Поверхность воды время от времени прорывали огромные серебристые шары. Видно было, как они медленно поднимаются из темных глубин, раздвигая воду, затем вспучивают поверхность, а затем изумленный Енисеев слышал сухой треск, словно рвалась не водяная пленка, а новенькая рубашка. Серебристый пузырь исчезал, разбрасывая мелкие капельки, а в ноздри ударял застоявшийся воздух, немного с гнильцой, теплый и насыщенный донными запахами.

Он встал на четвереньки, побежал, подражая водомерке. Морозов и Дмитрий догнали его у самого стебля. Дмитрий выдавил из тюба разжижитель, Енисеев первый ступил в неприятно пахнущее пятно. Вода повела себя сразу же, как обычная вода: он провалился с головой, некоторое время погружался, затем раствор разбавился настолько, что пришлось зависнуть как черепахе, дальше воду продавливал с огромным трудом. Двигаться приходилось как в густой сметане. Никакой груз не потянул бы вниз, довелось усиленно работать руками и ногами, как плавниками.

Вода чудовищно переламывала изображение; когда сбоку показался Морозов, Енисеев дернулся, будто увидел морского змея. Дмитрий уверенно обогнал обоих, его тело колыхалось как у плывущего дельфина, он буквально ввинчивался в плотную воду, Енисеев с завистью проводил его взглядом.

Сам он двигался вниз головой, себе казался морской черепахой с ее коротенькими беспомощными лапками. Впрочем, даже черепаха дала бы ему сто очков вперед. Его длинные руки захватывали воды столько, что одним рывком смог бы достичь дна… если бы хватило силы загрести, однако приходилось пропихиваться, как через прозрачный клей.

Дважды видел, как его обгоняли жуки-плавунцы. Эти ныряли с легкостью, быстро-быстро загребали сильными мускулистыми лапками. За ними тянулись блестящие воздушные мешки. В сторонке Морозов даже завис с растопыренными руками и ногами, смотрел, выпучив глаза, не понимая, как это воздух держится просто-напросто сам по себе на мохнатой заднице жука.

Из тьмы выступило непривычно яркое оранжевое дно. Солнечные лучи пронизывали воду насквозь, кристаллы песка искрились даже здесь. Дмитрий медленно двигался к пустой раковине перловицы, размерами похожей больше на небольшой ангар для спортивного самолета.

Енисеев знаками показал Дмитрию, что раковину неплохо бы придвинуть ближе к стволу. От неосторожного шага его приподняло, а пока он беспомощно барахтался и пытался опуститься, Дмитрий уже ухватился за край, ноги его от усилий начали погружаться в дно.

Огромная пустая раковина показалась Енисееву размером с перевернутую цистерну, Морозов поддел ее с другой стороны, ноги директора под тяжестью тоже медленно погрузились по колени. Раковина нехотя качнулась, сдвинулась, Енисеев наконец опустился рядом с Дмитрием, подхватил со своей стороны.

Раковина медленно опустилась на песок, Енисеев тут же прорезал зеленую липкую стену водяного дерева. Нож входил туго, другой рукой пришлось вцепиться за что-то на той стороне, наконец прямо в лицо выплеснулись первые пузырьки воздуха, крупные, серебристые…

Дмитрий с перекошенной рожей ухватил руками первый же переливающийся шар. Тот прогнулся, Дмитрий попытался его запихнуть под край раковины, но серебристый шар потащил его вверх. Ноги оторвались от песка, затем Енисеев увидел, как такой же шар поменьше сорвался с губ десантника, но что тот сказанул, осталось слышно только рыбам.

Надрезанный край начал беззвучно отделяться от основного ствола, Енисеев тянул изо всех сил, наконец отслоилась тонкая жилка, но наклонить ее не удавалось. Тем временем серебристые жемчужины протискивались через надрез одна за другой, взмывали вверх намного быстрее, чем уносило Дмитрия.

Морозов дотянулся до отрезанной жилки, вдвоем кое– как загнули ее кончиком под раковину. Сверху с великими усилиями спустился Дмитрий. Серебряные жемчужины послушно пошли по загнутой жилке, первая запнулась на краю раковины, Дмитрий поспешно бросился заталкивать ее, но воздушная жемчужина сама вошла под желто-зеленый осклизлый край.

