Когда он отодвинул полог, Медея тихонько окликнула. Мрак обернулся. Жаба задвигалась, недовольно заскрипела. Похоже, не хотела в родню царицу амазонок.

Медея сказала негромко:

– Если еще когда-либо встретимся… в горах опасностей много… особенно по ту сторону ущелья, то для друзей я – Меда.

Горы медленно двигались навстречу. Среди них выделялась одна с раздвоенной вершиной, там даже виднелся еще один рог, словно гора грозила небу трезубцем. На ней не было снега, только три острые скалы, зато, если присмотреться, глаза Мрака различали трещины и впадины. И она была по ту сторону ущелья, что главное.

Он бежал и карабкался, досадуя, что Медея хоть и намекнула, что надо идти в горы да еще на ту сторону ущелья, но не сказала, что гор здесь до бесовой матери.

Какая жалость, подумал он со злостью, что хоть и сидел рядом с сильнейшим из чародеев, но чар не набрался. Разве что застольных. А то бы, скажем, превратился в волка, пробежал бы верст десять, снова бы в человека, а дальше на своих двоих… И все, что на нем, тоже превращалось бы, к примеру, в грязь на шерсти или добавочную шерсть… Так нет же, не научился! А побежишь волком, останешься без штанов.

Он грянулся оземь, превратился в волка и тут же вздрогнул от жалобного писка. На этот раз жаба не шарахалась от него, а сжалась в комочек и зажмурилась. Мрак потыкался в нее носом, даже лизнул и, вздохнув, уселся рядом. Жаба приоткрыла один глаз, другой, вытянула мордочку, принюхиваясь, и, очень медленно, лапка за лапку, стала придвигаться к нему. Мрак так же медленно и осторожно протянул к ней морду и тихонечко подтолкнул к разбросанной одежде. Неловко сложил на портки пояс и оружие, браслеты, кое-как завязал в узел – до чего же лапы неумелее рук?.. взял в пасть и понесся легкими волчьими прыжками. Если кто и увидит волка с узлом в пасти, ну подумает, что зверь украл ребенка, как случается нередко. Эка невидаль. На бегу мелькнула мысль, что проще бы сперва вязать узел, а потом задом о землю. Но хорошая мысля приходит опосля, кто-то умен сразу, а вот он – потом…

Лишь к полудню начал уставать, голод заставил в первую очередь вычленять запахи дичи. Наткнувшись на ручеек, он запрятал узел в кусты, сбегал в чащу, почти сразу наткнулся на молодой выводок. Птаха так орала и напрыгивала, пока ловил ее птенцов, что изловчился и достал в прыжке. Тонкие кости захрустели в пасти, кровь была теплой и соленой, но сил прибавилось сразу, а усталость отступила.

Для овладения волшбой требуется тишина, уединение, уход от галдящего суетного мира. Потому люди, желающие овладеть чародейством, уходят в горы, селятся в дальних пещерах, ищут редкие травы, волшебные камешки, усиливающие мощь.

Иные – находят. Кто-то возвращается в город, вызывая удивление и страх возросшей мощью: пора получать выгоду от потраченных усилий, другие ищут дальше. Самые удачливые бывали в глубинах гор у таинственных рудокопов, что не выносят света дня, выходят только по ночам. Они называют себя Первым Народом, но горцы считают, что те просто одичавшие старатели. Так вознамерились отыскать сокровища, что положили на это всю жизнь. А отыскав, не могут остановиться, ищут и находят новые, прячут, любуются втайне от людей. Эти, Первые, тоже знают чародейство, но только свое, горное. Они могут ходить сквозь скалы, видят в глубь земли на сажень, а сокровища чуют за три.

С кем повезет встретиться? Лучше бы ни с кем, кто спутался с иными силами, кроме крепости рук.

Здесь же, в чаще, он уловил еще один знакомый запах. Совсем недавно здесь прошли люди. Четверо. Он побежал по следу, вскоре ноздри защекотал запах дыма.

Мрак уже осторожнее обогнул заросли, выглянул из-под веток. В трех полетах стрелы вовсю полыхал костер, а вокруг огня сидели шестеро. Все в лохмотьях, загорелые, у двоих на поясах широкие ножи, трое с топорами, лишь один отложил в сторону короткий меч, насаживал на вертел молодого кабанчика. Связка хвороста лежала под рукой.

Мрак попятился, выронил из пасти узел. Через пару минут, уже человеком в одежде и с жабой на плече, тем же неслышным шагом вышел из чащи на поляну.

