Перепуганный вусмерть наемник отполз к своим вскочившим на ноги соратникам. И неизвестно, чем бы закончилось дело, если бы перед столом с полным подносом еды не материализовалась вампирша-трактирщица. Женщина всем мягко и примиряюще улыбалась полными губами.

- Не стоит ссориться, — произнесла она певуче, сгружая перед наемниками дымящиеся миски с жареным мясом и горячими лепешками. Прибежавшая вдогонку служанка выставила сразу два огромных кувшина с вином. Другая в это время ставила перед вампиром его заказ.

Принюхавшись, Герайн принялся за еду. Пахло одуряющее вкусно. На другом конце стола одобрительно ворчали наемники, уже забывшие о ссоре. Рядом недовольно хмурился Риа, негромко выговаривая своему вампиру за вспыльчивость.

- Знаю, любимый, знаю, — виновато покосился на генерала Герайн. — Прости, я буду сдержанней. Да, конечно… Мне надо быть в столице, чтобы соединиться, наконец, с тобой… Прости, я буду осмотрительней… Да… я тоже люблю тебя…

Риа улыбнулся совершенно солнечной, теплой улыбкой.

Раздавшийся неподалеку дребезжащий звук невольно привлек внимание всех в дворике: проспавшийся после длительного загула проезжий менестрель в благодарность за опохмелку настраивал древний виалон. Герайн поморщился и собрался было встать — выслушивать козлиное блеяние этого пьянчужки он не собирался. Но старик в потрепанном, некогда богатом камзоле вдруг запел глубоким сильным голосом, да так, что вампир невольно опустился обратно на скамью.

Быть слабым, даже падать в обморок, и рисковать,

Быть в ярости, суровым, после нежным,

Открытым быть и все в себе скрывать,

Воодушевленным и губительным, небрежным,

Полуживым и к жизни воскресать,

Предателем и трусом, также мужественным, верным,

Забыть о благах всех, о том, что надо отдыхать,

Не находить себе под солнцем места,

Быть радостным и грустным, и смирения искать,

Высокомерным быть, сердитым, храбрым,

Довольным и себя обиженным считать,

Ревнивцем быть, и ветреным, непостоянным,

Открытой встречи с разочарованьем избегать,

Пить мягкого ликера яды,

Любить что вредно, свою пользу забывать,

Поставить все на карту, не искать награды,

Всю жизнь и душу разочарованью отдавать,

И думать, небеса послали испытанья ада.

Кому представилось все это испытать,

Тот знает, это все любовь, то горькая услада.

…Никто в маленькой, придорожной харчевне, увлеченной бесплатным выступлением певца, не заметил, как в тени навеса беззвучно плакал красивый юноша, целуя смуглые пальцы своего погибшего и невидимого для других возлюбленного…

Спальня в Малом дворце была выдержана в золотисто-янтарных тонах. Обширное помещение полнилось теплом и уютом, и было обставлено самым минимумом мебели, что позволяло привлекать взгляд к драгоценным витражным окнам во всю стену, изысканной резьбе на потолке и колоннах, и к золотистым драпировкам из паутинного шелка, создающим эффект туманной дымки. Эта комната создавалась для возлюбленного супруга Первого императора. У самого Натаниэля была собственная спальня по соседству. Но с самого начала так сложилось, что супруги спали вместе, не расставаясь ни на минуту.

Вот и этим ранним утром середины лета Первый император возлежал на широкой постели, занимавшей центр комнаты. Натаниэль устроился на боку и, подперев голову рукой, умиленно разглядывал спящего мужа. В последнее время это становилось одним из самых любимых времяпрепровождений повелителя дроу.

Тонкое одеяло из паутинного шелка небрежно сползло ниже пояса, открывая смуглое, великолепно сложенное тело прирожденного воина. Спутанные после сна волосы, небрежно отброшенные за спину, темной волной стекали на смятую ночными играми постель. Рука мужчины лениво двигалась под тканью, лаская собственный член.

Натаниэль до сих пор находился в дурмане сбывшихся мечтаний.

Его Рауль был здесь, с ним! Теперь уже навсегда.

