— Ну, захотелось пельменей, с кем не бывает? Можно и новых наварить. Не в блокаду же живем, в конце концов. А я-то на вас сорвалась — это щека все болит уже третий день. Ой, а кого это вы с собой привели? — снова начали появляться привычные ворчливые нотки в голосе дамы. Но Гаузена этот вопрос в тупик не поставил:

— А я дальний родственник Ленона. В смысле, дальний, потому что живу далеко. А так мы с ним очень близки… по духу! Ближе ему только вы. Он сам так сказал. Да-да, дружище, не отпирайся!

При этих словах к Антонине Казимировне стало возвращаться былое благодушие, и Гаузен решил усугубить положительное впечатление благородным жестом:

— А это вам! — вручил Гаузен Антонине Казимировне свежий букет цветов, бутоны которых, подобно змеиным головам, слегка свисали вниз.

— Если бы только все родственники были такими, — вздохнула хозяйка квартиры и уже собралась понюхать подарок, но тут из одного из бутонов вылезла сонная пчела и ужалила ничего не подозревающую домохозяйку прямо в щеку.

— А-а-а! — неистово завопила Антонина Казимировна, но неожиданно успокоилась и удивленно приложила руку к больному месту.

— Щека перестала болеть, — все еще не веря привалившему счастью вымолвила Антонина Казимировна.

— Я надеялся, что вам поможет, — не растерялся Гаузен, хотя, конечно, понятия не имел, что подобное может произойти.

— Апитерапия, — скороговоркой выдал Ленон, торопясь произнести, пока не позабыл, термин, который ему только что вспомнился. Он означал пчелолечение.

— Будь здоров, Ленон, — ответил Гаузен, не разобрав мудреного слова.

— Чего же вы тут стоите? Я вам на стол накрою, — великодушно предложила хозяйка квартиры, и Ленон с Гаузеном отправились на кухню пить чай.

Антонина Казимировна вскоре покинула мужскую компанию, взяв уговор не шуметь. Не зная, к кому еще обратиться, Ленон, у которого все еще было тяжело на душе, стал рассказывать Гаузену события последних дней своей жизни. Велит слушал все это не очень внимательно, так как его больше волновали собственные проблемы и пути их решения. Доев, юноша облизал ложку и поднес ее к своему лицу выпуклой стороной. Любуясь на себя, он заметил, что из-за искривления формы столового прибора верхушка его головы заметно вытянулась.

— Ну ты, яйцеголовый, — шутя погрозил Гаузен собственному отражению и подумал, что такие начищенные ложки есть только у Леканта на столе, но случая прихватить хотя бы одну блестящую безделушку ему так и не представилось.

Решив не злоупотреблять гостеприимством, Гаузен положил ложку на место и переключил свое внимание на другой предмет, оказавшийся на кухонном столе. В банке, на которой остановился взгляд юноши, была какая-то подозрительная склизкая масса темно-розового цвета. Гаузен настороженно повертел стеклянный сосуд в руках и попытался разобрать, что на нем написано.

Юноша начал напряженно шевелить губами над этикеткой, будто бы силясь прочесть написанное задом наперед:

— Че… Че… Ты что, червями меня собрался накормить? — обиделся Гаузен, не ожидая от Ленона такого злого хулиганства.

— Нет, это «черри», а не черви! — запротестовал Ленон и, чтобы доказать собственную невиновность, начал разбирать название по частям:

— «Черри» значит «вишня», «Лак» значит «удача». Получается «вишневая удача». Просто иностранное слово написано нашими буквами. Ты что, английского языка не понимаешь?

— Мне бы этот поскорее позабыть, — невнятно пробурчал Гаузен, и, немного успокоившись, осторожно сунул ложку в банку. — Совсем непохоже на вишню, — распробовав как следует, поделился своим мнением Гаузен.

— Не может такого быть, — удивился Ленон и взял банку в руки. — В составе она значится… среди двух десятков других ингредиентов.

Юноше было стыдно потчевать подобным угощением гостя, но джем на стол выложила расщедрившаяся хозяйка.

— Червей там, надеюсь, нет? — вновь насторожился Гаузен.

— Ну, я же сказал, что их там нет. Мне что, вслух прочитать? — смутился Ленон.

— Не надо, чтение — это всегда смертная скука, — махнул рукой Гаузен, но, спохватившись, за кого он себя выдает, поправился:

— То есть я хотел сказать, что я и так за свою ученую жизнь множество всяческих книжек начитался.

