– Может, и не наврет, – предположил Енисеев. – Это ж муравей.

Втроем сняли со стола слабо дергающегося, одурманенного анестезином шпиона. Дмитрий взял его на спину, Саша приготовила баллоны, и Енисеев быстро распахнул перед ними дверь. Десантники выскользнули. Енисеев поспешно захлопнул двери, едва не прищемив сяжки подвернувшегося маленького кампонотуса. В последнее время они просто кишели, часто сменяясь, у его двери. Похоже, к его лаборатории мураши проявляют больший интерес, чем к другим секциям.

На этот раз Дмитрий и Саша вернулись быстро. Доложили о выполнении, вытянулись по стойке «смирно». Енисеев развел руками:

– Я бы тоже хотел раскрыть все тайны лихим кавалерийским наскоком! Не знаю, как у вас на войне, но в науке наскоки противопоказаны. Так что муравьи пока остаются величиной неизвестной.

– А общаться с ними можно?

– Нужно. Огнем пользовались и до открытия Ломоносовым теории горения.

– Что делать? – спросил Дмитрий. Он смотрел Енисееву в глаза, на лице была готовность исполнять, принимать к сведению, тащить и не пущать, ловить и всячески содействовать. – Ждем указаний.

– Продолжайте… личным примером. Самый надежный метод обучения. Даже для муравьев, не только для людей. Но будьте поосторожнее. Помните, что муравьи могут очень многое. Во всех смыслах.

Оба ежедневно рапортовали о мудрых поступках муравьев Сашки и Димки, хотя вся их мудрость укладывалась для Енисеева в рамки простейших инстинктов. Саша ходила уже без корсета, только кисть правой руки оставалась в бинтах, сама Саша поздоровела, загорела, окрепла настолько, что завелась снова, доказывая, что инстинктами можно объяснить все, особенно поступки доктора наук Евракия Енисеева.

Однажды дверь широко распахнулась. Через порог лаборатории осторожно переступил коренастый, неторопливый в движениях ксеркс. Рядом с ним шагал улыбающийся во весь рот Дмитрий. На плече десантника дремал, вцепившись шестью лапами, толстенький муравьиный кузнечик, больше похожий на сгорбившегося ежа.

– Знакомьтесь! Муравей Дима. Хороший парень. Простой, простодушный, без каких-либо комплексов.

– Оч…чень приятно, – пробормотал Енисеев. – Вообще-то мы уже встречались.

Он рассматривал Диму, а Дима изучающе потрогал его сяжками. Голова Димы была крупная, литая, четко выступал крутой лоб, на темени красиво изгибались два углубления, щеки ксеркса были розовые, умытые. Глаза, как положено фуражирам и разведчикам, крупные, фасеточные, в несколько сот омматидиев. Между глазами из аккуратных ниш торчат коленчатые сяжки. Муравей поджар, сух, в нем чувствуются сила и… осмотрительность.

– Дмитрий, – предостерег Енисеев, – ты с огнем не шути. Держись в рамках. Тигры иногда разрывают дрессировщиков, если те позволяют себе лишнее. Но тигры нам куда ближе по классу! Я имею в виду биокласс. А это насекомое, хотя и высшее.

– Сам ты… Не происхождение определяет человека, как говорят классики. Главное – воспитание, среда! Он родился насекомым, но жил человеком. То есть общественным насекомым. И сейчас так живет. А как пашет на общее благо? Его хоть сейчас в строители будущего! Или хотя бы в члены профсоюза.

Дверь отодвинулась, появилась нахмуренная Саша. Она была в комбинезоне, на поясе висели бластер, десантный нож и три гранаты с парализующим газом. Прочитав по губам Дмитрия, сурово предостерегла:

– Смотри! Как бы не оказался он членом совсем другого профсоюза.

– А они есть?.. Енисеев, у Сашки тоже мурашка под контролем. Правда, хлипковат, но у Сашки с ним взаимное понимание. Ты видишь, как она вырядилась? Снова бредит о покорении новых земель, открытии Америк, военном оркестре… Мы готовы. Ты что-нибудь придумал насчет экспедиции за пределы Полигона? Только не говори, что вовсе не думал. Ни в жизнь не поверю, понял?

Енисеев поперхнулся. Только что собирался заикнуться насчет дальней экспедиции! Воздух такой, что мысли читаются? Или существует запах мыслей?

