Тогда во все еще неостывшую голову Ленона пришел другой, более дерзкий план. Ленон решил действовать немедля. Он нащупал в кармане нож и решил идти до конца. Не глядя, он раскрыл его и с оружием в руках пошел на браконьера. В этот момент вся ненависть, накопившаяся за день в Леноне, казалось бы, сконцентрировалась на этом незнакомце.

— Стой! — закричал Ленон, и Гаузен обернулся. Юный велит посмотрел на бывшего журналиста, и его лицо расплылось в улыбке:

— Стой, а не то что? Ты ИСЧЕРПАЕШЬ мое терпение, и я взорвусь?

Только сейчас Ленон заметил, что по ошибке вместо лезвия перочинного ножика он выкинул ложку. Стоя на расстоянии швабры от Гаузена, смущенный юноша подумал, что хулиган не видит в нем серьезного противника, и решил испробовать другой подход:

— Тогда я убегу и позову на помощь!

— Надо переубедить этого местного дурачка, а то он подозревает меня неизвестно в чем, и, самое главное, неизвестно чего может предпринять, — подумал Гаузен, которому не хотелось в тюрьму обратно.

— Послушай, ты, наверное, думал, что я тут на уток охочусь? Ты ошибаешься! Я… орнитолог! — вспомнил мудреное слово Гаузен и обезоруживающе улыбнулся. — И просто хотел отрезать одно перышко себе в коллекцию.

Ленон, немного успокоившись, убрал нож, но все еще взирал на пришельца с недоверием. Безработный юноша подумал, что в таком юном возрасте в науку идут только вундеркинды. Тогда, вспомнив какие только можно ученые слова, Гаузен пожелал объясниться поподробней:

— Я тут на конференцию поехал и со мной небольшой Конфуций случился, — снова спутал слова Гаузен, хотя теперь такое случалось с ним все реже и реже.

— Конфуз, что ли? — поправил Ленон.

— Ну да, несчастье, — подтвердил Гаузен.

— А вы, наверное, иностранец? — сделал вывод Ленон.

— Иностранец? Конечно иностранец! — согласился Гаузен.

— Хотел бы я попасть на эту конференцию, взять интервью, послушать лекции… Я ведь журналист.

Услышав эти слова, Гаузен напрягся, испугавшись скорого разоблачения.

— Но я не могу. Меня с работы выгнали, — сокрушенно пожаловался Ленон.

— Это еще что! — посочувствовал Гаузен. — Откуда меня только не выгоняли! Выгоняли много раз, но ни разу, к счастью, не догоняли. А теперь вот я совсем отстал от обоза, то есть… — Гаузен поморщился, вспоминая сложное и малопонятное для него слово, — то есть от поезда. И идти некуда. Слушай, а ты не видел мою… коллегу. Она тоже потерялась.

— А как ее имя? — спросил Ленон, которому опять подумалось о Руфи.

— Ее зовут Лин. Может, еще Фелиндия. Мы прибыли сюда вместе, но не заметили, как потеряли друг друга из вида, — начал объяснять Гаузен.

Ленон поразмыслил немного, но не мог вспомнить ни одну девушку с похожим именем, особенно за последнее время:

— Может быть, Селин Дион? О ее концерте у нас можно только мечтать.

— Она такая светловолосая. В белой рубашке, бежевых штанах, может быть, зеленом плаще… Если она его не сняла… — продолжил рассказывать Гаузен, в надежде, что незнакомец как-то сможет ему помочь. Юноша так увлекся, что начал рассказывать детали, которые вряд ли пригодились бы для опознания:

— Раньше я думал, что она была слишком строга ко мне, но теперь понимаю, что я был полным дураком, а она была всегда права. Ведь она такая умная, но не зануда. Она красива, но не заносчива. Она, конечно, очень ловкая, даже на лошади ездит, и может за себя постоять, но ей тоже нужна защита, понимаешь… Как, там, говоришь, тебя? — разоткровенничался Гаузен и поймал себя на мысли, что даже не знает, как зовут собеседника.

— Ленон, — представился тот.

— Гаузен, — назвал в ответ свое имя велит.

Трогательное признание Гаузена вызвало чувство сострадания у Ленона, тоже с недавних пор тяжело переживавшего потерю. Но он не знал, как помочь своему новому знакомому.

— Можно обратиться в милицию, — смущенно посоветовал Ленон.

— Уже обращался, — вздохнул Гаузен, оставив подробности при себе.

— Я могу проводить в гостиницу, где можно будет переночевать. Но нужен паспорт, — предложил Ленон.

