В серо-зеленой мгле появилось оранжевое, как солнце, пятно, начало приближаться. Проступила человеческая фигура, сердце Енисеева затрепетало в радостном узнавании, но тут же оборвалось и рухнуло в холодную бездну.

– Не смей! – заорал он. Его швырнуло навстречу Забелину, но в спешке ударился о выступ, отлетел, пол и каменный свод несколько раз поменялись местами. – Не смей!.. Я сам…

Остро пахнуло озоном. Щеку тронула волна воздуха, в нем он ощутил нечто холодное и смертельно опасное. За спиной чмокнуло. На камне вздулся бугорок, тут же там начало плавиться, пузыриться. Он увидел, как оттуда выстреливаются частички тяжелого запаха, в спешке побежал на четвереньках к выходу.

Звонкий голос прокричал:

– Забелин?.. Стой, не двигайся!

Между округлыми глыбами стояла Саша. Нитемет в ее руках был нацелен на человека, что стоял к Енисееву лицом. В его руках было необычное в этом мире оружие, похожее на пистолет с до странности узким стволом. Он держал его нацеленным в сторону Енисеева, но, когда раздался звонкий окрик, мгновенно повернулся.

Енисеев видел, как блеснул узкий луч, руку Забелина слегка тряхнуло. Плотный сгусток пронесся с такой скоростью, что Саша не успела ни отскочить, ни отклониться.

Сгусток ударил ее в плечо. Она покатилась кубарем. Забелин выстрелил вдогонку, начал разворачиваться в сторону Енисеева, но тот, пролетев по воздуху несколько метров, обрушился сверху, как тяжелая капля дождя.

Сбитый с ног Забелин рухнул, Енисеев озверело схватил его за руку, завернул за спину и стиснул объятия. Забелин несколько раз с силой ударил кулаком в лицо, не подвела многолетная выучка в спецвойсках, Енисеев сдавливал до тех пор, пока не услышал хруст. Выломанная из суставов рука перестала дергаться, но он задержал дыхание и прижал изо всех сил, прижал так, что потемнело в глазах.

Забелин вскрикнул, это больно, когда рвутся сухожилия и обрываются нервные нити, а Енисеев попытался завернуть и вторую руку. Забелин, изловчившись, подтянул ноги к груди, а когда они распрямились, никакая мощь рук не сумела бы удержать пальцы сцепленными.

К счастью, Забелин швырнул его не в воздух. Енисеев отлетел к каменной стене, ударился и отскочил как мячик. Забелин с рычанием подхватил уцелевшей рукой странный пистолет. Енисеев еще не успел коснуться земли, от которой сумел бы оттолкнуться, как противник попытался поймать на мушку.

– Забелин! – донесся болезненный крик. – Тебе с этим не уйти, Забелин!

Саша поднялась и снова вышла на открытое место. Комбинезон на правом плече потерял цвет, дымился. Лицо Саши стало бледным и напряженным. Забелин затравленно поворачивался, наводил пистолет то на нее, то на Енисеева. Похоже, подумал Енисеев торопливо, у него заряды генерируются там же в обойме. Между выстрелами – интервалы. Он боится, что, в кого бы он ни выстрелил, оставшийся настигнет его раньше, чем накопится второй заряд.

– Забелин, – сказал он с ненавистью, – положи оружие.

– Что?

– Ты останешься жить, – сказал Енисеев. – Тебя вернут в Большой Мир. Будет там суд или нет – не наше дело. Я не хочу убийств в Мегамире.

Он подходил к нему шажок за шажком. Саша, пристально глядя на Енисеева, двинулась в сторону Забелина. Забелин выкрикнул зло:

– Думаете, мне есть разница, прикончить одного или двух?..

Саша прыгнула. Забелин быстро выстрелил. Сгусток пронесся над головой, потому что это был все же не прыжок, а имитация, выполненная бывалой десантницей. Саша пробежала, пригнувшись до самой земли, распрямилась уже перед Забелиным…

Енисеев с остановившимся сердцем видел, как он нанес ей смертельный сокрушающий удар в горло. Дикая ярость полыхнула в черепе. Он заорал, его бросило вперед, сшиблись, сцепились, теперь и Забелин дрался умело, применял захваты, Енисеев рычал, его руки хватали, сжимали, в черепе стучали молотки, дыхания не хватало, воздух накалится, обжигал легкие и почему-то всю кожу.

