— Господин Катран, а я уж думала, что вы ужинать сегодня не придёте. Столько шуму было сегодня! Но ваш стол, как всегда, ждёт вас, — и обратилась ко мне: — Приветствую, юная джани!

— Мы с юной джани очень голодны. Принеси нам поскорее, Лакуна, всего, что есть готового сразу. А потом блюдо сочных тюртелей. Хочу похвастаться твоей стряпнёй перед моей джани-до, — Киату сделал широкий жест и положил мне руку на плечо.

Брови Лакуны изумлённо взметнулись, щёки разрумянились — видимо, Киату позволил себе нечто непривычное. Кхм… Пират и есть пират, никакого воспитания. Я осторожно отодвинулась. Лакуна метнулась к кухне, щёлкая пальцами, как кастаньетами. Две девочки лет по тринадцать появились из-за занавеси, Лакуна им шепнула что-то, и помощницы в мгновение ока заставили стол перед нами всевозможными блюдами.

— А приборы можно? — спросила я у веснушчатой девочки.

Она не поняла, о чём я.

— Ну, вилку, ножик, ложку? Чтобы есть!

Киату замотал головой:

— У нас едят руками. Чтобы не выказать, что ты брезгуешь стряпухой. Можешь макать в соус лепёшку.

Ох, дикие какие! Но желудок требовал своё, и уж коли я заявилась в заведение полумокрой растрёпой, можно было уже не заморачиваться этикетом. Интересно, а может, у них тоже так принято — перед первым свиданием и походом в кафе макать девушку головой в море?! Тут же всё через десятые горы. Я отмахнулась от мыслей и принялась сметать всё, что было передо мной: соусы с бобами, мясные рулетики, овощные котлетки, что-то рыбное и пикантное. Потом буду спрашивать, как называется. Пока кормят, надо есть.

Киату тоже ел, но ему было не угнаться за мной — продукты исчезали, как отходы на конвейере мусоросжигательного завода. Киату смотрел на меня с весёлым интересом, иногда заглядывая за спину: мол, куда всё девается. Люди вокруг с любопытством поглядывали на нас, а я — на еду.

— Корм в коня, — наконец, радостно сообщила я, чувствуя, что жизнь налаживается, и можно не бояться голодного обморока в ближайшие часы. — Вкусно.

Киату кивнул:

— Я рад. А место для тюртелей осталось? Хм… хотя по идее, всё, что ты съела, уже должно было равномерно распределиться по телу и выглядывать из ушей.

— Нет, я ещё столько же могу, — сказала я, и вдруг меня пронзила мысль. — Погоди, ты сказал Лакуне, что я твоя джани-до. Почему «до»? Что это за приставка? Я только карате-до знаю…

Киату просиял довольно и заявил:

— Это значит, что юной джани остался всего один шаг для того, чтобы стать джайной и моей мухаркой.

Я чуть не поперхнулась.

— Что?! Ты хочешь сказать, что вот это головой в бассейн было свадьбой?

— Почти. Ещё один торжественный момент, и ты навек моя, — сказал Киату так, словно одарил подарком. Потянулся к моим губам, прикрыв веки.

Я отскочила. И выпалила в возмущении:

— А меня спросить не надо было?!

— Зачем? — моргнул Киату. — Тебе нужен защитник. Я смогу защитить тебя лучше других! Я хочу нести за тебя ответственность перед Оком и людьми!

Он наклонился надо мной и получил в нос лепёшкой.

— Я. Ни. За. Что. Не. Стану. Твоим. Имуществом! — рявкнула я и сорвалась с места.

Волнение зашкаливало. И надо было бы разозлиться, но очень хотелось плакать: зачем он всё испортил? Теперь надо на него обижаться. Я так и не узнаю, что такое тюртели, а вдруг они вкусные?! Ещё эти юбки дурацкие в ногах путаются… Я даже до лавочек не успела убежать, как он схватил меня за руку.

— Стой!

Обернулась. Киату высился надо мной, мрачный и погасший.

— Отпусти! — выкрикнула я.

— Нет.

Люди вокруг смотрели на нас, разинув рты. Угу, для них, небось, нежелающая выйти замуж девица — как кошка, внезапно заявившая хозяину человеческим голосом, что Китикэт гадость. Киату был зол и обижен. Ну и плевать, так предложения не делают! Я просто обязана была возмутиться. Перед всем женским полом обязана! Где конфетно-букетный период? Где признания? Где рука и сердце? А с мамой познакомить?

Я готова была испепелить взглядом Киату.

