Ответ мгновенно прилетел откуда-то с «галёрки»:

– Это слишком просто, профессор, ведь его девушка – землевик.

– Землевичка! Земляничка! Землянка! Землеповелительница! – понеслось отовсюду.

Фицрой задрал подбородок и сощурился, запоминая жертв. Кожа из смуглой за долю секунды приобрела пугающий мертвенно-бледный оттенок.

– Ах, эти смелые утверждения о том, будто частички магии передаются при тесном физическом контакте, не одно десятилетие ходят в студенческой среде, – как ни в чём не бывало продолжал Прингл, – и сейчас нам представится возможность убедиться воочию, так ли это. Пожалуйста, Фицрой, приступайте.

– Что он им-меет в в-виду? – прозаикался Карсон, лихорадочным движением поправляя очки.

Я же не понимала, дышу ли или же научилась обходиться без кислорода. В аудитории повисла звенящая тишина. Все затаив дыхание ожидали реакции командира «Гидр».

– Есть, сэр, – только и сказал он.

Моргнул. Подвигал челюстями. Беззвучно вздохнул. И поднял правую руку, чертя в воздухе руну «камень». Я заметила, что и на ладонях кожа его побелела, будто утратила все краски, а рука едва заметно дрожала. Потому, наверное, руна вышла криво и контур засветился только частично.

На «галёрке» кто-то присвистнул и ввернул малоцензурное замечание, за что удостоился справедливого наказания.

– Торрес, – прикрикнул преподаватель, – назначаю вам два ночных наряда вне очереди. И не благодарите.

– Представлю на месте врага тебя. – Фицрой вытянул руку, я так предполагаю, в сторону того самого Торреса, однако при этом почему-то смотрел на меня.

Огонь внутри меня всколыхнулся и словно вышел за пределы телесной оболочки, оставшись замеченным лишь мной одной.

Стиснув челюсти, Фицрой повторил жест. Гораздо увереннее и быстрее. На паркет прямо под мерцающей в воздухе руной с грохотом посыпались камни размером со страусиное яйцо. Некоторые угодили на первую парту и сидевшие там парни, издавая крики и проклятия, вскочили с мест. Кто-то шмыгнул под парту, кто-то споткнулся и растянулся на полу.

– Спасибо, кадет Фицрой, – захлопал в ладоши Прингл и аплодисменты подхватили на средних рядах, куда не долетели камни. – Отличный результат, к которому нужно стремиться каждому из вас. А о результатах эксперимента, как говорится, каждый волен судить в меру своей распущенности. Кто желает превзойти рекорд своего командира? Как? Нет желающих? Тогда буду вызывать по списку…

– Я всегда был выше всяких слухов и сплетен, но, – промямлил Карсон, – выходит, это правда? Насчёт тебя и Фицроя?

– Если бы это было правдой, камушки были бы размером со статую Великого Магистра на главной площади Фелильи, – ответила я. – И вообще, кроме меня, в академии есть и другие маги земли.

Та же Эффи, к примеру – об этом мне успели рассказать Иона и Бонни. Я-то помню, как она вертела задницей, спускаясь с чёртовой лестницы. Уж точно не комаров пыталась впечатлить.

Остаток урока прошёл в безуспешных попытках парней из «Гидр» повторить успех своего товарища. В хорошем смысле отличился только новенький по имени Эван Торберн.

Внешность у него была ла риорская, но, судя по фамилии, его предки были выходцами из Альверии и, скорее всего, отец или дед попали в эвакуационную волну восьмидесятых, когда мирных жителей южных портовых городов вывозили на Первый Континент. Эван продемонстрировал не только неплохие навыки владения воздушной и водной магией, но и серьёзную теоретическую подготовку, ибо профессору Принглу было угодно его проэкзаменовать. Но если заучка Карсон кичился своими знаниями, то Эван подавал их с подкупающей самоиронией и в целом он оставил благоприятное впечатление. А мне пару раз довольно жёстко пришлось пресечь поползновения соседей на частички моей земной магии. Да какая, к чёрту, земля, если внутри пылает огонь?!

Но пылал он только внутри. И все старания вызвать чистую огненную руну оказались провальными. Даже на спецкурсе по основам огненной магии мне повезло меньше, чем остальным. И на последней перемене, потеряв всякое терпение, я схватила Брайса за шиворот и потянула в укромное местечко.

