Киату повернул голову вправо-влево, чувствуя, что скоро шейные позвонки начнут сами ломаться под тяжестью металла. Встал, попробовал найти более удобное положение, чтобы цепь не давила. И вдруг послышались шаги. Киату потянулся к слабо мерцающему светом оконцу, но тут же взял себя в руки и попытался развернуть плечи. Он никому не покажет свою слабость! Ни за что на свете!

Шаги слышались всё чётче и приближались, заставляя сердце колотиться. Сталактит вспыхнул, как свежий, только добытый из пещер. Дверь в темницу открылась со скрежетом. В проёме появился невысокий человек. Лицо его под шляпой было скрыто маской, от которой сборки ткани падали до локтей, прикрывая плечи и грудь. Плащ же укрывал остальное, и только по носкам сапог и шагам можно было догадаться, что пришедший скорее всего мужчина.

— Что-то вы долго, — ухмыльнулся Киату Джикарне. — Я уже успел заскучать.

— Вот и хорошо, — вкрадчиво ответил мужской голос. — Надеюсь, ты, Джикарне, получил достаточно впечатлений, чтобы не захотеть возвращаться сюда вновь. И своих подельников надоумить, что выступать против короны — затея дурная.

— О, так это была профилактика?! — осклабился Киату. — Запашок так себе, а вообще пойдёт. Стены крепкие, землетрясения и извержения вулкана, если что, можно не бояться.

— Так что, останешься тут?

— Э нет, — покачал указательным пальцем Киату. — Уговор есть уговор. Я — нашёл дживу, удержал её в этом мире и поставил привязку, чтобы она никуда не смылась отсюда. Вам же выгодно списать всё на разбойника и оставить ручки беленькими, не так ли?

— Ты чуть её не потерял.

— Но не потерял. Зато помотался по адским мирам за ней. Кто знал, что она окажется прыткой и затянет меня в свой гудящий город?

— Ты должен отдать мне связующую жемчужину повеления, чтобы впредь мы контролировали дживу сами.

Киату цокнул языком.

— Не выйдет. Даже если отдам, привязка поставлена на моё «Я», — он закатал рукав и показал чёрную вязь, которая, словно замысловатая татуировка, оплетала его правую руку у локтя. — И если я буду усиленно думать сами знаете о чём, джива, заболеет и будет лежать без сил, совершенно бесполезная для вас, пока не отдаст Оку душу. Мне ведь тут, в темнице, терять будет нечего. Хотите? И прикончить меня у вас тоже не выйдет, получите тот же результат — мёртвую дживу. Или ищите в тёмных племенах той стороны Джирату, который сделал привязку. Но боюсь, он вас пошлёт лесом. Джирату никогда не переделывает заказы. Да вы его ещё и не найдёте.

— Перестраховался, мерзавец, — проговорил таинственный гость.

Киату ухмыльнулся.

— Я-то знаю, что никому из правительства доверять нельзя. Тем более вам. — И тут же Киату посерьёзнел, даже голос его изменился, стал ниже и чётче. — Теперь о деле. Я выполнил всё, что требовалось. Пора приступить к вашей части сделки. Где мой брат?

Гость в маске помолчал немного, рассматривая руки пленника, потом ткнул пальцем на жемчужину в ухе и сказал:

— Освободите заключённого Марта Джикарне. По протоколу. И подготовьте лодку на выезд. Это всё.

— Э-э, — покачал головой Киату, — не всё! Речь шла ещё о Большом Трэджо.

— Это было при условии, что жемчужина повеления достанется мне.

— Ай-яй-яй, — скривился Киату, — нет, вышло недопонимание! Или свободу нам троим, или я могу уже сейчас начинать доканывать мыслями вашу хилую дживу. Это будет весело! Выбирайте!

Человек в маске думал не долго. Он снова коснулся пальцем того места, где у всех в ухе располагалась жемчужина связи, и сказал:

— Трэджо Фуэрте тоже освободить. Обоих заключённых переместить на лодку для вывоза в город. Никаких «но», выполняйте приказ! — снова нажал на жемчужину и шагнул к выходу. — Пойдёмте, Джикарне.

Киату показал на цепь и усмехнулся:

— Прикажете мне каменную кладку вырвать? Я бы с радостью, но не завтракал сегодня.

