— Да и вообще, ты представляешь меня, пальцы в ушах и верчусь вокруг медведя, пытаясь до смерти его запинать… Или укусить! На кого я тогда буду похож?

— Ты будешь похож на Чебурашку, — не выдержав, улыбнулся Ленон, представив себе это действие наяву.

— Ага, а если он сверху рычать будет, как мне лезть наверх с заткнутыми-то ушами? Я так чебурахнусь, так чебурахнусь! Ушей не соберешь!

Ленон, понимая, что Гаузен настроен серьезно, и ему не уйти от ответа, продолжил свои поиски в книге и, наконец, выдал решение:

— Надо смешать немного смолы сосны и пуха одуванчика с соком гриба-силовика, а затем заткнуть этим оба уха. Если проделать это как следует, то камедведь не сможет тебя окаменить… то есть превратить в камень. А через некоторое время затычка затвердеет, и ты сможешь ее вытащить, не напрягаясь.

— Ну, этого добра в лесу навалом, — обрадовался Гаузен. — Все это можно достать на пути к горе. Смолы в лесу тоже полно. Надеюсь, что древни среди сосен не попадаются.

— Насколько древни? — не понял Ленон.

— Совсем древни! Вон как… — Гаузен оглянулся вокруг в поисках чего-нибудь деревянного, остановил взгляд на столе и утвердительно постучал по нему. — Только живые. Этих лесных гигантов порой не отличишь от дерева, пока они не схватят тебя за шкирку и не засунут к себе в дупло. Вот уж не думаю, чтобы такая громадина с радостью поделилась своей смолой.

— Нет, сосновых древней не существует, — ответил Ленон, который уже успел выведать это из книги.

— Отлично, тогда мне не придется делать подношения богу природы. Кстати, — неожиданно сверкнула догадка в голове у Гаузена. — А ты не можешь узнать, получится ли у меня забрать сокровища и вернуться?

Ленон попытался углубиться в книгу, но вскоре отрицательно замотал головой:

— Нет, книга дает ответы на то, что может случиться, но я не могу узнать будущего. Иначе, я задал бы вопрос, когда же я наконец вернусь к себе домой, — прибавил про себя Ленон.

— Хорошо, тогда давай так, — перефразировал Гаузен. — Мне под силам такое провернуть?

— Книга говорит, что вполне возможно, — не совсем уверенно согласился Ленон.

Гаузен, конечно, ожидал более обнадеживающего ответа, но вскоре широкая улыбка вновь вернулась к нему на лицо:

— Возможно? Ты понимаешь, Ленон? Значит, я МОГУ! А если я могу, выходит, у меня все получится! Ведь если бы я спросил самый быстрый и безопасный путь вниз с горы, то книга вряд ли предложила мне прыгнуть с разбегу. Потому что у меня после такого едва ли получилось бы выжить! Жалко, конечно, что ты не пойдешь вместе со мной — было бы кому нести мешки с драгоценностями. Но ничего, и того, что найдется, нам хватит на ближайшее время, а остальное я, в случае чего, перепрячу. Или оставлю там же. Вряд ли кто-то, кроме нас, отважится в ближайшее время забраться на Облачную гору.

— Постой! — вновь испугался Ленон. — Но ведь тебе предстоит сразиться с чудовищем!

— И не таких уламывали! Да и на охоту мне тоже не раз отправляться приходилось. Мишка уже, наверное, старый, а я его саблей раз — и все, — махнул рукой Гаузен. — Тем более она у меня… пластмасская!

— Дамасская, — поправил Ленон, лишний раз взглянув на подарок семейства Кунашвили. — У меня была в детстве сабля из пластмассы, но я выменял ее на машинку.

— Ну что же ты так, — насмешливо изобразил обиду Гаузен. — Если бы ты ее сберег — вместе бы пошли. Да и, в конце концов, никто не заставляет тебя идти со мной. А мало ли ты заблудишься — как я тебя звать стану? Более того, если у нас обоих будут заткнуты уши, то как мы будем общаться? Ты умеешь читать по губам? Вот что я сейчас «скажу»? — тут Гаузен беззвучно произнес какое-то слово. — Нет, не подглядывай в книгу! Видишь?

— Подожди-ка! — воскликнул Ленон, порывшись в своих знаниях об анатомии, в которых, впрочем, был уверен не на все сто, но все же достаточно, чтобы не проверять их по книге. — Тебе нельзя будет открывать рот! Иначе звук попадет в среднее ухо!