– Думал, – ответил он, недовольный тем, что инициатива исходит не от него. – Начальство обязано думать, вы там муравьям хвосты крутите. Но мне важно знать, почему именно вы рветесь в… Неочищенный мир? Будем его называть пока так. С Дмитрием все ясно, инфантильная жажда приключений, замедленное развитие, слабовольные родители, то да се… А что у вас, Саша?

Он стоял так, что девушка не видела его, однако Саша ответила без колебаний:

– Нам пора выходить из-под мощной длани Старших Братьев. Мы в состоянии защитить себя даже от птиц или зверей. Конечно, любой мышонок, не говоря уже о зайцах или барсуках, для нас динозавр, но есть мощнейшие репелленты, разбрызгиватели ядов…

– Убивать барсуков?

Он словно бы нечаянно закрылся локтем, но Саша опять не заметила, ответила с жаром:

– Звери обучаются скорее. Врезать раз-два по носу, нас самих сочтут лютыми зверьми. Комбинезоны приметные, будут обходить десятой дорогой. И детям закажут…

– А цель? – потребовал Енисеев напряженно. – Какова цель?

На этот раз Саша, спохватившись, очень внимательно смотрела на его губы. Даже чересчур внимательно. Она ответила не сразу, подбирала слова, потом снова понесла:

– Когда-то, еще в детстве, была в Самарканде. Гид с азартом рассказывал о гаремах, сладкой жизни падишахов, пирах, развлечениях… Я тогда запрезирала себя, так как вдруг захотелось быть на месте богатого сатрапа, самой вершить суд, пользоваться властью! Но куда денешься от наследия римских аристократов, похоти персидских сатрапов, кровавых забав Аттилы, Чингиса, Тимура?

– Согласен, – осторожно сказал Енисеев. – В Новом Мире этого нет, да?

Саша потупилась, сказала с трудом:

– Евбогий Владимирович, вы же сами так хорошо и много рассказывали про этот мир… Про экологию, про его запасы, возможности! Мы с Димкой и сами между собой много спорили, читали. Во всяком случае, в этом мире еще нет чисто человеческого предательства, скотства, откровенной дурости… Здесь можно сразу строить чисто и верно.

Енисеев невольно оглянулся по сторонам, вскрикнул шепотом:

– Тихо!.. Об этом нельзя даже думать. А вы – спорили!.. У нас только научная станция. Только и всего. Ну, перебазировались из-под бронированного колпака в крепкий пень. Но это ничего не значит, мы всего лишь научная станция.

Глаза Саши горели как факелы. Енисеев в неловкости отвел взгляд. В истории человечества были не только кровь и похоть, но и благородство, сострадание, взаимопомощь… Было все, но выбираем лучшее. Отбросить историю Рима – пропустить в Новый Мир геноцид, тоталитаризм, отмахнуться от истории Аттилы – просмотреть факелы фашизма…

– Ну-ну, – сказал он успокаивающе. – К счастью или к несчастью, такие вопросы решаем не одни мы. Было бы дров!.. Мы делаем первые прикидки. Что хорошо для нас, может плохо прозвучать для руководящих товарищей. Даже если наш городок перерастет в мегаполис, если будем сидеть друг у друга на головах – еще не значит, что экспедицию разрешат.

Енисеев невесело посмотрел в их вытянутые лица. Дмитрий выглядел шокированным, Саша была потрясена, ее дергало от негодования.

– Непонятно? Пока нельзя даже думать о возможной жизни… просто жизни!.. в Мегамире. Кто-то наверху сразу может подумать о возможности раскола человечества, пока что единого, на две биологические ветви. А у нас как решают такие вопросы? По старой испытанной методе – за-пре-ща-ют. Здесь мы под абсолютным контролем, нас можно уничтожить одним ударом кулака… А если хоть малость расселимся?

Дмитрий промолчал, его широкое лицо было неподвижным. Ксеркс тоже ничего не сказал, только покачал сяжками. Саша вспыхнула, румянец со щек бросился даже на лоб, а уши запылали:

– Если по-честному, то раскол уже начался. Как ни крути, а мы первые из нового вида, Енисеев, мы в самом деле лучшие! За два года здесь не было ни преступлений, ни обмана, ни жульничества…

Она говорила все тише, наконец голос ее упал до шепота. Дмитрий хмыкнул, даже у ксеркса заходили сяжки. Понятно, не особые условия играют роль. Сюда шлют лучших, они и там не очень таскали из карманов прохожих кошельки. В Большом Мире, помимо дураков и лодырей, осталось немало и замечательных людей. Не получится из Сашки расистки, уже сама застыдилась.