— Вот потому вводить тебя в курс дела не спешили, — проронил Ард. — Не только ради дела, для нашего общего… комфорта.

— Да уж, спасибо, — прошипел Кир. — Комфорт просто выше всяческих похвал.

— Тем более, никто тебе не врал, — настаивал Ард, — и эксперимент имел место быть, и я, работая с тобой, учился пониманию людей, а значит, и стрелка. Все то время, пока ты выздоравливал, мы вели переговоры с Виктором Викентьевичем. Очень тщательно скрываемые, Ки-И-рилл. Наверняка, со стороны, решение об эксперименте казалось принятым спонтанно, но это не так. Одну лишь мою кандидатуру обсуждали две недели и окончательно утвердили только после пропажи Ижи.

— Почему, кстати?

— Ижи похитили, когда сестра уехала из города, — нехотя проронил Ард. — Эльдин занималась организацией убежища для Ито: на всех, в том числе и эмпатическом уровнях. Стрелок очень хотел бы добраться до него.

— Это-то понятно, — покивал Кир. — Как и то, что она не в курсе этого происшествия.

Ард побледнел.

— Я действительно скрыл от нее и обратился к людям.

— К Диману, если быть точным: к моему напарнику.

— Клянусь, ты здесь не при чем, — заверил Ард. — Не только Диман оказывал нам услуги. И не он один разыскивал Ижи. Увидеть там тебя стало для меня полнейшей неожиданностью.

— Допустим. А потом стрелок убил Димана из мести.

— Скорее потому, что расстроил его планы, — сказал Ард. — Мы, фанги, ненавидим, когда что-то идет иначе, нежели задумано.

— А прочие жертвы?

Ард покачал головой:

— Не знаю.

— Почему он потрошит только людей?

Ард развел руками.

— Ладно… — протянул Кир. — Поймаем мерзость, тогда и поймем.

И встретился с удивленным, чуть ли не восхищенным взглядом.

— Мы живем в мире разных возможностей. У каждого из нас есть свой потолок, выше которого не прыгнуть. Однако именно у людей, чей потолок ниже, чем у остальных, наличествует невероятная уверенность в себе, — сказал Ард.

— Именно потому, что умеем прошибать потолки. Несмотря на короткий жизненный цикл, неумение сожительствовать с разными вирусами и всей остальной заразой, полным отсутствием эмпатии и прочим. А вот вы, все такие непобедимые эльфы, пасуете там, где нужно собираться и штурмовать стену, даже если прошибать ее придется собственным лбом.

— Наверное, — не стал спорить Ард. — Надеюсь, Ки-И-рилл, мы обезвредим стрелка раньше, нежели он нас. Впрочем, это лирика. Благодаря тебе… всем тем делам — с борделем, брошюрами, проповедниками… — я сумел выйти на след стайров, похитивших тогда Ижи.

— И когда мы пойдем их ловить? — спросил Кир и не удержался от улыбки, вновь разглядев на лице фанга изумление, восхищение, благодарность, неверие.

— В новолуние. И если после моего рассказа ты не намерен послать всех фангов куда подальше…

Кир посмотрел на потолок.

— Понятия не имею, когда это твое новолуние наступит, — признался он, — однако если тебе нужен наблюдатель-человек, я поучаствую.

— Ты прекрасно знаешь, что необходим.

* * *

— Что ж, ты, Кирочка, не весел? Что ж головушку повесил?

Они сидели в ресторане: одном из самых дорогих в городе, что, впрочем, не означало наличия вкуса у его владельца. Высокие потолки с лепниной и позолоченными узорами, арочные окна, закрытые тяжелыми бархатными занавесками темно красного цвета. Белые стены, колонны, фонтан в центре зала. Здесь все кричало о богатстве, шике, роскошестве. Одни хрустальные люстры, если бы сверзились на пол, погребли под собой немало народу. Впрочем, посетителей было немного. Все сплошь в вечерних туалетах, один он пришел в джинсах и водолазке. Выделялся разительно, но никто не смел на него коситься или делать замечания. А жаль! Нашелся бы повод уйти. Собственно, Кир понятия не имел, как здесь оказался и зачем. Хотя… вряд ли подобные вопросы уместны во сне.

Почему во сне?

