Боги!.. Меня резко окатило стыдом за свои искусанные губы, а Пламфли будто нарочно смотрит прямо в глаза и ни на дюйм ниже, не желая меня смущать. Но я, не моргнув глазом, ответила:

– Конечно, сэр, всё будет сделано.

– Я могу доверить вам ключи от ворот?

– Кому как не королеве красоты, мистер Пламфли!..

– Действительно, – расплылся в улыбке он.

И вот – ключи от ворот у меня в руках. Фицрой обездвижен. По венам бурлит не магия, а настоящая сверхсила. Чуть бы больше её, наверное, не выдержала бы. И без того крышу сносит. Непросто всё-таки – носить в себе частички всех четырёх стихий. Что же случится, когда в одном человеке полноценно заживут все известные стихии?

Пошатываясь, вышла на воздух. Свежести в нём нет. Душно, жарко и пахнет подгнившим мясом, усыпанным специями.

Но только я подумала о том, что неплохо бы было вдохнуть чистого, слегка морозного даже воздуха, как с губ само сорвалось:

– Эсто реценсо!

Следующий вдох был куда приятнее. Интересно, насколько хватит сил? Не растеряю ли их до трёх ночи?

«Если что, – с ухмылкой сказала новая Элла, – наш дорогой Фицрой сидит себе спокойненько на кухонном полу».

Прежней Элле было бы жутко стыдно. Она была бы смущена, подавлена и взволнована в одно и то же время. И когда-нибудь потом, после того как схлынула первая волна эмоций… Нет-нет, прежняя Элла никогда бы по собственной инициативе не соблазнила своего командира.

Моргана и Алфи я нашла на той же скамейке. Как бы невзначай бросила, мол, командиру «Гидр» надоело ждать и он ушёл спать, и велела отыскать остальных.

Адская Дотти выла как-то испуганно и рвано, будто костью подавилась. Меня она больше не страшила. Я пыталась переварить произошедшее и успокоить бурлившие чувства. Вот не до них сейчас!

Но помимо воли я снова и снова мысленно возвращалась в ту комнату, где мы с Фицроем пили лимонад. Где целовались. Где он дрожал от лихорадки и возбуждения. Где я плыла от переполнявшей меня магии...

Позже наколдую себе потерю памяти. Возможно. Я ведь… не слишком разочарована?

К счастью, вскоре подтянулись зевающий Эркин, который наверняка дрых без задних ног где-то на лужайке, и двое парней из «Хамелеона» – Фрейзер и Глиссон.

– Встречаем гостей и сразу разводим по жилым корпусам, – сказала я, – после расходимся по спальням. Завтра рано вставать, нужно выспаться.

– Есть, мэм, – без всяких вопросов поддержал меня Эркин. Остальные приняли как должное.

Один только несносный Морган поинтересовался, где я умудрилась обжечь губы. Пришлось соврать, будто пила горячий кофе и что в столовке больше ничего не осталось. Морган заметно огорчился и побежал за водой в жилой корпус.

От нетерпения я ходила вперёд-назад и, погружаясь в тень, чтобы никому не пришло в голову спросить, откуда у меня часы Фицроя, доставала их из кармана и поглядывала на циферблат. С опозданием в четыре минуты автобус припарковался на площадке у замка Балленхейд. И первой оттуда выскочила Рейна Кавано. С визгом подлетела ко мне и обняла крепко-крепко, так, что мои глаза подозрительно увлажнились. Пока мы плакали друг у друга на плече, ребята бурно приветствовали своего бывшего однокурсника Рубио Васкеса. У автобуса топтались ещё несколько старых знакомых, были и незнакомцы из Блессингтона. Дыхание перехватило, когда я увидела приближающегося вразвалочку Ирвина Нокса, из-за которого, собственно, вся каша и заварилась.

– Элла Фостер, – раздражающе пафосным тоном произнёс Нокс. Отвратительный тембр голоса – это у них семейное. – Давно не виделись. Безумно рад встрече.

Он даже посмел руки для объятий раскрыть, негодяй! И ведь не нагрубишь, а то снова папеньке нажалуется, с него станется.

– Взаимно, – через силу ответила я. – Обниматься не будем – я тут на досуге заклятие лихорадки отрабатывала, – и добавила, глядя, как перекосилось личико Рейны: – Оно только на мужчин действует, тебе, дорогая, переживать не о чем.

