– Алексеевскому или Фетисовой… не говорить?

– Им ни в коем случае! У них и так все на медных лбах написано. Крупными буквами! Тут же кинутся бить морды всем подозреваемым. Особенно Фетисова… Нет, с нею в последнее время что-то происходит, а вот Алексеевский не меняется. Прям и прост! Что он, что его тезка…

Судя по секундной паузе, проглотил: «…и что его Буся». А Енисеев лихорадочно, до головной боли, перебирал в уме участников полета. Морозов, Дмитрий, Фетисова, Овсяненко, Цветкова, Хомяков, Забелин, Чернов… Два ксеркса. Ну, ксерксов можно заподозрить, разве что обладая буйным воображением Фетисовой!

Он потряс головой. Сегодня утром ксеркс пытался тащить его куда-то. Енисеев был занят, спешил, от ксеркса отбрыкался, не очень-то вникая в его сигналы, и ксеркс в конце концов ушел, но на пороге остановился и как-то странно осмотрел мирмеколога с ног до головы… Бред какой-то!

Несколько часов кряду снимали с верхушек деревьев воздушный мешок. Он покрыл площадь в несколько сот метров, пришлось подрубить стволы. В редких случаях достаточно было брызнуть растворителем, но чаще рубили, пилили, а мешок сволакивали вниз, расстилали дырой кверху. Хомяков и Забелин умело обрезали обгоревшие края, наложили заплату. Чернов скрепил полосами клея, прогладил, наложил второй слой.

Енисеев улучил минутку, шепнул Морозову:

– А не лучше ли объявить, что среди нас враг? Скрывать недемократично! Это привело к застою, если вы помните историю.

– На собственной шкуре помню, – проговорил Морозов хмуро. – Нет, предупрежден – вооружен. К тому же остальные начнут шпионить друг за другом, команда ученых превратится в майоров прониных… Понесем этот камень сами. Или плечи узковаты?

– Узковаты, – согласился Енисеев. – Не нравится мне это… Мне и кагэбисты не нравились за то, что соотечественников преследовали, не до иностранных было… Но если полицейскую работу переложить не на кого, потащим сами.

– Надо понять, чего добивается наш противник. Если поймем, то наполовину вычислим. Ясно пока одно, мистер Икс не трус. Шел на катастрофу!

– Но зачем? Кому нужен провал?

– Акулам капитализма, конечно, – хмыкнул Морозов. – Но, кроме акул, есть враги пострашнее и покрупнее. У них в арсенале анонимки, черные шары, групповщина, связь с мафией в верхах… Но крушить ломом рацию? Жечь воздушный мешок?

– Это человек действия, – согласился Енисеев.

Морозов кивнул, тут до Енисеева, как до жирафа, дошло сказанное, он ощетинился:

– Это не испытатели!

– Я этого не говорил, – подчеркнул Морозов, – это вы сказали.

– У меня самого мелькнуло подобное, но я тут же отбросил эти недостойные подозрения!

– Не спешите отбрасывать, а то всех отбросите. Я сам не обожаю правоохранительные органы, но ведь они только следят за выполнением законов, которые мы с вами придумали. Мы все недолюбливаем милицию, не говоря уже о КГБ, потому что эти менты возятся с отбросами общества. Но ведь они защищают нас! Потому что мы сами им сие поручили. Себе работу почище, а им, тупые ведь, погрязнее. Зато здесь ценнейшие специалисты, только мы с вами – не обижайтесь – идем не по профилю. Хоть вы и доктор наук, но пока что выполняете чисто прикладную работу квалифицированного десантника.

– Я? – пробормотал Енисеев. Он знал, конечно, что от его профессии пока что отдачи нет и не скоро будет, но такие формулировки… – Гм, похоже…

– Вот-вот. Сами не замечаете, но уже стали кумиром у Алексеевского и Фетисовой. Именно как супердесантник! Как ученого вас пока не знают. Да и не поймут. А про вашу отвагу уже рассказывают легенды. Признаться, даже я, когда наблюдал за вашими прогулками… Словом, Евлистий Владимирович, давайте сейчас поищем скрытый смысл в действиях нашего противника.

– Он мог перебить всех поодиночке… Но пока на это не идет.