Остались позади два достаточно тяжелых месяца, пока они оба пытались притереться друг к другу. Нет, Натаниэль готов был на все ради любимого мужа. Но император, готовый баловать и выполнять любые капризы вампира, как-то не сразу привык относиться к нему как к политику и собственному соправителю. Нет, он прекрасно знал, что его Рауль король по праву рождения и воспитания. И хороший король, твердой рукой правивший собственным государством. Но их прежнее, не слишком то удачное знакомство, наложило свой отпечаток на восприятие Первого императора. И теперь он учился видеть в муже не столько любовника, сколько полноправного партнера. А Рауль привыкал к Натаниэлю любящему и умеющему к нему прислушиваться…

Впрочем, как надеялся дроу, все эти трудности были временным явлением. Главное, что их брачная татуировка наконец-то образовала единый узор, показывая, что брак принят на интуитивном уровне.

Оторвавшись от созерцания расслабленного во сне лица мужа, Натаниэль осторожно, самыми кончиками пальцев потянул с его груди одеяло, обнажая жемчужно мерцающий в полумраке балдахина торс вампира и его теперь уже вновь впалый живот без единого шрама. Только узенькая дорожка серебристого пушка стыдливо убегала от впадинки пупка под край одеяла.

Предвкушающе улыбнувшись, Натаниэль еще сильнее потянул за одеяло, одновременно активируя очищающие амулеты, встроенные в их кровать ради таких вот пробуждений. Тонкая ткань тут же предательски обрисовала внушительный бугор в паху заворочавшегося от прохлады вампира — утренний стояк был проблемой не только Первого императора.

Пока время позволяло — можно было заняться кое-чем приятным. Тем более, что их ребенок спокойно спал в соседних покоях. На редкость спокойный оказался малыш. И очень прожорливый. Причем, являясь дроу всего на четвертинку, он как и всякий мелкий вампиренок требовал не только молоко, но и кровь. И недостатка в добровольных донорах у крошечного принца не было. Но и Рауль, и сам Натаниэль предпочитали поить сына своей кровью, укрепляя тем самым родственные связи между собой. Чему Натаниэль был несказанно рад — он и так всеми силами пытался как можно крепче привязать к себе вампира, больше всего на свете боясь, что тот так и не сможет его полюбить. Да и сына Первый император готов был таскать на руках хоть целый день, безумно гордясь ребенком от возлюбленного мужа. И наплевав на этикет, вместе с Раулем не раз вставал ночью, чтобы покормить Свианнэлла, благо тот находился поблизости. Конечно, когда мальчик подрастет, у него будут собственные покои во дворце — незачем ему раньше времени знать, чем занимаются его родители за закрытыми дверями спальни. И вот тогда, как надеялся император, можно будет подумать о следующем ребенке: не дело, когда наследник только один.

…Не выдержав, Натаниэль припал губами к животу любимого мужа. Ох, и тяжело же Раулю дались последние недели беременности! Но еще тяжелее перенес их сам Натаниэль, сходя с ума от беспокойства за двух самых дорогих ему существ. Можно сказать, что донашивали сына они с вампиром вместе. А уж когда подошел срок рожать!..

Натаниэля передернуло при воспоминании о том, как ему было плохо, когда целители сообщили, что пришло время родов! Он волновался за перепуганного начавшими схватками Рауля, за ребенка, за… За все волновался!

Дошло до того, что Ханастас и прибывший из эльфийской провинции Аркаэль силком усадили повелителя в кресло. И не давали встать, дабы сбежал в соседний покой на помощь своему Раулю!

Проштудировавший всю доступную и недоступную литературу, Натаниэль знал, что хотя мужская беременность и протекает дольше и тяжелее, чем женская — роды у мужчин проходят намного легче и без таких осложнений, как у противоположного пола, так как полностью магические. Единственным сложным моментом является отделение ауры ребенка от ауры отца. Но помощь лучших магов империи должна была свести на нет любые неожиданности.

И все равно Натаниэль волновался…

До тех самых пор, пока ему не позволили войти в покой роженика…