Животный вопль вампира, наверное, услышали даже в городе! Любой другой на его месте скончался бы от болевого шока, не помогла бы даже вампирская регенерация. Но палачи императора великолепно знали свое дело, и среди них немало было тех, кто практиковал целительство. Причем, часть из них держала разум жертвы, не давая ей сойти с ума, а другие заживляли раны, продляя мучения. Вот теперь обмороки на скамьях были не притворные. Но евнухи, получившие приказ от самого императора, продолжали приводить остальных наложников в чувства и вновь заставляли смотреть вниз.
На протяжении целого часа жуткие в своем профессионализме палачи занимались вампиром, то исцеляя, то вновь пытая. Вонь от сгоревшего тела и испражнений стоял над ареной. Многих зрителей на скамьях рвало, кто-то валялся в откровенной отключке — не помогали даже действия евнухов. Сам Абиан уже давно сорвал голос и только хрипел, беспомощно обвисая в цепях. А равнодушные ко всему, кроме работы, палачи продолжали разделывать его как кусок мяса.
Под конец один из них вытащил из-за пояса острый нож.
Обойдя изнуренную жертву, он встал к ней лицом и как-то слишком уж по доброму провел ладонью от шеи вампира до самого его паха. Прихватив обмякший, поджавшийся член вампира, палач одним движением отсек его, тут же магически затворив рану, чтобы кастрируемый не истек раньше времени кровью. Находящийся в полном сознании Абиан заорал так, что с крыши дворца снялась перепуганная стая галок и закружилась над площадкой. А на скамьях в унисон ему запричитали от страха. Никто не ожидал, что измученный часовой пыткой вампир еще способен издавать столь громкие звуки. Перепуганные наложники и наложницы рыдали, умоляя императора отпустить их прочь или быстрее закончить казнь, но Натаниэль продолжал сидеть каменным истуканом, не обращая внимания на мольбы. Под стать ему была и Магасра, с огромным удовлетворением взирая на мучения убийцы своего не рожденного внука. А вот Эльдана уже давно полулежала в своем кресле, не в силах смотреть на то, что происходило внизу. И только ей одной было позволено это. Но от криков бывшего фаворита и отвратительного запаха даже она была не избавлена.
Бросив окровавленный кусок плоти под ноги, палач прихватил в ладонь отвисшие яички вампира и, как-то ловко провернув кисть, вырвал с корнем последнюю гордость наложника. В этот раз Абиан взвыл совершенно по животному, бессознательно обвисая в путах. Но и сейчас ему не дали уйти в беспамятство, равнодушно заживив рану. Теперь пах вампира был абсолютно гладким, чем-то напоминая женский, только без привычной расщелины.
Подбежавшие охранники шустро отвязали вампира и по жесту палача дотащили его восстановленное тело до специального станка, на котором и разложили бывшего фаворита, попросту прибив ладони к широким брусьям. Ноги же Абиана широко развели в стороны и, согнув в коленях, зафиксировав кандалами.
После чего все палачи вместе с охранниками покинули площадку, и на нее была выпущена пара иркинов. Высокие, неприятно гибкие твари на полусогнутых ногах осторожно вышли на арену, принюхиваясь. Запах страха и крови будоражил их. И, высекая при ходьбе из камня искры когтистыми лапами, достающими до земли, две совершенно жутенькие фигуры целеустремленно порысили в сторону онемевшего от открывшейся перспективы вампира. Длинные хвосты тварей, усыпанные острейшими ядовитыми шипами, были задраны вверх, а ядовитые жала свернуты вовнутрь, чтобы не отравить добычу. Всем в амфитеатре прекрасно были видны похожие на толстые и длинные дубины восставшие детородные органы тварей.
Вот тут то большая часть наложников с воплями ужаса ломанулась к выходам, Эльдана совсем закатила глаза, даже Магасра посерела — слишком отвратительное зрелище представляли эти две гротескные фигуры внизу. Но по жесту молчаливого императора евнухи вновь загнали рыдающих наложников на места. Исключение было сделано лишь для императрицы, которую Натаниэль приказал унести в ее покои. Магасра тут же последовала за невесткой. Сам император остался на месте, впервые в жизни решив досмотреть действие до конца. Ненависть, страх за Рауля, безграничная ярость на того, кто посмел покуситься на ЕГО мужа, раздирали Натаниэля. Ноздри повелителя предвкушающе трепетали, с упоением вдыхая восхитительный запах долгожданной мести. И Натаниэль ни за что не желал отказываться от предстоящего зрелища. Как и обращать внимание на истерики своих наложников — впредь будет наука даже не думать о его Рауле!