При этих словах Ленон вспомнил, что в своем рассказе он совсем не упомянул про свою недавнюю находку. Кляня себя за нечестность перед ученым гостем, он решил показать ему книгу.

— Это моя книга! — воскликнул Гаузен, увидев знакомый предмет у Ленона в руках. — Где ты ее взял?

— Я нашел ее в парке. Она лежала на скамейке, а хозяина поблизости видно не было, — смущенно начал объяснять Ленон, не ожидая подобного поворота.

— Ну, я могу тебя поздравить! Хозяин объявился. Прими мои благодарности, а я приму книгу! — и Гаузен протянул руки, рассчитывая возвратить себе драгоценную реликвию.

— Подожди! — вдруг засомневался Ленон. — Я тебе, конечно, верю… Но ты должен доказать, что являешься законным владельцем данной книги. А если у тебя нету доказательств, то я размещу в газете объявление, и если никто не откликнется, то я отдам ее тебе, как первому заявившему.

— И сколько это займет?! — раздраженно осведомился Гаузен, начиная терять терпение.

— Ну, может, две недели. Может, месяц, — неуверенно произнес Ленон.

— Какие у меня могут быть доказательства? Я же сказал — все мои документы пропали! — возмутился Гаузен.

— Ну, например, ты сможешь указать какие-то отличительные черты? — предложил Ленон.

— У книги бежевая обложка и пожелтевшие страницы, — описал ее Гаузен.

— Верно, — согласился Ленон и уже хотел было отдать книгу, но опомнился. — Но это же и так видно. Может быть, ты расскажешь, о чем в ней идет речь?

Гаузен чуть не выругался. Он столько носился с этой книгой, столько пережил, но ни разу толком не заглянул в нее!

— Это Книга Знаний, — неуверенно начал Гаузен.

— Ну, знания содержатся почти в каждой книге, — нерешительно подтвердил Ленон, но отдавать реликвию не стал.

— Там идет речь об одном парне, который чего-то искал, но нашел не то, — начал судорожно вспоминать Гаузен. После перемещения его память на недавние события немного барахлила, да и свежие впечатления несколько замутнили его воспоминания о предшествующих событиях.

— А на какой странице? — уточнил Ленон.

— Ну, не помню, — признался Гаузен.

Ленон начал листать книгу, наугад вычитывая отдельные отрывки, пытаясь найти что-то похожее:

— Оказавшись в беде, надейся на лучшее, и в твоей жизни произойдут благоприятные изменения… Нет, не то, это какой-то астрологический прогноз. Человек без определенного смысла жизни вынужден скитаться в бескрайних пустошах отчаяния… Одно дело помочь вылезти человеку, упавшему в лужу, а другое — в знак сострадания лечь рядом… Вот Клеопатра боялась стать Склеропатрой и отравилась змеями… А Тесей занимался убоем разных скотов, в особенности крупнорогатых… Была у лисицы избушка ледяная, но потом она ее на коктейли пустила… Все что не делается — делается для двух вещей…

Пока Ленон читал вслух, Гаузен вспомнил, что Лин не вычитала историю про Демиана из книги, а рассказала ее по памяти. Тут юный велит начал закипать от злости. Он ожидал, что когда в следующий раз увидит книгу, то она будет в руках у Лин, а вместо этого он встретил какого-то чудика.

А вдруг он украл эту книгу у Лин? Или отобрал! Вдруг он ему наврал, что никогда не встречал Лин? Вдруг он только притворяется безобидным дурачком, а на самом деле заманил его сюда! Странные мысли вертелись в голове у Гаузена, но ведь и это место нормальным, по его меркам, никак назвать было нельзя. И он не знал, чего ожидать от здешних обитателей.

Злило его еще и то, что Ленон как-то умудрялся читать чужую книгу, будто свою. Позабыв, что Ленон предоставил ему кров и пищу, в голове у Гаузена начали возникать недобрые мысли. Он должен добыть книгу любой ценой! Юноша начал незаметно сжимать кулак. Но кухня была такая тесная — не размахнуться. Да он еще упадет, завопит, позовет на помощь, разбудит старуху и переполошит весь дом. Вместе с этими мыслями в Гаузене смешалось отвращение, отчаяние и ненависть. Пройти столько испытаний, пережить столько трудностей и чтобы какой-то слабовольный идиот присвоил все, ради чего они с Лин так старались и рисковали! Рука Гаузена непроизвольно потянулась к ножу.