Стоило лишь хорошенько подумать, а еще посмотреть на ближайших сотрапезников, сидящих за соседними столиками, и это стало очевидно. Все посетители ресторана были мертвы. Кого-то отправил на тот свет сам Кир, смерть других видел мельком. Вон тот грузный старик, к примеру, некогда счел себя королем всея Ясенево. Устроил себе хоромы в вестибюле метро и царствовал, дорвавшись до утех, за которые в мирные годы его посадили, а то и сделали с ним чего похуже. Работал некогда завскладом какого-то супермаркета вроде «Пятерочки», грузчики стали его холуями-охранниками. Беспризорники сами к нему в гарем шли, а тех, кто не хотел, но вызвал желание этого борова, просто похищали. Кир ни минуты не жалел, что пристрелил мразь: ни несколько лет назад, ни сейчас. Жирный боров стал первым застреленным им человеком.

Василь Дмитрич послал его на то задание не только потому, что Кир являлся самым молодым в отряде и легко сошел за подростка. Если пришел воевать с кем-либо, то и убивать придется, но убить впервые в жизни очень сложно. На рефлексии и возможные психологические травмы Кира в разгар конфликта времени не нашлось бы, значит, его первый убитый должен был быть конченой мразью, которую не только не жаль, а нужно убить для улучшения мира вообще. Тогда не только чувства вины за поступок не появилось бы, Кир начал бы гордиться совершенным. И он действительно испытал удовлетворение, когда боров издох.

Кто может быть хуже педофила? Разве только маньяк какой, но против такого зверя неумех не посылают: могут не справиться.

Напротив педофила жрала, как не в себя, худющая девка: сожительница главаря звенигородской группировки, промышлявшей человечиной. Кир глядя на нее ощутил рвотные позывы и поспешил отвернуться. Вот только проснутся в блевотине ему не хватало. Пусть постельное белье стирает машинка, неприятно все равно.

— А ты не боишься не проснуться?

— Не дождешься.

Слушать сидящую напротив Ларису-Феклу он не желал, но не вставал и не уходил. Попросту не мог: ноги не держали.

Помнится, однажды их приютил на своей даче Георгий Горгадзе — давний друг и сокурсник Бобра. С отрядом он не ушел, ведь если все станут воевать, то некому будет растить хлеб и скот. Кир тогда услышал в его словах трусость, но то и понятно: слишком молодым и глупым был. Сейчас он ценил рабочий люд, поднимающий страну из руин, гораздо сильнее и политиканов, которых развелось, как собак, стоило лишь худо-бедно выползти из кризиса, и силовиков, к которым принадлежал сам. Кир умел лишь убивать, защищать, спасать. Но это ведь не столь важно в сравнении с умением вроде незаметно, шажок за шажком, но делать легче жизнь других.

Понятно, что всегда отыщутся те, кто захочет отобрать чужую жизнь или богатства, но вдруг они внезапно исчезнут? Чем тогда заниматься, Кир понятия не имел, а вот Горгадзе пошел бы ухаживать за виноградником. Как именно он сумел вырастить виноград в условиях более чем рискованного земледелия Подмосковья — неизвестно. Но вино у него точно получалось, каким надо: пилось легко, в голову не ударяло, а ноги не шли.

— Может, потому что вину свою ощущаешь?!

— Даже не рассчитывай на это, — посоветовал Кир.

У его несостоявшейся любви голос совсем не изменился. К несоизмеримо огромному облегчению Кира, который истерично-писклявых нот сейчас, скорее всего, не вынес бы. Да и внешность тоже не подкачала, однако в отличие от времен его прошедшей молодости, не вызывала не только вожделения, но даже симпатии. В отличие от юного и влюбленного себя Кир нынешний видел напротив ярко накрашенную пожилую бабенку, за какие-то заслуги получившую порцию сангри и потому выглядевшую ожившим манекеном или постоянной клиенткой пластического хирурга. Удивительно, как раньше он не замечал этого?..

Почему-то было важно, что Лариса-Фекла ничуть не изменилась, хотя Кир поначалу никак не мог сообразить почему.

— Ты отверг меня только потому, что узнал насколько я старше.

— Я понимаю, тебе приятно было бы так думать: будто не в тебе дело, а в юнце с зашоренными мозгами. Но и здесь ты абсолютно мимо, — сказал Кир.