Не стучали по рельсам колеса, не грохотали встречные электрички, но все равно Енисееву не спалось. Рядом шумно сопел Дмитрий, на груди его сидел кошмар, похожий на филина, смотрел на Енисеева подозрительно неотрывно. Енисеев поднялся, обошел спящего по широкой дуге. Безобидное вроде бы существо, но как-то не по себе с ним рядом в темноте. Только глаза и зубы блестят. Нехорошо блестят.

Внизу в нижних этажах загромыхало, шелестело, скрежетало. Видимо, неутомимые ксерксы все-таки решили вернуться к идее углубить подвалы. Или рыли тоннель от Лондона до Бомбея.

На площадке, которую окрестили капитанским мостиком, рядом с дежурным Черновым, сонным и раздирающимся в зевоте, стоял неподвижный, как гора, Морозов. Небо уже посветлело, на востоке горизонт окрасился в розовый цвет, но лицо Морозова оставалось зеленоватым, напряженным.

– И вам не спится? – буркнул он, завидев Енисеева. – Вроде даже качки нет, а тревожно… Первая посадка сегодня?

– Да.

– Куда сядем?

– По программе, в любое место. Специально выбирать не будем. Лишь бы не в огонь или воду. Хотя оба Дмитрия готовы и туда хоть сейчас.

Морозов с сомнением посмотрел вниз. Первые лучи солнца уже коснулись воздушного мешка, но внизу все было залито чернотой.

– Сесть – проблема, взлететь еще проблемнее… Подождем, пусть люди проснутся как следует. И внизу прояснится. А то посадим так, что Фетисова возликует: новая колония, новое человечество!

– У нас рация, – напомнил Енисеев, скривившись при одной мысли о радистке. – Пошлем сигнал бедствия. СОС или «Майский день», как его еще называют. Нас тут же изымут.

Морозов засмеялся:

– Если Фетисова на всякий случай не погладит рацию ломиком! Для верности.

Около часа опускались всеподжигающие лучи с облачков на темную землю. Вспыхнули верхушки мегадеревьев, оранжевые искры медленно сползли вниз, перебросились на пригорки.

«Таргитай» снизился, пошел над зелеными горами мегадеревьев. Морозов бросил нервный взгляд на мирмеколога, тот торопливо кивнул. Пламя горелки, удушенное рычагом, мгновенно угасло. «Таргитай» пошел вниз по длинной дуге.

Енисеев затаил дыхание. Зеленые массивы зеленых гор откачнулись, освобожденные порывом ветра, гондола шла слишком низко… Днище звучно чиркнуло по широким листьям. Енисеев увидел торчащий навстречу лист ребром, ярко-зеленый, наполненный соком, уже облепленный стадами тлей. Он приготовился к сотрясению, вцепился в скобы покрепче, но толстое ребро беззвучно смялось, тли сорвались с зеленого поля, и гондола пошла дальше через шелест и треск. Впереди блеснул просвет, и «Таргитай» медленно опускался почти вертикально: мегадеревья экранировали поляну от ветра.

Малые завихрения повлекли «Таргитай» по кругу над поляной. Морозов выглядел серым, даже губы стали пепельного цвета. Глаза были стеклянными.

– Якоря! – рявкнул он.

Дмитрий и Саша выстрелили почти одновременно. Гондола дрогнула от отдачи, но шар понесло дальше, внизу мелькали огромные отполированные валуны, каждый в десятки раз больше «Таргитая». Саша быстро перебежала к нитемету, нажала, почти не целясь, на спусковой крючок. Пахнуло озоном, мгновенно застывающая жидкость ударила длинной нитью в блестящую каменную стену. Гондолу тряхнуло, занесло по дуге, затем черный куб нехотя опустился на землю.

Дмитрий выстрелил еще раз. Острие вогналось в сухой обломок мегадерева. Длинный линь зазвенел от напряжения, уже превратившись в прочнейший канат. Из нижних люков выпрыгнули Чернов и Забелин, умело закрепили гондолу липкими нитями. Тут же их обоих, всю гондолу, весь мир накрыло ярко-красной, еще теплой бескрайней тканью.

Около часа прошло в беготне и суматохе, пока собирали мешок и укрывали в ближайшей расщелине. Ксерксы растерянно метались, сшибали людей с ног, тоже пытались тащить схлопнувшийся шар. Морозов лично отгонял обоих, опасаясь за тонкую ткань.