Абиан внизу отчаянно бился, чуть ли не с мясом выдирая прибитые руки, не обращая внимание на боль, только бы оказаться подальше от того ужаса, что спешил к нему на мощных чешуйчатых лапах. Даже пережитые только что пытки показались незначительными по сравнению с тем, что ему только предстояло!
Но вырваться не получилось.
Первый же, подоспевший к нему самец довольно взрыкнул и тут же опустился на тонкое, распяленное для него тело вампира. Вопль разрываемого изнутри вампира бил по нервам уже полностью невменяемых зрителей на трибунах. Мощный член довольного хищника входил и выходил из тела бывшего фаворита, пока второй иркин неудовлетворенно кружил вокруг, время от времени взрыкивая от нетерпения. Натаниэль видел, как толстый орган хищника то пропадает в окровавленном теле вампира, то вновь выходит, весь в потеках крови, а белый живот бывшего наложника вздымается бугром с каждым мощным проникновением. Когтистые лапы иркина обхватили белоснежные бедра фаворита, выворачивая их и еще больше дергая в свою сторону, чтобы войти до предела. Рванув на себя Абиана и, оторвав от перекладины его руки, иркин выпрямился, выворачивая суставы на ногах все еще живого и даже вопящего от боли вампира, и низким рыком разрешил присоединиться второму самцу.
То, что затем началось на площадке, навсегда осталось в памяти видевших это. И еще долгие годы практически все зрители не раз просыпались от кошмаров, вновь и вновь переживая все ужасы казни! И если ранее многие из них были недовольны соперником в лице пленного короля вампиров, то после — навсегда зареклись строить козни против любимого супруга императора! Даже Эльдана, прорыдав от страха весь день, умоляла ошалевшего отца прекратить покушения на Рауля, мотивируя это тем, что иначе они оба просто не доживут до того дня, когда можно будет решить этот вопрос намного более простым и безболезненным способом.
…Рауль медленно выбирался из сна, осторожно, одно за другим, проверяя свои ощущения. С момента своего попадания в плен, он многое узнал о боли: как о физической, так и душевной. Он помнил боль, когда его насиловали в первый раз, помнил, как истекал кровью, когда входили в него грубо и без всякой подготовки. Но больнее всего было не от повреждений тела. Они быстро заживали, даже шрамов не оставалось. Больнее всего было от ран на душе. Вот они-то имели особенность болеть постоянно, не прекращая ни на миг. Болеть, кровить, изматывая до полной потери сил.
Вампир прекрасно помнил все, что с ним произошло. Кажется, приходить в себя после очередного потрясения на роскошных подушках, вошло у него в дурную привычку. Который это уже раз? Третий… нет, четвертый. Первый был, когда он очнулся в плену после смерти матери. Второй — когда пришел в себя в объятиях императора после порки. Третий — самый жуткий — когда его жестоко порвал Натаниэль из-за материнского медальона. Четвертый — когда император связал их двоих узами истинного супружества. Значит — это уже пятый.
Рауль осторожно приоткрыл глаза, боясь пошевелиться. У вампира не оставалось сомнений в том, что его ребенок мертв. Слишком пусто и холодно было внутри. Да и не удивительно — юноша сам не мог понять, как выжил, упав с такой высоты.
Узрев привычный вишневый балдахин над головой, Рауль уверился, что находится в собственной спальне. На удивление ничего не болело. А тишина вокруг физически давила, чуть ли не до звона в ушах. И потому легкий скрип двери, и невесомые шаги воспринялись им как благо.
Чуть скосив глаза, вампир увидел приближающегося к ложу Рейсквина. Главный целитель присел рядом с ним, профессионально беря исхудавшую руку юноши в плен жестких, приятно прохладных пальцев.
