Он взревел, чувствуя, какая у него мощная грудь, вскочил и опрокинул стол на сидящих по ту сторону. Рядом вскочил на ноги ничего не понимающий Любоцвет. Губы затряслись, он смотрел беспомощно то на Мрака, то на царских воинов. Те выставили копья, бросились на Мрака. Мрак швырнул в них стол, прыгнул сверху, с наслаждением слыша хруст костей, нагнулся и подхватил тяжелую дубовую лавку.
– Уходи, – бросил он Любоцвету. – Это не твой бой.
– Но как они могли! – воскликнул Любоцвет отчаянно. – Я слышал, но не верил…
Рядом заорал всполошенно Ховрах, перебив юного витязя:
– Зашибешь!
Он поспешно сунул в рот куриную ногу, затем лишь схватился за боевой топор. Мрак завертел над головой лавку, держа ее за край, с хряском обрушивал на пирующих, что вскакивали в панике, сбивались в толпы как овцы. Кто из них знал и готовился их убить, а кто только знал – незнающих не было, – разбираться было некогда. Тяжелая лавка обрушивалась, разбивала головы, ломала спины, крушила и повергала сразу по пять-шесть человек, и Мрак постепенно расширял пространство, страшился только, чтобы не поскользнуться в лужах крови, не споткнуться о трупы.
В стороне раздался страшный рык. Гакон Слепой воздел себя во весь рост, от него шло такое ликование, что все ощутили его, как сухой жар от раскаленной болванки. Он потащил из-за плеча громадный меч, это было настолько страшно и одновременно пугающе красиво, что схватка как бы замерла на миг, все неотрывно смотрели на старого слепого богатыря.
– Спасибо, Маржель! – закричал Гакон страшным голосом. – Ты даешь мне умереть за правых!
Мрак вертел лавкой, а в трех шагах перекувыркнулся через голову Гонта, вскочил уже с двумя мечами – оскаленный, взъерошенный, похожий на загнанного в угол зверя. Мрак видел, как он бросил в его сторону короткий взгляд, оценивая дистанцию, и тут же вокруг него заблистали металлические искры на мечах. Длинные руки двигались так, что слились в полосы, и Гонта выглядел чудовищем с десятком рук, и в каждой было по мечу. Вокруг него сразу послышались глухие удары по живому мясу, крики, во все стороны брызнули горячие красные струи.
– Умри! – услышал Мрак злой голос.
Он чувствовал, что кто-то с близкого расстояния метнул в него дротик. Мрак уже напрягся, ожидая, что острое жало пробьет грудь, ломая кости, прорвет плоть…
Но мелькнули чьи-то пальцы, хрустнуло. Обломки дротика упали на пол. А другая рука, длинная и толстая, со звоном смела чужого воина наземь.
– Спасибо! – крикнул Мрак. – Уходи быстрее!.. Это не твой бой…
– Сочтемся, – ответил Любоцвет, голос его дрожал, хотя мальчишка бодрился изо всех сил. – Нельзя ли как-то… миром?
– Уходи! – крикнул Мрак. Он обрушил лавку еще на троих, но четвертый подкрался сзади, и Любоцвет ударил его кулаком. Меч он не вынимал, но по тому, как хряснули кости, Мрак понял, что за оружие дворцовому стражу уже не браться.
– Не могу…
– Уходи, – повторил Мрак. Он швырнул лавку, свалив целую толпу, подхватил из-под стола свою боевую палицу. – Ты погибнуть не должен.
Двое бросились на Любоцвета. Он ухватил их за головы, стукнул лбами. Звякнуло, шлемы сплющило, то ли от удара, то ли под крепкими пальцами. Кто-то метнул в него дротик, но острие лишь скользнуло по доспеху и унеслось прочь.
Бой закипел тяжелый и кровавый. Пятеро стали спина к спине, их оружие сеяло смерть, и все попытки смять их разбивались, как морские волны о гранитные утесы.
Глава 47
Додон изошел криком. Вбежал, запыхавшись, Руцкарь Боевой Сокол. Додон завопил так, что трясся и разбрызгивал пену:
– Я ж велел враз!.. Почему твои люди как сонные мухи? Немедля… Сейчас же сотри всех в тлен!
Руцкарь побелел, глаза налились кровью:
– Тцар-батюшка! Я всегда верой и правдой отечеству, что значит – тебе… У меня не сонные мухи! Я с ними Конев оборонял! Но кто ж знал, что к тебе приедут не люди, а звери из преисподней?
Додон круто развернулся на троне:
– Рогдай!