Пока прятали мешок, ксерксы в лихорадочной спешке затащили в ближайшую расщелину оборудование, схватили и унесли в самое глубокое место Морозова и Цветкову. Цветкова была на грани истерики, а Дмитрий, гордый за простого и рыцарственного муравья, галантно объяснил, что бравые ксерксы не думают о собственной безопасности, они бросаются спасать самое ценное, самое дорогое… Но при изысканных комплиментах, которые вымерли еще при дворе Людовика, он забыл упомянуть по рязанской забывчивости, что ксерксы в первую очередь затащили в укрытие металлические баллоны с феромонами, принимая их за личинок юного возраста.

Морозов тоже не возликовал, когда страшные жвалы сомкнулись у него на груди, а перед глазами замелькала земля, словно под колесами взлетающего самолета. Он приготовился к самому худшему, но ксеркс деликатненько уложил его на груду баллонов, умчался, тут же второй принес бледную и с закрытыми глазами Цветкову.

Затащив оборудование из опасной зоны, где летают птицы, снуют хищные жужелицы, прыгают пауки, богомолы и чернушки, собрав всю семью в щели, откуда хорошо обороняться, ксерксы успокоились. А так как Морозов сразу расставил часовых, что было абсолютно верно и входило в первую часть программы, у обоих ксерксов включился второй этап программы: они одновременно ринулись на охоту. Молодая семья должна стремительно расти, дать потомство, завоевать территорию, потеснить соседей, подчинить других муравьев, завести скот, возделывать поля…

– Чересчур старательные дуболомы, – проворчал Морозов, стараясь приглушить страх, не показать его подчиненным. – Почему не предупредили, что они будут такими активными?

– Да они всегда такие, – ответил Овсяненко, которого принесли в щель последним.

– Гм… им отводилось место где-нибудь между сенбернарами и боевыми лошадьми. Не люблю неожиданностей.

Они вылезли из щели, готовые к тому, что их затащат обратно. Но ксерксов уже не было в поле зрения, только Забелин и Чернов под руководством мирмеколога старательно маскировали гондолу стеблями травы, листьев. Дмитрия и Саши не видно, но где-то затаились, держа поляну под прицелом бластеров. Самые опасные часы дежурства отданы им.

Енисеев помахал Морозову и хирургу:

– Как убежище?

Морозов ответил неудовлетворенно:

– Сырое, глубокое и очень темное.

– Это хорошо, – сказал Енисеев серьезно. – Можем снимать скафандры на ночь. Ксерксам надо доверять, они лучше нас чуют… Инстинкт!

Овсяненко покрутил головой, в его глазах было восхищение:

– Как работали, а? Как атомные вихри. Без понуканий, указаний. Как будто от скорости зависели их жизни.

– Они уверены, что от их скорости зависит жизнь всего отводка, – сказал Енисеев очень серьезно. – Это важнее, чем собственные жизни… Но я рад, что вы поняли, не жалуетесь.

Морозов вскочил на горку камешков, огляделся орлиным взором. Гондола уже скрылась под маскировочной сетью, куда умело воткнули зеленые листики. Красный мешок упрятан в расщелине целиком.

– Что понимать, – буркнул он, не давая инициативе уйти из рук. – Я сам отдал приказ о перебазировании в укрытие. Все как запланировано! Эти двое тут же приступили, пока остальные на красоты пялились… Вот пример для остальных! Хорошие парни, как в армии! Надо только проверить, не повредили ли чего в спешке! Они нам сэкономили массу времени. Разве что переложить кое-что иначе…

Енисеев подумал, что ксерксы, застав вещи «разбросанными», снова переложат, сообразуясь со своими, пока еще непостижимыми нормами, но такие новости Морозову лучше подавать мелкими дозами.

Над гондолой по качающейся под ветром веточке конюшника ходил взад-вперед Дмитрий. Буся на его плече сидел напружиненный, готовый отражать атаки, защищать гондолу, стрелять из бластера, изничтожать врагов… Собаки становятся даже внешне похожи на хозяев, мирмекофилы подражают муравьям, а здесь Буся копирует Дмитрия так усердно, что вся Станция покатывается со смеху, только Дмитрий этого не понимает, сердится.

Для них это просто прогулки, подумал Енисеев. Короткие прогулки в Мегамир, а затем возвращение в старый добрый неизменный Старый Мир. О чем-то более серьезном никто и не думает. А скажи, даже намекни – в сумасшедший дом упекут без права на выписку. И все лишь потому, что век человеческий короток. Человек не может себе представить, что совсем недавно точно так же жили римляне: любили, дрались, чего-то добивались, зарабатывали деньги, покупали еду и мебель… Теперь человек не может себе представить, как можно жить без телевизора или холодильника, без электричества, а ведь всего одну-две сотни лет даже короли обходились без телефона…