— Пас-спорт? Это типо волейбола что ли? — подумал Гаузен, тщетно вспоминая значение этого слова. Ему почему-то представилось перебрасывание мяча группой лиц, показавшееся ему довольно бессмысленным в данных обстоятельствах занятием.

— Ну, или какие-нибудь документы, удостоверяющие личность, — прибавил Ленон, видя замешательство собеседника.

— Нету! Потерялись, — обреченно покачал головой Гаузен.

С тяжелым сердцем Ленон подумал, что пускай сам пропадет, но хотя бы хорошему человеку поможет.

— Я знаю квартиру, где недавно комната освободилась, — нерешительно начал Ленон, подумав, что хозяйка квартиры, где он жил, с радостью примет ученого человека. — Наверное, можно будет устроить на проживание…

— Отлично! — не дал докончить фразу Гаузен Ленону. — Я совсем не обременю. Мои пожитки — игла да нитки, как говаривала моя знакомая портниха. Да и вообще я аккуратный постоялец, грязи и мусора не выношу…

— Мусор выносить придется хотя бы два раза в неделю, — проинформировал Ленон. — Нам пора идти, а не то уже совсем поздно будет и Антонина Казимировна ляжет спать.

Тут Гаузену показалось, будто он слышал это имя, но он не мог вспомнить, где и когда, и его мысли быстро переключились в другую сторону:

— Постой! Нам придется иметь дело с леди?

Ленон неопределенно пожал плечами, не зная, подходит ли слово «леди» в данной ситуации.

— А какого характера леди? — не отставал Гаузен.

— Пред-пенсио-нерного, — смущенно заикаясь, пробормотал Ленон, боясь, несмотря на произошедшее, случайно дать Антонине Казимировне нелицеприятную характеристику.

«Леди сильно нервная» — послышалось Гаузену.

— Ну, ничего, — улыбнувшись, сказал скорее себе, чем Ленону, Гаузен. — И не с такими справлялись, — и довольно погладил болтающийся на поясе нож, радуясь, что для него найдется дело.

Давно разобравшись, что Ленон в парке не хозяин, и поэтому, не спрашивая у него согласия, Гаузен вытащил лезвие из ножен и начал старательно срезать цветы с лужайки.

— Да как ты… — пришел в ужас Ленон при виде уничтожения парковой растительности.

— Как я могу прийти к прекрасной даме без цветов! — резко оборвал панику спутника Гаузен.

При словах о прекрасной даме Ленону вновь почудилась Руфи, и он вообразил себе, как дарит ей прелестный букет. Но, представив, как она отреагирует, увидев, что цветы сорваны из ее парка, чудесное мгновенье прервалось новой волной отчаяния.

— Но эти цветы нельзя срывать! — попытался остановить Гаузена он.

— Еще как можно! — возразил велит. — К тому же, я не срываю, я срезаю. Видишь ли, — ученым тоном начал объяснять Гаузен, выдумывая детали на ходу, — мне знаком этот вид растений. Он называется… Кустурица разноцветная. Через пару дней они все равно завянут, а если их срезать сейчас, то через неделю они снова отрастут… Как грибы после дождя.

Вообще-то Ленон раньше думал, что это тюльпаны, но услышав столь подробные сведения, покорно согласился, не в силах спорить с авторитетным мнением специалиста. Тем временем, Гаузен собрал букет и повесил нож обратно на пояс.

— Постой! — пришло в голову Ленону. — Антонина Казимировна всегда смотрит в глазок, и вид холодного оружия может ее напугать. Тебе придется снять его.

— Если я сниму ножны, у меня спадут штаны. Ты уверен, что она скорее откроет дверь, увидев меня без штанов? — попытался возразить Гаузен, но Ленон не отставал.

В итоге, немного повозившись, юноша все-таки сумел снять с пояса ножны с ножом и засунул их в сумку.

Уже подходя к дому, Ленон почувствовал всю неловкость будущей ситуации. Юноша вообще подумывал просто оставить Гаузена перед входом, и пускай бы он сам разбирался, но тут дверь квартиры быстро распахнулась, не дав ему как следует надавить на кнопку звонка.

— А вот и вы Ленон! Что ж это я вас выгнала на ночь… Единственного жильца, кхм. Вы ведь не алкоголик какой-нибудь, который вечно по тюрьмам рассиживает, — разразилась Антонина Казимировна несвойственной для нее радостью. При последних словах, впрочем, ее настроение несколько подпортилась, как будто она вспомнила о ком-то, кого знает уже давно.