— Чего это ты городишь? — возмутился Гаузен тем, что ему приписали лишние органы. — У меня только два уха — левое и правое.

— Не только! — настаивал на своем Ленон. — Еще есть внутреннее ухо в черепе.

— Ну конечно! Без него я бы, наверное, не расслышал собственных мыслей.

— Ну, можно сказать и так, — не распознал сарказма Ленон. — Но рот все равно лучше держать на замке.

— Как скажешь, — подумав, согласился Гаузен. — Все равно я не имею привычки насвистывать песенки, карабкаясь по скалам. Уши я заткну задолго до горы, от греха подальше. А тебе придется отсидеться в таверне. К тому же, несмотря на то, что парень ты… — Гаузен внимательно осмотрел Ленона с ног до головы, подбирая подходящее слово. — Парень, в целом, неглупый, но не местный. Нужно прожить в Велитии многие годы, чтобы без проблем ориентироваться в здешних местах. Но так как дельце у нас не самое легкое, без поддержки мне точно не обойтись. Обращусь-ка я за помощью к Тардишу.

— А кто этот Тардиш? — удивился незнакомому имени Ленон.

— Вроде умную книжку читал, а самого простого не знаешь, — пожурил Гаузен. — Тардиш — это бог гор.

— Гор? — не понял Ленон. — Но Гор — это ведь египетский бог с птичьей головой.

— Какой Египет? Почему с птичьей? — раздраженно воскликнул Гаузен. — Это не у Тардиша птичья голова, а кое у кого птичьи мозги! Он ведь бог, а значит, может выбрать любую голову, какая ему заблагорассудится.

— Тогда у него, наверное, каменная голова, — выдвинул другую версию Ленон.

— Это у тебя голова деревянная! — нетерпеливо огрызнулся Гаузен. — Ленон, если ты сейчас не заткнешься, клянусь Тардишем, моя молитва не обойдется без жертвоприношения, — тут Гаузен, за неимением камня, положил обе руки на глиняную миску, и, как требовала традиция, начал свое обращение:

— Тардиш, прости этого глупца, а если не простишь, то гневайся только на него. Я его вообще практически второй раз в жизни вижу.

— Но в Древнем Египте Гор — это действительно бог знаний, — продолжил оправдываться Ленон, обиженный тем, что Гаузен наговаривает на него невидимому собеседнику.

— Да у вас умников одни знания на уме! — раздраженно перебил Гаузен. — Знал я одну служительницу… — тут юноша снова вспомнил Лин, и его непробиваемое недовольство сменилось незаживающей грустью. — Она была такая же… Такая… Милая… — печально протянул юноша.

— Хочешь сказать, что я тоже милый? — смутился Ленон.

— Нет, я хочу сказать, что у таких, как вы, в голове творится не разбери что! — попытался уйти от нелегких воспоминаний Гаузен. — Вот Тардиш тоже довольно непонятный бог. Поди догадайся, как к нему правильно обращаться. Все свои секреты он хранит как за каменной стеной!

— А покровительство Тардиша… оно поможет? — попробовал разузнать Ленон. Хотя местные боги были для него абсолютно чужими, он сильно волновался за дальнейшую судьбу своего напарника.

— Ну, должна же от богов быть какая-то польза! — не зная точно, настаивал Гаузен. Он подумал о том, что за свою жизнь встретил, пожалуй, только одного абсолютно бесполезного человека. И это был его хозяин Лекант.

Посмотрев на Гаузена и подумав о том, что ему предстоит, Ленон решил, что еще одна молитва если и не поможет, то точно не помешает.

— И избавь нас от лукавого… — уже заканчивал Ленон, но Гаузен снова перебил его:

— Лукавый это кто? Луковый суп? Уж воистину, избавь меня от лукового супа, который я ел в монастыре Катапака. Он был настолько ужасен, что я всегда запасал сухариков, чтобы при случае покрошить их туда. Без них он был не более съедобен, чем глина, из которой сделана эта миска.

— Да как ты можешь так говорить! — возмутился Ленон. — Лукавый это… — не мог найти подходящее объяснение юноша. — Это как бог, только наоборот.

— Да они все наоборот друг к другу, — заверил собеседника Гаузен. — Бог огня и бог воды. Бог камня и воздуха… Ну, ты понял, не маленький. Буду я еще тебе проповеди об устройстве мира читать!

— Я всегда считал, что бог может быть только в единственном числе, — смущенно заметил Ленон.