Вон даже принц, и тот спрашивал, хочу ли я, пойду ли я. В любви признался! И глаза были этом были как у щеночка — искренние, наивные. Он, конечно, тоже удивился отказу, но вёл себя няшно.

— Отпусти! — повторила я, пытаясь вырваться. — Я тебе не тумбочка, чтобы сдаться по описи!

— Нет, — поджал губы Киату. — Даже если ты, глупая мухарка, этого не понимаешь, я уже перед морем поклялся тебя защищать. Значит, обязан. И точка!

Мне стало страшно — он не шутил. Вырваться не получалось — не рука, а клешня зверского краба! И смотрел Киату на меня не влюблённо, а так, словно ремня собирался дать. Даже хуже, чем дедушка, когда я случайно разбила вдребезги антикварную вазу, привезённую из Китая. Сразу ясно, что этот пират ни капли не влюблён. Конечно! Он, как все, хочет заполучить дживу. Не знаю, что это ему даст, статус? Вроде мало ему тут уважения! А больше ничего — он же знает, что от меня больше убытка, чем пользы! Но Киату держал крепко и тянул к себе. Да что ж это такое?!

Моя нижняя губа задрожала, глаза наполнились слезами. То есть мне придётся быть его женой?! И выбора нет? И никто не будет за мной ухаживать, добиваться, смешить, задаривать цветами, позволять капризничать и становиться на колено, в волнении протягивая колечко? Как дурацкий тэг на литературном сайте «брак по принуждению»?! Нет, только не со мной! Я не так мечтала! Я хочу по любви и чтобы красиво!

Стало до жути себя жаль. Я шморгнула носом, всхлипнула раз, другой и разревелась. И вдруг Киату меня отпустил.

— Если я тебе настолько противен, — тихо проговорил он, — иди. Уходи, куда хочешь.

— Я домой хочу-у-у, — ревела я, размазывая руками слёзы по лицу. Может, я и не этого вовсе хотела, но это было самое разумное, что складывалось в слова.

Он сглотнул, помолчал немного и сказал ещё тише:

— Домой, значит, домой.

Я даже плакать перестала, изумившись.

— А чёрная привязка как же?

Киату, смурной и траурный, отвёл глаза.

— Наверняка великие дживы, которые ушли от людей, знают и как её снять. Либо ты обретешь мощь, и перенесёшься со мной и своими мухарками обратно в свой мир.

— А ты? — ахнула я.

— Разберусь. Не маленький, — бросил он. — Выживал в местах и похуже. Я выясню, где искать джив.

— Они на островах Шивайя, — пробормотала я. — Принц сказал, что знает, где.

— Найду его и вытрясу, — буркнул Киату и добавил: — На моём острове тебя никто не посмеет обидеть. И с острова увезти. Иди, ты свободна. Только держись подальше от джунглей.

Я моргнула. Он так просто меня отпускает?! И готов собой пожертвовать ради меня?! Ого! Неужели он?.. А я… Сердце сжалось. Ещё сильнее захотелось плакать. Ну почему всё так сложно?!

Но Киату не стал ждать, когда я разберусь в собственных мыслях. Развернувшись, он сам пошёл от меня прочь. Люди смотрели на нас, опасаясь приближаться. На меня с осуждением и непониманием. На Киату — наоборот, как любящие родственники жениха, умудрившегося влюбиться в колченогую козу.

— Киату! — крикнула я ему вслед.

Не обернулся. Совсем обиделся. Я растерялась, теребя в пальцах верхнюю часть юбки. Что же делать?! В груди сдавило, во рту стало горько. Ужасно трудно, когда на тебя обижаются! Я бы наверняка бросилась догонять Киату, если бы не толпа вокруг.

— Тася! — крикнули из-за спины.

Я оглянулась. Ко мне приближались Рита и Ариадна в сопровождении целой компании пиратских мужчин. Крохина впереди всех, как Сусанин. Рита подбежала ко мне. Увидела слёзы и обеспокоилась:

— Кто тебя обидел? Он?!

— Нет. Да. Не знаю.

— Уж определись, — проворчала Грымова.

Я растерянно хлопала ресницами, снова собираясь расплакаться.

— «Нет». Я за тебя выбрала, — сказала Грымова, и потянула меня вслед за Киату. — Потому что он нам нужен.

— Я лучше не…

— Пойдём с нами, Тася! — сказала Рита и показала на ухо. — Ко мне по джойе обратился советник Джоно. Они собираются казнить Аню, если мы не явимся завтра.