Сквозь грохот в ушах он услышал хруст. Забелин вскрикнул в ярости, Енисеев напрягся изо всех сил, уперся ногами, потянул, одновременно делая скручивающее движение… Что-то натянулось и хлопнуло, словно оборвалась туго натянутая нить. Тело Забелина еще дралось, руки сжимали, мускулы сокращались, но Енисеев ощутил, что организм живет сам по себе, а связь головного мозга со спинным нарушена.

Саша помотала головой, села. В глазах был страх, удивление. Пальцы пощупали горло. Она тоже, как десантница, знала, насколько в Старом Мире этот удар смертелен.

Енисеев разжал руки. Тело Забелина медленно легло на землю. Голова его была неестественно вывернута, а шея удлинилась вдвое.

– Что с ним? – спросила она.

Голос ее вздрагивал, колебался. Енисеев дышал тяжело, пальцы едва нащупали флягу с водой. Пил долго и жадно, а потом, потяжелев, сказал тяжело:

– В Мегамир пришел… человек.

– Ну да, – сказала Саша. Глаза ее не отрывались от неподвижного тела человека, которого любили, считали другом. – Пришел давно…

– Нет, – сказал Енисеев. – Только сейчас. Впервые человек убит… другим человеком. Не ради добычи. Не ради того, чтобы быть съеденным…

Его колотила дрожь, он чувствовал себя чудовищем, ведь только что убил человека, но никак не мог заставить себя ощутить вину. Саша смотрела большими испуганными глазами.

На ее плече зияла широкая дыра. Гнев ударил в голову, челюсти сжались с силой, скрежетнули.

– Не двигайся, – предупредил он. – Эта дрянь разъела ткань скафандра и теперь смеет жрать твое нежное тело…

– Я потерплю, – сказала она тихо.

Он поспешно заклеил рану анастезирующим пластиком. Девушка побледнела, но глаза ее неотрывно смотрели в его лицо. Дыхание ее пошло чаще.

– Ты ничего не должна терпеть, – сказал он твердо. – Я буду защищать тебя, Саша. Я смогу тебя защитить!

Она прошептала:

– Уже не больно. Когда ты меня трогаешь… любая боль уходит.

– Это я такой лекарь?

– Да, – шепнула она. – И лекарь, и все-все-все.

Она сделала крохотный шажок, Енисеев качнулся навстречу, Саша прижалась к нему всем телом. Для этого ей пришлось обхватить его обеими руками. Он тоже попытался ее обнять, но она вдруг отстранилась. Ее сильные руки быстро и умело начали сбрасывать скафандр.

Остолбенев, он смотрел на ее тело. Солнечный луч пробился сквозь листву, Саша вспыхнула в нем, как живой драгоценный камень. У Енисеева сердце застучало с утроенной частотой, кровь бросилась в голову, вздула все мышцы.

От Саши во все стороны пошел прежний зовущий аромат. Но теперь она не убегала, не дразнила, ее глаза не оставляли его лица. Он видел ее насквозь, видел пульсирующий яйцеклад, слышал мощный зов, от которого самцы всегда теряют голову.

Его руки тоже торопливо, словно сами по себе, сбросили неуклюжий скафандр. Тело с облегчением вздохнуло. Глаза Саши слегка расширились, а ноздри затрепетали. Он сам ощутил, как через поры его тела мощно хлынули в мир запахи. В Большом Мире мало что просочится через плотную кожу, а здесь Саша слышит, как и чем пахнет его печень, его почки, легкие… Хотя на фиг ей сейчас запах его почек?

Сладкая судорога скрутила все тело. Он зарычал, руки рванулись вперед, цепкие пальцы ухватились за ее хрупкие плечи. Но на мгновение раньше ее руки словно выстрелило в его сторону. Он ощутил толчок, ее тело прижалось так, что Енисеев ощутил, как они начинают превращаться в одно целое.

Горячая кровь вскипела, огненным потоком понеслась по жилам.

– Теперь это наш мир, – успел он шепнуть ей в ухо.

– А наши дети, – прошептала она, – станут… владыками Мегамира!