– Звучит зловеще.

– Согласна.

– Мне так жаль, что тебе пришлось это пережить. Бедная моя девочка!..

– Перестань, пожалуйста, не то я расплачусь от жалости к самой себе.

– Как скажешь. Кстати, как там расследование продвигается? Сдвиги есть?

– Профессор Макнейр считает, что виноват огневик.

– С чего такие выводы?

– Помнишь, на первом курсе нам рассказывали, что магия каждого человека уникальна так же, как уникальны отпечатки пальцев и ДНК? Так вот, в последнее десятилетие в криминалистике метод идентификации человека по магической ауре развивается семимильными шагами. Это я в газете прочла ещё на «Принцессе Фелиции».

– Но такого закона, чтобы ловить преступников по отпечаткам магии, ещё нет.

– Пока нет. Но это дело времени.

– Уже выяснили, кто этот огневик?

– Миссис Макнейр пока не сказала. Думаю, они ещё не идентифицировали всех огневиков.

– Всех и не надо. Наверняка это одна из твоих соперниц, тех, что участвовали в конкурсе.

– Я тоже так думаю. Жаль, если ею окажется Рамона или Анна.

– Не подпускай людей близко к сердцу, Элла. Предать может и тот, кому ты веришь.

– Кроме одного. Тебя, мой дорогой. – Я не удержалась и обняла его, старательно избегая контакта с раненой рукой.

Брайс нежно погладил меня по спине.

– Я тоже тебя люблю, Одуванчик.

– Хорошего понемногу, – отстранилась я, подозрительно шмыгая носом, – не то ещё Эффи увидит и заревнует.

– Можно попросить тебя об одной услуге?

– Конечно.

– Скажи всем, что я остаюсь на ночь в лазарете, ладно?

– Но ты будешь у Эффи?

Брайс не ответил, но, судя по его довольной улыбке, планы на эту ночь у него были получше, чем у меня.

Одна из проблем решилась проще, чем я предполагала. Как только в присутствии секретаря Пламфли я заикнулась, будто мне не терпится увидеть друзей из Хендфордской академии, мне пошли навстречу и назначили ночным дежурным. И повязку фосфоресцирующую выдали. В мои обязанности входило встретить гостей из Хендфорда и Блессингтона и проводить в жилой корпус, правда, вместе с небезызвестным Морганом и его приятелем Алфи Дунканом, но я и тому была рада.

И ближе к одиннадцати вечера, когда «Гидры» и «Фениксы» улеглись спать, мы с ребятами, сидя на скамейке у административного корпуса, травили анекдоты.

– Приходит, значит, моряк в ресторан и спрашивает, где тут можно пришвартоваться, а официант ему: «Я вас не понимаю», – рассказывал Морган.

Я слушала вполуха, наблюдая за тем, кто входит, кто выходит и что творится во дворе. Нервно поглядывала на часы, облизывала потрескавшиеся губы. И утешала себя тем, что в случае успешного выполнения задания мне снимут магический браслет прежде, чем я увижу Фицроя. Облажаться никак нельзя.

– И что дальше? – нетерпеливо спросил Алфи, когда Морган отвлёкся на жужжащего комара.

– Дальше? – переспросил тот. – Ну, моряк попросил сделать уху понаваристее. Официант в отказ, мол, у нас стандарт один для всех. А моряк такой: «А вы скажите коку». И официант повторяет: «Коку». Ну как, смешно? А тебе, Элла? Я как услышал первый раз, ржал, наверное, минут десять.

– Классный анекдот, – рассеянно отвечала я, приглядываясь к фигуре, шедшей по неосвещённому участку дорожки. По манере походки и телосложению человек до необъяснимой дрожи в сердце напоминал Фицроя, но ведь тут его быть не должно!

И всё же… Ещё до того, как он вышел из тени, я поняла, что интуиция меня не подвела.

– О, Фицрой! – приветствовал его Морган. – Тебя тоже обязали дежурить? Садись к нам, мы тут анекдоты Элле рассказываем, так сказать, соединяем приятное с полезным.

– Я анекдотов не знаю, – ответил тот. Тем не менее, небрежным жестом согнал сидевшего слева от меня Алфи и уселся на его место. Настолько близко, что я помимо воли снова начала вырабатывать жар.

