуясь, практически бездумно. Я удавился бы с тоски, — сказал он.

— Пожалуй, я бы тоже, — согласился Ки-И-ас, добавив: — Теперь.

Постоянного донора у Арлин не водилось. Она вообще предпочитала кровь искусственную и охлажденную.

— Нетрадиционных вкусов дамочка, — заметил Кир, узнав об этом, на что Ки-И-ас лишь головой покачал и посмотрел на потолок.

Для понимания всего его скептицизма не требовалось уметь читать мысли, и без того все отразилось на лице.

— Ну, потряси меня до глубины души своими вкусовыми извращениями! — подначил Кир. — Давай!

Улыбка Ки-И-аса стала шире. Выдержав продолжительную паузу, он ответил:

— Гаспачо. Разумеется, сильно разбавленный, и как непременный атрибут немного арбузного сока. В него. Перемешать…

— Неужели действительно вкусно?

— Можно забыть себя самого. Рекомендую.

Пожалуй, стоило попробовать, однако обеденный перерыв обещал наступить нескоро, а если выяснять подробнее — а это требовалось сделать! — то и отложиться до ужина.

Жила Арлин возле парка Сокольники, на улице Короленко в доме номер четыре: самом обычном. Промеж людей. И это казалось основной и самой серьезной проблемой.

Поначалу.

Потому что Кир, приготовившись к худшему, поднял сводки за последний месяц, напряг Вадима, потребовал у Ки-И-аса связаться со своими. Но так и не нашел смертей с подозрением на фангский след или просто пропажи людей в том районе — а он выбрал квадрат между станциями метро Алексеевская, ВДНХ, Сокольники и Преображенская площадь. Туда и скорая-то выезжала всего дважды: мужик подавился рыбной костью и забирала беременную в роддом.

— Значит, не гадила в своем районе, — предположил Кир. — Такое возможно?

— Для отступившей? Шутишь?

— Ну да, ну да… И о чем это говорит?.. — спрашивал Кир себя, потому и ответил сам же, фанг лишь плечом повел. — О том, что съехала крышей она непосредственно в той убогой деревеньке. Под каким-нибудь ярким, в плохом понимании данного слова, впечатлением. Что способно свести с ума вольную?

— Уход от договора, — без запинки ответил Ки-И-ас.

— Еще?

Он развел руками.

— Привязанностей у них нет, чем можно зацепить вольных еще? Само зрелище трупа?

— Не думаю.

— А еще какой-нибудь закон вроде договора?

На этот раз Ки-И-ас думал дольше, перебирая в голове правила, сопоставляя так и эдак, наконец, покачал головой и сказал:

— Раньше, на Варе, все запреты касались неуместного чревоугодия: поедания собственных и чужих детей, печени и сердца сраженного поединщика…

— Это как? Вы ведь не можете есть твердую пищу.

— А кто мешает слить все соки, а из оставшегося сварить бульон?

Вслед за вопросом-ответом Кира посетило несколько ярких образов, после которых он обрадовался отсутствию обеда и очень легкому, почти не состоявшемуся завтраку, который был давно переварен, а потому обратно не попросился.

— Ты поосторожнее. Стошнит.

— Извини, — смутился Ки-И-ас, видимо не задававшийся целью настолько посвящать человека в кодекс тяжких преступлений своей расы. — Я… Как-то случайно вышло.

— Я полагал, дети для вас — святое.

— Осознанные, — поправил Ки-И-ас. — Да! Они сокровища расы: у гранов, грандов, Ри-Архов и Арх-Ри. Особенно у последнего. Вот только вольные ведь отнюдь не бесплодны и пусть фанга никогда не забеременеет, если не пожелает, интереса попробовать нечто новенькое никто не отменял. Вольные в принципе очень многим интересуются, им нравится сам процесс обучения или постижения. И вот его стоит ограничивать. Особенно жестко, вплоть до угрозы смерти. Или осуждаешь?

— Я «за», причем обеими руками. У людей ведь тоже экспериментаторы случались, каких стоило бы обезвредить сразу и навсегда. Ученые, чтоб их. Все интересовались, что получится, если, к примеру, скрестить женщину и обезьяну, сбросить бомбу на мирный город, ввести кому-нибудь созданный в лабораторных условиях вирус, а лучше выпустить на территории чужого государства и само же это государство обвинить в его возникновении…

— Меня тоже сейчас вырвет, — предупредил Ки-И-ас.

— А ваши вольные — те еще твари, если интересуются таким.

— Не все. Я вот ничем подобным точно не интересовался, хотя мне и было наплевать, если бы кто-нибудь кого-нибудь сожрал. И родила меня именно вольная, даже позволила жить вместе с ней, пока не достиг возраста Ижи и Ириза.

— Кстати, а с ними как? Вы все проходите через бытность вольными?

— Мы же не насекомые, Ки-И-рилл! Не рождаемся гусеницами, чтобы со временем превратиться в бабочек. Все всегда индивидуально. Но вот именно у нас, состоящих в прайде, почти всегда рождаются близнецы, а значит, неодинокие изначально. И Ижи, и Ириз не избрали бы путь вольных, даже если бы кто-то из них не выжил.

— И не изберут?

— Ты согласился бы лишиться руки?

— В случае гангрены.

— А просто так? Вот то-то и оно.

Ки-И-ас то ли не учитывал эмоциональных страданий, то ли просто не захотел говорить о них. А по мнению Кира, они могут быть той еще гангреной. Не спаси он Ижи, погибни она в той клинике, неужто не сбежал бы ее брат-близнец хоть в вольные, хоть еще дальше? Ириз при первом знакомстве показался вызывающе агрессивным. Но то с Киром, рядом с сестрой он изменился разительно.

— Не иначе, — ответил на невысказанный вопрос Ки-И-ас. — Ты прав: гибель Ижи очень сильно ударила бы по прайду. Не только по Иризу, но и по Эльдин, Арду, даже мне. Мой гранд едва не погиб, мстя за казнь друга: отца Ижи и Ириза. Не представляю, что стало бы с ним, не сохрани он племянницу.

— Значит, кто-то хотел нанести удар именно по вам.

— Так и есть, — не стал юлить Ки-И-ас, — именно потому мой гранд и пришел к тебе, стал твоим напарником, безоговорочно согласился участвовать в придуманном вашим Дракулой эксперименте.

— И теперь отсутствует на рабочем месте, — Кир демонстративно посмотрел на часы.

— В том есть необходимость, Ки-И-рилл. И потом, у тебя есть я.