Мрак поморщился:

– И нищенок грабите? Я думал, только богатых.

– Богатых выгоднее, – согласился Гонта. – Достаточно ограбить одного, где бедных надо грабить дюжину. А из добычи можно пару медяков бросить бедным! И слава пойдет как о благородном разбойнике, и, что главное, буду с радостью доносить на богатых. Зависть – сила!.. Но ты зря жалеешь бабку заранее. Если бедна – отпустим, не обидим. Только некоторые так наловчились проносить через мои земли даже драгоценные камни…

– Ого!

Разбойники вытряхивали скудные вещички прямо перед костром. Внезапно старая женщина с плачем упала, жадно ухватила какую-то почерневшую щепку, что едва не угодила в огонь, прижала к груди. Разбойники смеялись, пока не рассмотрели ее руки: в страшных сизых шрамах, будто ее пальцы и ладони зажимали в раскаленные тиски, рвали горячими клещами… или жгли на костре.

Смех мало-помалу утих, а женщина, плача, затолкала обратно в мешок скудные пожитки, попятилась от костра. Мраку почему-то показалось, что больше всего она бережет щепку, что едва не угодила в костер. Даже не заметила бы, что отобрали все, но щепку берегла…

Но додумать не успел, Гонта мощно хлопнул по спине, ему нравилось хлопать по могучей спине Мрака, загрохотал весело:

– А как пищал, когда волокли по ручью?

Когда от кабанчика остались мелкие косточки, Гонта вывел на едва заметную тропку:

– Выйдешь к горной веси. Эти люди никогда не спускаются в долину. Понимаю, руды копают, золото гребут лопатами, но откуда хлеб берут?

Воздух здесь был чище и реже, чем в долине, намного холоднее. До обеда он карабкался по кручам, справа и слева окружали горы, огромные и величественные, как застывшие великаны, облака пугливо проскальзывали над самой головой, небо блистало синевой. Зелень осталась далеко внизу, здесь были только голые камни. Даже мох перестал следить за ним из-под тяжелых глыб.

Некоторое время с ним наравне парил горный орел, затем Мрак оставил его внизу. Но при виде орла вспомнил о жабе, вытащил из мешка, накормил. Она ела вяло, тупо смотрела на него выпуклыми глазами. Лапа быстро зажила, жаба опиралась на все четыре. Мрак дал ей малость поскакать меж камней, затем снова сунул в мешок. Мелькнула мысль, не рехнулся ли? Зачем тащит с собой это маленькое безобразное чудище?

– А потому, – сказал он вслух, благо никто не услышит, – что другие тебя не любят, жабуня. А у бога нет безобразных детей.

Он усмехнулся, подумав, что тем самым выгораживает и себя. Если он, дескать, отнесется к безобразной жабе, как другие относятся к игривым пушистым белочкам, то и к нему, может быть, отнесутся как к человеку. А то на Таргитая все девки вешались, парни в друзья набивались, даже к Олегу неровно дышала то одна, то другая, мужчины спрашивали совета, то с ним, Мраком, все иначе. Мужчины сразу оценивающе смотрят на его плечи, рост, широкую грудь, искоса поглядывают в глаза, затем мрачнеют и отводят взоры. Женщины смотрят как на могучего заступника, с которым ничто на свете не страшно. Но так же и мужчины, и женщины могли бы смотреть и на жабу размером с быка!

За эти два дня, когда расстался с Медеей, только горные козлы прыгали со скалы на скалу, сами похожие на огромные валуны, ящерицы шныряли между камнями да вездесущие муравьи таскали добычу и отвоевывали земли у соседей.

Дорожка петляла между скал, иной раз ныряла в такие щели, что Мрак напоминал себе, какой он предусмотрительный, прямо вещий, что отказался от коня. Наконец тропа круто пошла вниз. Мрак разглядел серые крыши, заторопился, ибо солнце уже угрожающе быстро сползало по раскаленному небосводу к темному виднокраю.

Когда он ступил на околицу, черные тени слились, побежали впереди. Вдогонку на темно-синем небе высыпали мелкие колкие звезды.

Мрак с облегчением перевел дух. Впереди уже заприметил двери, над которыми горел факел. Там же гремели удалые песни. Не шибко ровно, но в охотку. Боги мудро придумали, что корчма есть даже в самой мелкой веси.

Он переступил порог, с удовольствием окунувшись в знакомый мир запахов жареного мяса, вина, пива, горящих березовых поленьев. Корчма всего на четыре стола, да и те заполнены наполовину, селяне веселятся после трудового дня степенно, размеренно, каждую каплю вина смакуют, по домам не торопятся.