Через несколько мгновений воздух вытеснил всю воду. Морозов с шумом выдохнул, лицо уже наливалось кровью. Енисеев дышал часто, восстанавливая дыхание, только Дмитрий с его мощными легкими сделал вид, что ничего не случилось.

– Итак, – проговорил Морозов, – это впечатляюще… И что вы хотите этим сказать?

– Только то, – ответил Енисеев, – что одну из научных станций можно поставить даже здесь. Под водой. Она будет абсолютно автономной, ее не потребуется снабжать ни воздухом… как видите, это решается просто… ни едой. Здесь добычи ничуть не меньше, чем на поверхности. Зато есть известные преимущества…

Морозов с недоверием огляделся по сторонам. От толщи воды их отгораживал высокий блестящий свод, влажный, перламутровый, что неудивительно, они под раковиной перловицы. Слева, царапая песчаное дно, протискивались под край серебряные шары воздуха. Вода оставалась только на уровне щиколоток, воздух больше не помещался, вереница блестящих пузырьков пошла вверх к поверхности.

– Что-то я не вижу здесь преимуществ, – проговорил Морозов наконец. – Вообще-то это как-то не по-человечески.

– А безопасность? – напомнил Енисеев. – Нет ветра. Нет дождей. Наверху может бушевать любая гроза, а здесь все такая же тишь да гладь. Здесь нет резкой смены температуры, что крайне важно для большинства научных опытов.

Морозов огляделся, прошелся по мокрому песку. Водоотталкивающее покрытие на обуви и комбинезоне позволяло ходить по воде, словно это было в Старом Свете.

– Пока я вижу, – сказал он задумчиво, – что здесь удобно прятаться.

– Прятаться? Зачем?

– Пока не знаю. Но удобно. Ни дустом сюда не достанешь, ни какими-то катаклизмами… Как я понимаю, можно забраться и на глубину побольше? Правда, демонстрация по добыче воздуха хоть и эффектна, но… на морском дне вряд ли найдете такой вот… камыш. Все равно не обойтись без машин, что будут накачивать воздухом.

Дмитрий сказал бодро:

– Можно расщеплять прям из воды! Поставить такой ма-а-аленький ядерный реактор…

Енисеев развел руками:

– Это вы так шутите? Вы предупреждайте, а то у меня с юмором не очень… На самом деле все проще. От воды можно отгородиться не сплошной стеной, а с дырочками. Есть такие мембраны, что из воды пропускают только молекулы кислорода, а все остальное остается за стеной. Никаких моторов! И атомных реакторов. Хотя, понимаю, это был такой юмор, да?

Дмитрий копнул ногой мокрые глыбы кварца, пробормотал:

– Да нет, я как раз всерьез. Это Аверьян Аверьянович шутил…

По лицу Морозова было видно, что и он не шутил насчет многокилометровых труб с поверхности, но начальник экспедиции смолчал, только оттопырил губу, оглядел всех скептически, как должен оглядывать начальник, чтобы подчиненные трепетали и бросались навстречу со сбивчивыми оправданиями.

Дмитрий сказал с интересом:

– Но здесь зимой подо льдом будет холодновато. А если морозы грянут хорошие, то промерзнет до дна! Эт что ж, впадать в анабиоз до весны?

Морозов пробурчал хмуро:

– Любители найдутся! Нет такой дури, чтоб не нашлись добровольцы.

– Зато моря не промерзают, – ответил Енисеев. – На морском дне вообще не знают, зима наверху или лето. Для тех станций, кому для научных целей очень важно постоянство температуры, как раз нужно перебраться на морское дно.

Дмитрий сказал радостно:

– Я сам устанавливал мембраны по выдавливанию кислорода из морской воды. Это было шесть лет назад. На одной… словом, на одном глубоководном объекте. Но там пришлось потруднее, это было еще в Старом Свете! И таких мембран на одного лба, скажу вам, одно разорение. Зато одной мембранки хватило бы для целой станции…

Енисеев потупился:

– Гм… Я не глубоководник, но мне кажется, что в нынешнем состоянии, я имею в виду наши размеры, мы способны достичь любых глубин. Даже поселиться на дне Марианской впадины. Туда ни один атомный взрыв не достанет! Даже если здесь все будет трижды выжжено и перемешано с землей, научные станции на дне океанов даже не почувствуют каких-то изменений.