– Брайс, миленький, прошу, помоги по-дружески, а? – молила я, поднявшись на носочки и крепко держа его за воротник.

– Без проблем, – несколько растерянно отвечал друг, видимо, не ожидая от меня такого напора, – только не совсем понимаю, чего именно ты хочешь?

– Поцелуй меня.

– Что-о? – протянул он, отшатываясь и округляя глаза.

– Просто поцелуй. Ну что тебе стоит?

– Погоди. – Он попытался отцепить мои руки от своей одежды, но я держалась цепко, точно голодный клещ. – Не пойму, зачем тебе это нужно. Если что-то хочешь доказать Фицрою…

– Фицрой тут ни при чём! – взвыла я. – Помнишь, ты говорил про поцелуи и частички магии? Дал мне понять, что я могу рассчитывать на тебя в любое время. Мне показалось, ты и сам этого хочешь.

– Я просто хотел облегчить твоё состояние при морской болезни. Ничего иного я в виду не имел, поверь.

– Только не увиливай от ответственности, Брайс! Понимаешь, мне кажется, моя родная стихия вовсе не земля, а огонь. И если ты мне поможешь, я это узнаю наверняка. Ты ведь поможешь мне, да?

Если бы мне сказали, что мой первый поцелуй случится с другом детства, я бы подняла этого человека на смех. Но сейчас вся моя жизнь зависела от того, поцелует он меня или нет.

И я бы хотела быть уверенной в его положительном ответе на сто процентов, но вся соль в том, что уверенности той не наберётся и на пятьдесят.

– Прости, Одуванчик, но я не могу.

– Из-за Эффи?

– Из-за тебя.

– Меня?.. Что во мне не так?

– В тебе всё прекрасно, Элла. Даже больше, чем прекрасно. Я тебе разве не говорил, что ты – лучшая девушка во всём Тройственном Союзе?

– Не заставляй меня разочаровываться в тебе, Брайс Беккет. Или мне стоит просить Эркина? Он точно не откажет.

Я почувствовала, как на вдохе расширяется и опускается его грудь. Длинные ресницы дрогнули. Я всегда их любила особенной любовью и даже немного завидовала, так как мне, чтобы добиться такой же длины, приходилось использовать тушь или накладные ресницы, но в эту минуту они показались мне… недостаточно густыми.

– Ты ведь на самом деле этого не хочешь, – глухо сказал Брайс. – Не так. Не здесь. Не со мной и не с любым другим огневиком. И дело тут вовсе не в магии, разве я не прав?

Я разжала пальцы. Не до конца – из-за перенапряжения они не разгибались, точно их хворью какой-то свело. И медленно опустилась на пятки.

Возможно, доля правды в его словах есть, так как – что толку врать самой себе? – с плеч будто непосильная гора скатилась.

Джед Фицрой был твёрдо уверен, что порядок в его жизни наступил в тот день, когда его назначили командиром отряда «Гидр». Всё, что происходило до этого, настырная и абсолютно невменяемая новенькая обозвала «счастливым детством», хотя у него имелось другое, более подходящее и, безусловно, самое мерзкое слово, которое только могло придумать человечество – «манипуляции».

Он знаком с ними как никто другой.

«Джедуардо, милый, – растягивая слова на ла риорский манер, стенала вечно недовольная мать, – прошу, не шуми, у меня ужасно болит голова. Если ты не хочешь, чтобы я раньше времени умерла, будь хорошим мальчиком и поиграй во дворе».

«Съешьте ещё одну ложку, мастер Джедуардо, – упрашивала няня, запихивая в рот остывшую овсянку, – если не хотите, чтобы ваша будущая невеста была рябой и сварливой, как жена сеньора Гарризо».

«Ты не уследил за своей матерью, как я велел тебе перед назначением в Альверию, – выпучив налившиеся кровью глаза, кричал на шестилетнего сына капитан сухопутных войск Джон Фицрой, – и какой ты мужчина после этого, если на тебя совершенно нельзя положиться?» «У тебя скоро родится брат и ты не должен огорчать свою новую мать, – спустя полгода разъярялся он же, – поди и сейчас же извинись, если не хочешь, чтобы я опробовал свой новый ремень на твоей тощей заднице!»