Старый воевода нехотя выступил вперед, поклонился:
– Здесь я, светлый тцар.
– А ты чего хоронишься в тени? Где твоя отборная дружина?
Рогдай опустил голову:
– Светлый тцар… Они же твои гости.
– Гости! Убей их всех! Немедля!
Рогдай поднял голову, смотрел исподлобья:
– Нас проклянут.
– Не твое дело, – огрызнулся Додон. – Брань на вороте не виснет. На мне будет проклятие, не на тебе и твоем семени. Выполняй!
Рогдай вздохнул так тяжело, что дрогнул воздух по всей палате, потащился к выходу, будто к ногам были прикованы пудовые гири. Додон проводил его ненавидящим взором.
Возле дверей у входа в Золотую палату толпились воины. Оттуда волнами выкатывалась кровь, теплая и пузырящаяся. Рогдай раздвинул стражей, сапоги по щиколотку тонули в крови.
В зале Мрак, Гонта и Ховрах вышвыривали трупы в окна. Сердце Рогдая сжалось. Герои освобождали место для новой схватки. Он перешагнул порог, острие меча Любоцвета уперлось в грудь. Холодные голубые глаза смотрели пристально. Левая бровь была рассечена, но кровь узкой струйкой стекала, минуя глаз, и богатырь не обращал на нее внимания.
– С чем пришел?
Рогдай печально покачал головой:
– Земля еще не знала такого богатыря, как ты… Зачем пришел на верную смерть, юноша?
– Зачем пришел ты? – потребовал Любоцвет снова.
– Я?.. Я – подданный своего тцаря. И повинуюсь его воле. Нравится мне или нет, но я принес клятву верности, и моя честь не дозволяет ее нарушать.
Он попытался продвинуться дальше, но рука Любоцвета была недвижима, как стены дворца. Лезвие вошло в щель между бронзовыми пластинами, пробило кожаный доспех. Воевода остановился, чувствуя боль, а теплая струя побежала по животу, остановилась, пережатая тугим поясом.
Гонта оглянулся, крикнул зло:
– Убей!
Любоцвет потребовал:
– Уходи.
– Я хочу молвить слово Мраку.
– Говори отсюда.
Он поманил другой рукой Мрака. Тот выбросил в окно сразу двоих, подошел, весь красный, мокрый, со слипшимися волосами. В руках у него не было оружия, но пол был усеян мечами, топорами, палицами, дротиками.
– Что ты хочешь, воевода? – спросил Мрак.
На диво, у него голос теперь был по-прежнему могучий, мощный. И держался он ровно, плечи распрямил, в глазах была веселая ярость.
– Зачем ты явился? – спросил Рогдай тоскливо.
– Не знаю, – ответил Мрак честно.
– Ты же знал!
Мрак обвел рукой палату, где Ховрах и Гонта, пыхтя, вышвыривали в окна сраженных, не разбирая, мертвых или только раненых:
– Они тоже знали.
– Эх, эта воинская честь…
– Я не воин, – поправил Мрак. – Просто мужская честь. Или просто – честь. А то и не в чести дело, а в чем-то еще. Но я не волхв, чтобы копать до корня. Да и не успею стать им. Если что хотел, говори.
Рогдай прямо взглянул ему в глаза:
– Додон прислал меня, дабы я велел сложить оружие. Ежели не сложишь, то я должен убить тебя и твоих людей. Так что видимся в последний раз, Мрак.
Мгновение они смотрели друг другу в глаза. Затем обнялись, застыли ненадолго в крепком мужском объятии. Любоцвет наблюдал, не опуская меч, как разом они отодвинулись друг от друга. Рогдай повернулся и пошел обратно.
– Хороший воин, – сказал Любоцвет с сочувствием. – Мне бы не хотелось поднимать на него меч.
– Мне тоже, – признался Мрак.
– Оставим его Гонте? Да и Гакону все равно, кого крушить…
Мрак ответить не успел, от двери с воинственным воплем бросились новые с оружием в руках. Это были свежие бойцы, вооружены иначе, от них пахло зноем и дорожной пылью, словно только что прискакали к детинцу.
Гонта с натугой швырнул тело издалека, промахнулся, с проклятием подхватил меч и поспешил к друзьям. Воинский клич новоприбывших угас, едва ноги заскользили по лужам крови и едва увидели забрызганные стены, услышали запах смерти, который нельзя не услышать, если в помещении погибает много людей. А когда увидели мокрых от чужой крови пятерых бойцов, больше похожих на выходцев из преисподней, по жилам каждого прошел холодок близкой смерти.