Туманная разгадка начала выплывать на поверхность. Енисеев уже почти увидел, как из пелены проступает лицо террориста, оставалось чуть-чуть сосредоточиться, вспомнить детали, и враг будет назван… Но как расколовшаяся гора громыхнул Морозов:

– Подозревай всех!

И неясный образ исчез, словно под ударом урагана.

Вечером Енисеев вышел из лагеря. Необходимо осмотреть окрестности, опасность может ждать за каждым листом, никакие меры не чрезмерны, но на самом же деле он просто не мог работать, когда один из них – диверсант. Где бы ни работал, везде чувствовал на себе вопрошающий взгляд Морозова. Какая-то нелепость: начальник экспедиции считает, что именно он, Евлампий Енисеев, вычислит преступника!.. Ни Шерлок Холмс, ни Мат Хельм, ни даже майор Пронин вроде бы не были именитыми мирмекологами!

Заросли расступались, дорогу перебегали крупные звери, иногда нечто кидалось из чащи, Енисеев автоматически бросал пальцы на рукоять бластера, хлопок, визг, барахтанье, а Енисеев шел дальше, не прерывая нить раздумий. В душе оставалось гадко, словно там проползло целое стадо гусениц. Шпионы, диверсанты… Вот тебе и новое общество, где все с чистой страницы! Средневековье принесли в себе, на зеркало неча пенять, коли рожа крива.

Его рука автоматически вздернулась, палец нажал спусковой крючок. Гарп в прыжке вздрогнул, а сам Енисеев так же неторопливо шел дальше, думал с горечью о сложностях, которые пришли в этот мир. Он только чуть отклонился, когда тело гарпа пронеслось мимо и тяжело ударилось сзади.

Солнечные лучи отступали вверх по стволам деревьев, вслед ползли сумерки. Пора возвращаться, но там придется смотреть в глаза друзей, в честности которых не сомневаешься!

Под подошвами мягко пружинили ворсинки. Енисеев прыгал с листка на листок, почти не всматривался в наступающую темноту, чутье говорило, что опасности поблизости нет, никто не готовится прыгнуть на него, ухватить из-под земли, выстрелить кортексоном…

Внезапно его ноги погрузились в мягкое, холодное, ухватившее почти нежно, но цепко. Енисеев рванулся. Обжавший его ноги осьминог чуть подался следом, но затем властно потянул назад. Енисеев вмялся плечом в мягкое, холодное, гадкое.

Он рванулся, в голову ударил страх. Попал не в лапы богомола или муравьиного льва, ухватило что-то более сильное, более реликтовое, древнее! И держало так крепко, что он почти сразу перестал биться. Развернулся в тугом объятии, и в лицо пахнуло жаром от стыда и злости. Ниже пояса блестела тяжело осевшая у основания водяная сфера!

Вершина была бы по брови, но, к счастью, влип не в середину. Если бы не барахтался в панике, философ несчастный, детектив доморощенный, сумел бы осторожненько выбраться…

Слабеющими пальцами поднес ко рту сразу три капсулы. Глотнул уже с трудом, но холод отступил, в застывающих внутренностях потеплело. Потерял бдительность, как говорят боевые испытатели. Привык обходиться без глупых драк, а здесь не обойтись без гарпунного ружья или бластера!

Холод накатывал волнами. Вязкая вода не выпускала, но можно двигаться, как кот ученый, по кругу, а там что-нибудь да попадется, не может быть, чтобы не встретилось!

Увы, дураки только в сказках счастливы. Магическое «авось» не сработало. Бог сказал внятно: на меня надейся, но бластер с пояса не снимай, хлебалом не щелкай, держи ушки на макушке. Совсем рядом с листом, где он влип в каплю, виднеются огромные камни, сухой ствол дерева, огромный каркас майского жука, похожего на абстрактную скульптуру, опаленную атомным взором… Даже палкой дотянулся бы!

Холод победно загонял остатки тепла вглубь. Енисеев из последних сил попробовал сдвинуть водяную цистерну с места. Листочку не было суток от роду, волосики на нем упругие, восковые. Капля держится на них, листа не касается. Хватило бы сил стронуть, перекатить с листа на землю, но еще Архимед говорил про точку опоры…

Он рванулся из последних сил, кончики пальцев почти коснулись огромного валуна, но пленка дернула назад. Рука врезалась в ледяное желе по плечо. Водяная сфера перерезала его наискось по груди. Сердце заломило от боли.