– Каждый, кто сидит на этой скамейке, обязан рассказать анекдот, – сказала я. Конечно, я не рассчитывала на то, что Фицрой уйдёт. Но и молчать рядом с этим ходячим стрессом я физически не в состоянии.

– Ладно, – согласился он и помолчал немного, собираясь с мыслями. – Жили, значит, три брата… Нет, пусть будет два. Старший обычно первым открывал все новогодние подарки, но с тех пор, как младшего научили считать, подарки пришлось делить поровну.

Морган одобрительно фыркнул, Алфи подобострастно хихикнул.

– Это не анекдот, – возразила я, – а история из жизни.

– Все анекдоты в какой-то степени истории из жизни, – ответил Фицрой.

– Дай-ка угадаю. Этим старшим братом, систематически воровавшим у малыша игрушки и сладости, был ты?

– Не угадала.

– Анекдот это или реальная история, роли не играет. Главное, рассказ принят, – объявил Морган. – Теперь твоя очередь, Алфи.

Пока Алфи с пространными отступлениями и объяснениями рассказывал свою историю, я, сгорая от перенапряжения, раз десять теряла нить повествования. Чёрт возьми, Фицрой портит мне всю картину. Я уже настроилась, набросала план А и план Б, а тут он!

– Что, не можешь заснуть без меня? – не удержалась я.

– Без тебя совсем не то, – ответил он.

Алфи замер на полуслове, прислушиваясь, но, не дождавшись продолжения, возобновил свою тягомотину.

Больше я не пыталась уловить суть рассказа. С приходом Фицроя воздух стал свежее, комары перестали досаждать, а ночные фиалки затмили аромат хищной дионеи, пахнувшей, как протухшее мясо, обильно приправленное специями. Созвездия засияли ярче и даже внутренний огонь поутих, будто воды испугавшись. Алфи и Морган по очереди травили свои нудные байки, и я, утомлённая бесконечными переживаниями, на какое-то время потеряла связь с действительностью.

– Брайс, ты здесь? – зову я. Вокруг темно, но здесь, в подземном убежище, я знаю каждый поворот и каждый угол. Когда на полуострове зверствовали эльвы, мы с Беккетами и другими членами общины проводили здесь дни и ночи. Он не отвечает, но я чувствую его. Он здесь. Напуган, зол и растерян. Возможно, даже плакал. Но я никогда его в том не упрекну. Несколько недель тому после продолжительной болезни его отец скончался и рана ещё очень свежа. Даю ему время выплакать последние слёзы и вновь даю о себе знать:– Брайс! Это я, Элла. Я знаю, ты здесь. Можно к тебе? Я принесла поесть.– Я не хочу есть, – слышится его надрывный голос. Я безошибочно нахожу друга в самом дальнем углу. Пахнет подгнившей соломой и мышами, но этот запах знакомый, родной, а главное, безопасный. После недолгих уговоров Брайс соглашается разделить со мной нехитрую трапезу, но огонь просит не зажигать. – Никогда не теряй магию, Одуванчик, – горячим шёпотом говорит Брайс, и у меня от его тона мурашки по коже бегут, – потому что это верная смерть. – А как её теряют? – не могу сдержать любопытства я. – По-разному, – нехотя отвечает друг, – кто-то тяжело болеет, кто-то расстаётся с ней добровольно, а у кого-то её отнимают.– Кто отнимает? – Не знаю... Злые люди, которые хотят обладать одновременно четырьмя стихиями.– Но ведь когда четыре стихии соединятся в одном человеке, наступит мир.– Я слышал эту легенду, но это тяжкий грех – силой отнимать то, что каждому подарено богами, и обрекать другого человека на смерть. – Надеюсь, того, кто это делает, будут мучить черти в аду. – Только почему эта мысль меня не утешает? Меня всегда учили не отвечать злом на зло, но, знаешь, мне часто хочется делать наоборот. И чем дальше, тем больше. Это очень плохо, да? – За такие слова меня точно осудит твоя мама, но я думаю, что это нормально.

Очнулась от жуткого лающего воя гончей, инстинктивно цепляясь за кого-то, кто сидел рядом. То ли защитить пытаясь, то ли самой спрятаться…

– Кошмар приснился? – спросили голосом Фицроя.