— Может, на них недавно разбойники напали? — недоумевал Гаузен.

— Разве мы похожи на разбойников? — поддержал приятеля Ленон, вспомнив, что последние встреченные им бандиты сильно походили на монахов.

Друзья продолжили обход, но и в следующих домах повторялось то же самое. Причем, в недобросовестности подозревали не столько уставших путников, сколько соседей.

— Пустишь вас, а вы шуметь будете! — заявили в одном доме.

— Наверное, вас подослали соседи, потому что у них у самих припасы кончились! Да пусть они с голоду помрут! — передали в другом.

Устав от бесполезных попыток обрести хлеб и кров, Гаузену уже захотелось перейти к более решительным действиям, но тут он кое-что припомнил.

— Ну, конечно же! — осенило Гаузена, и он стукнул себя по лбу. Хотя географию Велитии он знал неидеально, но отдельные места еще не стерлись из его памяти. — Это Сапта, деревня вечно ссорящихся соседей. Давным-давно одного проезжего колдуна плохо приняли здесь, и, обидевшись за подобное негостеприимство, тот наложил на деревню могущественное заклятье. С тех пор местные жители не могут помириться друг с другом. Впрочем, возможно, что заклинание давно утратило свою силу, и деревенские просто привыкли ссориться друг с другом. Так или иначе, порядочные люди это место обходят стороной.

Гаузен решил для верности постучаться в еще одну дверь, но его послали так забористо, что даже бывалому завсегдатаю таверн захотелось бы после такого прочистить уши с мылом.

— Лучше бы ты эту деревню сжег, а не книгу, Ленон! — возмутился Гаузен.

— А это мысль… — отозвался Ленон, задумавшись о чем-то.

— Неужели тебе действительно хочется обратить всех их в пепел? — удивился Гаузен тому, что в его друге проснулась подобная жестокость.

— Нет! Что ты! — запротестовал Ленон. — Просто можно узнать в книге, как их помирить.

— Они того не стоят, дружище. Тем более что наш лозунг на сегодня: Мир спасет кто-нибудь другой, — не стал поддерживать друга Гаузен в его благом начинании, так как здешние жители, кроме антипатий, ничего у него не вызывали.

— Ведь Демиан был добрым малым, наверняка он оставил там пару советов на подобный случай, — не сдавался Ленон, которому хотелось доказать, что книга еще не испорчена окончательно.

— Делай как хочешь! Только поторопись, а не то солнце зайдет, и тебе не удастся ничего разглядеть, — устало отмахнулся Гаузен. Он уже и не знал, чего ему хочется больше — ночевать голодным под открытым небом или вломиться силой в чужое жилище.

— Так-так, — зарылся в книгу Ленон. — Чтобы помирить соседей… надо запереть снаружи каждую дверь и сжечь деревню! — прочитал Ленон и с выражением ужаса оторвал лицо от страниц.

— Да у нас тут втроем вышло единодушное решение! — развеселился Гаузен, но тут же нахмурился, когда понял, что книга перестала давать дельные советы. — Я бы еще понял, если бы мы сожгли только дома, а жители выбежали и помирились на почве ненависти к поджигателям. Но такое — это все-таки чересчур.

— Постой-ка… Я, похоже, не был слишком внимателен, — расстроился Ленон от столь изуверского решения и попытался повторить запрос. — Книга, наверное, подумала «поморить соседей», а не «помирить».

— Вот, Гаузен! — обрадовался в скором времени Ленон. — Кажется, я нашел! Чтобы помирить соседей, надо узнать проблему каждого из них, найти ее решение, но сообщить это не страждущему, а его соседу. И тогда соседи, желая узнать решение своей проблемы, пойдут навстречу друг другу и сначала помирятся, а потом подружатся. Все просто, Гаузен. Мы сможем снять проклятье!

— Просто, говоришь? Да нам нужно будет обойти каждый дом, потом узнать проблему жильцов и найти ее решение. Достаточно будет и двух домов! — скептически отнесся к данной идее Гаузен.