– Мир вам!

Мужчины подскочили, хватаясь за оружие. Кабанчик выскользнул из рук в огонь, а человек тоже подхватил меч. Мрак сделал еще шаг, развел руки:

– Я с миром. И я один. Если бы хотел повредить, то перебил бы стрелами. Вы чересчур беспечны, не поставив охрану.

Они расступились, окружая его полукольцом. Лица их были угрюмые, разозленные.

Мрак подошел к костру, длинной палкой выкатил кабанчика. Не спеша, водрузил концы вертела на рогатины, в то время как разбойники настороженно рассаживались. Один исчез, слышно было, как громко ломился через заросли, проверял, пришел ли незнакомец в одиночку.

Мрак сидел спокойно, скалил зубы:

– Беспечный вы народ… Вы, наверное, из отряда Гонты?

Разбойники пялились на жабу. Та прижалась к плечу, угрюмо рассматривала их выпуклыми глазами. Один из разбойников спросил настороженно:

– Откуда знаешь о Гонте?

– О нем по всей стране в лапти звонят.

– Нет, что он здесь.

– Девки подсказали.

– Девки? Какие девки?

Мрак небрежно отмахнулся:

– Поляницы.

Разбойники оживились. Мрак ощутил на себе шесть пар глаз.

– Так ты был у них?

– И они ничего с тобой не сделали? Ничего не оторвали?

– А Медея что сказала о Гонте?

– Говорят, она обещала с него содрать шкуру с живого! И набить соломой, чтобы для девок мишень поставить…

Мрак ел, посмеивался, слушал, наконец бросил предостерегающе:

– Разве можно так о своем вожаке? Он стоит во-о-он за тем деревом, слушает.

Разбойники умолкли, смотрели то на Мрака, то на одинокое дерево. Из-за толстого ствола вышел человек в зеленой одежде, погрозил кулаком:

– Зачем предупредил? Я хотел послушать еще…

Глаза его угрожающе пробежали по притихшим разбойникам. Раскинул руки, а Мрак удивленно вытаращил глаза:

– Зализняк!

Его сотоварищ выглядел еще массивнее, чем раньше. Руки свисали до колен толстые, перевитые жилами. У него блестело по три кольца на каждой руке, чтобы спасти пальцы от удара тетивой, перстень на большом пальце – примета воинов, а в левом ухе блистала серьга. Серьга означает, как уже знал Мрак, что это единственный ребенок в семье. Таких особо оберегают в бою как единственных продолжателей рода. Впрочем, Зализняк выглядел так, что сам мог охранить и защитить любого.

– Гонта, – поправил вожак разбойников. Он засмеялся. – Если бы я тогда признался, что куявским воронам удалось поймать самого Гонту, там бы три дня на головах ходили!

– Зализ… тьфу, Гонта, – повторил Мрак пораженно, – но как же ты попался, что тебя даже не узнали? Хотя понятно, лазутничал, царскую казну высматривал…

Разбойники с облегчением смотрели, как они похлопывают друг друга по плечам, спинам. Мрак заодно пощупал исполинский лук за плечами Гонты, удивился:

– Как ты из него стреляешь?

– А что? – ухмыльнулся Гонта.

– Да его и трем лучникам не натянуть!

– Четырем, – сказал Гонта беспечно. – Ты уже пристроился к поросенку? Ого, уже и отожрал половину? Знал бы, оставил бы тебя там, в бойцовской яме. Ты нас разоришь.

Еще раз обняв, усадил у костра. Когда опустился рядом, разбойники снова заговорили, довольные, что гроза миновала. Гонта снял лук и бережно уложил рядом. Мрак уважительно посматривал на грозное оружие. Такого еще не видывал. Составной, собранный из десятка слоев клена и вяза, пропитанный тугим клеем, он выглядел способным пробить стрелой городские ворота. А то и городскую стену.

– Как-нибудь покажешь? – спросил он. – Или для бахвальства таскаешь?

– Как Голик меч? – засмеялся Гонта. Он не обиделся. Хлопнул по плечу, голос стал мечтательным. – Чую, еще увидишь…

Они хохотали, вспоминали, как Додон верещал, страшился за свою шкуру. От тропки раздался шум, треск веток. Двое торжествующих разбойников притащили старую женщину, в лохмотьях, с изможденным лицом. Она даже не упиралась, только тихо и жалобно просилась, называла сыночками, но ее поставили перед костром, разбойники грубо сорвали с ее плеч заплатанную суму.