— Ах, да, — раздосадованно добавил гость, достал из складок плаща магический посох, щёлкнул им, и ошейник упал на каменный пол, отчаянно лязгнув.

Киату не успел и глазом моргнуть, как голубые петли вновь оплели его плечи и руки.

— Это ещё зачем?! — возмутился он.

— Я тоже не дурак, чтобы доверять свою спину тебе, Киату Джикарне. Идём.

И они пошли по каменным лабиринтам, мимо внезапно заснувших стражей и вспыхивающих на стенах при движении сталактитах. Решётки открывались и закрывались. Вскоре Киату вдохнул полной грудью свежего воздуха с привкусом морского бриза. В готовой к отплытию лодке уже ждали Март и Большой Трэджо, ничего не понимающие, с завязанными глазами. Два вооружённых до зубов стражника стояли на ее корме.

Можно было радоваться, но что-то давило в груди Киату. Он обернулся на человека в маске и спросил полушёпотом:

— А что вы будете делать с дживой?

— Не твоё дело, Джикарне! — отрезал чиновник. — Иди. Время поджимает! Магические путы осыплются, как только стража освободит вас по ту сторону Моргуусы. И не попадайтесь мне больше на глаза! Сделка окончена.

Киату ступил на палубу лодки, почти мини-корабля, к своему брату и лучшему другу, ради освобождения которых пошёл на преступление против священного закона Ока. На душе было скверно. Не хотелось ни шутить, ни говорить, ни праздновать. Ещё не понявших своё счастье заключённых вывезли сквозь тоннель, вытолкнули на сушу.

Лодка отчалила обратно, и путы магии действительно рассыпались. Киату бросился развязывать обычные верёвки на запястьях Марта и Большого Трэджо.

— Вы свободны, ребята! Скорее, мы свободны!

Освобожденные, они сорвали чёрные тряпки, завязанные на глазах, вытащили кляпы, и Киату увидел на их лицах изумление и ликование.

— Киату! — воскликнул младший брат. — Что ты сделал? Как?!

— Спасибо, дружище! — стиснул его в железных объятиях Большой Трэджо. — Я тебе жизнью обязан!

— Пойдёмте отсюда скорее, пока мы снова не оказались на зловещей стороне Моргуусы! — сказал им Киату.

И они втроём кинулись прочь — в лабиринты трущоб, а затем в джунгли — туда, где их никто не найдёт. Киату бежал, ловя ноздрями воздух, и не мог избавиться от давления в груди. Скверно, как ему было скверно! Перед глазами то и дело возникало очарованное поцелуем лицо дживы из другого мира. Несмышлёная, глупая, нежная… Красивая. Лицо её было столь явственным, а ком в груди столь тяжёлым, что мешал дышать. Сеть привязки у локтя вдруг начала жечь кожу. Киату остановился у куста манджории с сильно пахнущими по ночам цветами, прокашлялся, ударил себя в грудь несколько раз кулаком и вновь побежал.

К чёрту сомнения! Он должен был спасти друга и брата! Дживу правительство точно оставит в живых, а вот их через день ждала площадь казней…

Если бы я не знала, что происхожу из династии врачей и лётчиков, а в дедушках у меня значится сам профессор Семён Аркадьевич Воронцов, я бы могла уверенно утверждать — в моём роду был Карлсон, тот, что живёт на крыше! И всё детство меня лечили генетически и категорически неправильно! Ведь когда Карлсон кричал Малышу на крыше: «Я — самый больной человек в мире», лечить его полагалось конфетами, вареньем и печеньками. Вот и мне помогло! Стоило умять пирог с малиной, шоколадом и взбитыми сливками, от которого отказались мои спортсменки, запить его чем-то белым и почти ананасовым, съесть, черпая большой серебряной ложкой клубничное варенье из фигурной банки; закусить орешками неизвестных сортов, уничтожить половину содержимого огромной вазы в виде корабля, заполненной трюфелями, желейными конфетами, шоколадными, карамельками в виде рыбок, медовыми шариками с фруктами, грильяжем и массой прочего сладкого блаженства, названия которому я пока не подобрала, сил у меня прибавилось настолько, что я спрыгнула с кровати. Бодрая, как огурец.

Джайна Фло, приставленная ко мне в качестве то ли личной медсестры, то ли дуэньи, тотчас прикатила в мою просторную комнату вешалку на колёсиках — почти, как из ИКЕИ, и предложила выбрать платье для занятий.