Мрак наметанным взором вычленил войта или старосту, они везде отличаются чем-то неуловимым, подсел на лавку напротив. Войт неспешно потягивал пиво, на пышных усах повисли клочья пены.

– Доброго здоровья, – поприветствовал Мрак. – Я иду мимо, здесь только промочу горло. Скажи, добрый человек, кто бы мог подсказать мне, где можно отыскать пропавшего тцаря Додона? Внизу мало кто что понимает, а здесь, в горах, говорят, все как один вещие колдуны да провидцы.

Войт неспешно отставил кружку, довольно крякнул. Мрак ожидал, что теперь-то войт ответит, но тот придвинул другой ковш, с наслаждением сдул пену и лишь тогда, словно только сейчас заметил терпеливого чужака, сказал с ленивой задумчивостью:

– Только Хозяйка Медной Горы знает все в этих краях.

– Хозяйка… А кто она?

– Богиня, – ответил войт еще неспешнее. – Еще из тех времен, когда горы были молодыми. Она ходит сквозь камень, она знает все.

Мрак поскреб в затылке:

– Богиня… Гм, мне бы что-нибудь попроще. А где она? И на какой козе к ней подъехать?

Войт щелкнул пальцами, отрок заменил пустые ковши полными. Войт с прежним удовольствием сдул пену.

– Как подъехать? Это мог бы подсказать разве что Дед.

– Чей дед? – спросил Мрак.

– Не дед, а Дед, – поправил войт уважительно. Мраку почудилось в голосе главы общины кроме почтения еще и нотки страха. – Он живет в горах… К нам спускается раз в неделю.

– И что в нем необычного? – спросил Мрак настороженно.

– Необычного?

– Не виляй хвостом, я же вижу. Вы его в чем-то боитесь?

Войт покачал головой:

– Не то чтобы боялись… Но прошлой весной помер последний старик, который помнил его отроком. А другие преставились намного раньше. Наш же Дед только называется дедом… хотя, по правде, уже треть села ходит в его внуках… но он все еще мужик в полной силе. Он словно бы остановился в зрелых летах, так и пребывает. Таким я его застал, когда народился, таким он приходил дня три тому. Матерый волчище! Седина только виски посеребрила, но я ее помню с детства.

– Колдун? – предположил Мрак.

Войт в сомнении покачал головой:

– Вряд ли. На той неделе захворал его внук… один из внуков, так он помочь не мог, как ни старался. Слезы лил, травы готовил, но помочь не смог. Да и вообще… Колдун в соседней веси хоть тучу отогнать к соседям, хоть порчу или сглаз снять, хоть рыбу подманить на рыбалке, а наш Дед только своей статью дивен!

– Но он что-то подсказать точно может? – спросил Мрак настойчиво.

– Если он не может, тогда кто?

Жаба сидела смирно, сытая и сонная, держалась крепко, и Мрак поднимался в горы легко. Воздух был чист, как взгляд Светланы, свеж, далекие вершины гор блистали синевой, недоступные, как Светлана. Солнце лучилось, напрасно подражая ее сияющей улыбке, и Мрак спешил, чувствуя боль в мышцах, не давал им пощады.

Любой бы прошел мимо каменной стены, но не человек с волчьим нюхом.

Мрак остановился, подозрительно всматриваясь в потрескавшуюся стену. Затем ощупал, запустил пальцы в едва заметную щель, с натугой потащил на себя глыбу.

Открылся лаз, пахнуло спертым воздухом. Как жить можно? – подумал он раздраженно. Задохнуться пара пустяков. Или в самом деле колдун?

Протиснулся, сзади пробивался слабый свет, прополз по извилистому ходу. Когда совсем померкло, очутился в небольшой пещере, не больше темного чулана. Свод был низок, стоять приходилось на полусогнутых. Спертый воздух заметно разбавился струей снаружи.

Чувствуя себя обманутым, Мрак потоптался на месте, осматривался. Ни стены, ни пол не говорят о том, что здесь кто-то живет. Тем более десятки лет.

Спина заболела, он превратился в волка. Жаба протестующе квакнула, хотя шлепнулась не на пол, на волчью душегрейку. Теперь он видел лучше, а в запахах обозрел пещеру по-настоящему. Человек здесь бывал, но последний раз это было несколько дней тому. Запах почти выветрился, а обглоданные кости в углу пещеры остались, похоже, со времен великой битвы богов с велетами.