– Я смотрю, ты здесь хорошо устроилась. Знак отличия получить успела. – Взгляд Нокса плотоядно переползал с левой груди на правую, там, где красовался золотой значок в виде короны. Поскольку настоящая корона мешала бегать по полосе препятствий и играть в баскетбол, мне выдали миниатюрную в виде брошки. – Корона? Что это значит? Королевская кобра? Или «Осторожно, единственная девчонка на мужском факультете»?

– Это значит, что я выиграла местный конкурс красоты, – с убийственным спокойствием ответила я.

– Вау! Элла! Поздравляю! Ты этого достойна! – порадовалась за меня Рейна. – Жаль, что в Хендфорде до такого не додумались, не то мы бы с тобой чередовались: один год я королева, другой – ты.

Одно из достоинств Рейны – стабильно высокая самооценка, которую не способна поколебать ни критика, ни сплетни, ни неудачи. Окажись она на моём месте, не стала бы изводить себя муками совести. Не знаю, как других, а меня это ужасно утомляет.

Оттеснив Нокса, Эркин и Фрейзер представили мне Рубио Васкеса – парня Рейны. На первый взгляд, он был таким же, как все ла риорцы – смуглым, высоким, широкоплечим и черноглазым, с орлиным носом и густыми ресницами. Его изюминкой оказалась крупная родинка на щеке и бархатный, как у оперного певца, голос. Он так искренне радовался возможности снова увидеть друзей и так крепко обнимал Рейну, что я от души порадовалась за обоих.

Но развести их всё равно предстояло по разным корпусам.

– А где Джед? Не встречает? Я увижу его только утром? – спрашивал по дороге Васкес.

– Утром увидишь всех, – кивнула я, не переставая думать о брошенном на кухне Фицрое и ощущая себя чуть ли не самым последним человеком на планете. И повернулась к подруге: – Вот это сюрприз! Даже не предупредила!

– Письмо не дошло? – округлила глаза Рейна. – Держу пари, оно прибыло вместе со мной на корабле. Наверное, завтра или послезавтра доставят. Вот умора! Я раньше письма прибыла!

Внезапно меня охватила мысль, что в письме Рейны могли быть новые засекреченные инструкции от вампира, и осторожно спросила:

– Мне никто не передавал писем?

– Ребята передавали пламенные приветы, – отозвалась подруга, – писем не передавал никто.

Что ж, ничего не поделаешь. Буду действовать как задумала.

Адская Дотти привлекла внимание приезжих. Никто из них, кроме Васкеса, который проучился здесь три с половиной года, никогда не видел гончих вживую. Правда, они подразнили её и посмеялись, как это делают дети у клетки с тигром, и вскоре потеряли к ней интерес.

– Ну, рассказывай, – с горящими глазами воскликнула Рейна, когда мы остались вдвоём в рекреации женского корпуса. В спальне отдыхали девушки из Гуаталайи и Калаорры и мы присели на диванчики, чтобы им не мешать. – Кто он? Ла риорец? Они все такие страстные, мама дорогая! И щедрые – вон, смотрю, серёжки у тебя краси-и-ивые!..

– Ты о чём? – Я старательно изображала непонимание, но, боюсь, меня выдавал не только румянец.

Естественно, от внимания Рейны не укрылись и мои искусанные губы, и следы на шее. Фицрой наверняка новых успел наставить, чтоб его!..

– О том самом, дорогая, – заулыбалась подруга. – Помнишь, я тебе желала влюбиться в самого страстного кадета? Как вижу, сбылось.

– Не в страстного, а в противного, – нехотя припомнила я, – и не мне влюбиться, а ему.

– Ну прости!

– Пластырь есть?

– Конечно.

Рейна достала из сумочки пару полос пластыря и аккуратно наклеила мне на шею. Зря я надеялась, что она сдержится и оставит без внимания две уже имеющиеся.

– Вот это страсти! Наша холодная Элла Фостер оттаяла, наконец, на южном солнышке и нашла себе парня?

Её всегда в первую очередь интересовали любовные отношения, а не учёба. Мне оставалось только вздохнуть и сказать:

– Да просто отрабатывали обмен частичками магии. Ничего больше.