— Но ведь это всего лишь деревня. Строений-то тут не больше, чем в апельсине семечек. К тому же, не все же сразу помирятся, а когда закончим, уже кто-нибудь подобреет да обязательно пустит нас к себе. Да и книга ведь не простая, а волшебная… Она должна уметь снимать проклятья! А еще мне кажется, — мечтательно добавил Ленон. — Что отношения между людьми должны основываться только на любви и дружбе. Даже если это отношения заключенного и тюремщика. Или жертвы и палача.

— Ну, ты сказал, Ленон, — со смехом оборвал друга Гаузен. — Как же палач тебя полюбит, если у него работа такая? Самое крайнее, что он может себе позволить — это постелить на плаху подушку перед тем, как отрубить тебе голову!

— Мне кажется, что человек должен быть прежде всего человеком, а не функцией… И уж тем более не функцией по отрубанию голов, — неуверенно произнес Ленон, не зная, что возразить на это. Он, в отличие от Гаузена, этой шутке скорее расстроился, но все еще был полон решимости помочь жителям невезучей деревни. Поразмыслив, Гаузен тоже согласился, ведь все равно основная часть усилий лежала на его спутнике.

Благодаря книге, Ленону удалось узнать, что в одном доме протекает крыша, а в соседнем — вечно пропадают курицы. Пострадавшие винили соседей в воровстве, но на самом деле в курятнике была незаметная дыра, через которую время от времени залезал хорек. Ленон постучался в дом с протекающей крышей и рассказал жильцам, как решить беду соседей. В противоположном доме он дал подробные инструкции, которые ему удалось вычитать, как и в каком месте починить крышу.

Подобным образом они поступили со следующими близко расположенными друг к другу домами. Иногда, конечно, книга выдавала совершенно абсурдные варианты, и Ленону с Гаузеном приходилось на свой страх и риск выбирать верное решение. К концу обхода деревни некоторые соседи, тронутые взаимным сотрудничеством, успели передружиться. Одни на радостях устроили совместный пир, а представители иных семей даже поженились.

— Вероятно, проклятье ослабло, — обрадовался Ленон. Гаузен тоже был доволен, так как чуть ли не в каждом доме их встречали, как героев.

— Зачастил я на свадьбах гулять. Неужели и моя очередь скоро наступит? — пришло в голову Гаузену. Но, вспомнив Лин, в нем, несмотря на хмель, поубавилось веселья.

— В гостях хорошо, а дома… пакет кефира в холодильнике прокисает, — заявил Ленон, которому в этот момент, похоже, тоже пришли подобные мысли.

Гаузен, услышав про срок годности, вспомнил про лекарство для Салочки:

— Ленон, глянь-ка в инструкции к ампуле. Сколько нам дней осталось?

— Срок годности несколько месяцев, — прочитал Ленон.

— Тогда у нас еще много времени, — успокоился Гаузен.

— Подожди-ка, — внезапно спохватился Ленон. — Тут что-то написано мелким шрифтом. Несколько месяцев — это при хранении в холодильнике. А при комнатной температуре и того меньше.

— Это не страшно, — махнул рукой Гаузен. — Мы в комнатах надолго не останавливались.

— Да нет, не в этом смысле, — возразил Ленон. — В смысле, нормальной, уличной. Тут даже написано, как зависит срок хранения от температуры.

Услышав формулу, Гаузен недоуменно пожал плечами.

— Ты что, математику не знаешь? — удивился Ленон.

— Мать-и-мачеху? — не расслышал велит. — Ленон, цветочки-лепесточки это для девчонок, а не для настоящих мужчин вроде нас с тобой!

— Да нет, я имею в виду арифметику, — уточнил Ленон, втайне порадовавшись тому, что Гаузен признал его за равного.

Гаузен вспомнил, что изучал что-то подобное в монастыре.

— Как же не знаю! — спохватился Гаузен. — Я и грамматику знаю. Существует три наклонения — повелительное, уважительное и уничижительное. А у арифметики существует две разновидности — занимательная и отдавательная. В зависимости от того, сколько у тебя монет в кармане завалялось. Но ты лучше сам рассчитай. А-то я перебрал слегка, — устранился от ответственности юноша и снова наполнил себе кружку.

Ленон, приняв аргументы друга, сначала попытался вычислить оставшееся количество дней в уме. Закончив подсчеты, юноша подумал, что мог ошибиться. Тогда он вынул блокнот с ручкой и заново попытался решить задачу в письменном виде. Но результат почти не изменился.