– Вот это явно лишнее, сеньора Вальенде. И впредь я не позволю говорить в таком тоне с моей невестой, – сказал Фицрой и обнял меня за талию.

От неожиданности я чуть на месте не подскочила и вовремя вспомнила, что между влюблёнными, коих мы изображаем, объятия в порядке вещей.

Но бедовая старушка угрозы не испугалась.

– Надеетесь мстить эльвам? Ха! – говорила она. – Женщины в нашем роду не воюют, а сидят дома и воспитывают детей, разве вам Джедуардо не сказал об этом?

– Тяф, – поддакнула левретка.

Пока я мысленно пыталась найти связь между мной, Джедуардо (это так у Фицроя, что ли, в паспорте написано?) и детьми, он крепче прижал меня к себе. Мне же только и оставалось, что впиться подушечками пальцев в шлем и при этом постараться, во-первых, его не раздавить, а во-вторых, не взвыть и не провалиться под землю. Мой фиктивный женишок ни разу не огонь, но его ладонь и бедро жгли похлеще адского пламени!

– Мы сами разберёмся, как нам жить после свадьбы, и ваша задача – смириться с нашим выбором, каким бы он ни был, – жёстко сказал он. – А теперь прошу нас извинить. Нам пора. Матч вот-вот начнётся.

– Была рада познакомиться с вами, сеньора, – отозвалась я и улыбку выдавила.

Бабуля окатила меня внимательным взглядом и произнесла:

– Не пойму, огонь или земля?

– И то, и другое.

У старушки брови вверх поползли и скрылись где-то под шляпой. Она перевела взгляд на Фицроя.

– Правда?

– Правда, – подтвердил тот и зачем-то добавил: – После близости я все четыре чувствую.

Это настоящее преступление – при бабушке родной говорить о таком! Её же беречь надо, не то удар прямо здесь хватит! Но, странное дело, его слова явно пришлись ей по душе, потому что она резко подобрела и молвила совсем другим тоном:

– Жду вас к ужину в воскресенье. Обсудим детали помолвки. Хорошей вам игры, дорогие мои. Джедуардо, береги девочку, не то ты меня знаешь.

– К сожалению, слишком хорошо знаю, – бросил тот.

– К счастью, милый мой, к счастью. Не нужно меня провожать, я сама взберусь на этот ужасный помост.

Я впервые увидела, как она улыбнулась и потрепала собачку по голове.

Как только бабуля сунула трубку обратно в рот и засеменила к трибунам, где рассаживались зрители, я выпуталась из объятий «женишка» и набросилась на него с упрёками:

– Мы договаривались без всяких глупостей, а ты при бабушке говоришь чёрт знает что и лезешь со своими руками!

– О поцелуях шла речь, о руках ни слова.

– Я не приемлю ни того, ни другого.

– Стоять на расстоянии мили друг от друга – это как минимум неубедительно. Мои сразу заподозрят подвох.

– Тогда никакого ужина, ясно? С меня хватит. Я выполнила условие и познакомилась с твоей роднёй, теперь свою часть уговора выполняй!

– Сеньора Вальенде – не вся родня. Придётся играть роль дальше.

– Если в твоей семье все такие чокнутые, я умываю руки! Предупреждать надо!

– Слушай, Фостер, я согласился на твои условия, будь добра сыграть роль до конца.

– До какого такого конца?

– До победного, блин.

– Один ужин, на котором присутствует вся твоя семья, и всё. На большее я не подписывалась.

– Один ужин и визит к мастеру Ферреро.

– И никаких откровенных разговоров при всех.

– У меня двое несовершеннолетних братьев, так что ничего такого не будет.

– И никаких объятий.

– Не перегибай, Фостер.

– А несовершеннолетние братья как же?

– Подловила. За руки просто подержимся.

– Идёт, – подумав, ответила я.

– И в бутик.

– Нет!

– Ты не можешь пойти на ужин в форме.

– У меня есть, что надеть и помимо формы.

Мы бы, верно, поубивали друг друга взглядами, если бы не сержант Фултон. Взвинченный и злой, он погнал нас на поле, а вскоре подоспели и судьи, и матч начался.

– И как вам удалось разбить сборную Блесс… Блессин… Как её там?

– Блессингтона, – подсказала я.

– Такое название мудрёное, что с первого раза и не выговоришь! – выдохнул мальчик.

– Коби, сколько раз говорить тебе: нет ничего более нелепого, чем демонстрировать собственную глупость на людях! – прикрикнул на младшего сына глава семьи – Джон Фицрой.

Он представился майором в отставке, но, как по мне, отец моего фиктивного жениха больше походил на эсквайра, который всю жизнь провёл в пределах своего поместья. Весу в нём было фунтов триста, не меньше, остатки седых волос свисали на плечи сосульками, а в мешки под глазами можно было вместить по два фунта картошки. Внешностью Фицрой явно пошёл не в отца, а в покойную мать, парадный портрет которой красовался в холле на самом видном месте. Двое его младших братьев также не захотели наследовать отцовские гены и получились мужскими копиями матери – кудрявой красавицы-шатенки с белоснежной кожей и пронзительными голубыми глазами.

– Простите, сэр, – отозвался мальчик.

– Нет ничего более нелепого, чем воспитывать своих отпрысков за ужином в честь знакомства с будущей невесткой, – вполголоса заметила сеньора Вальенде, ловко орудуя рыбным ножом и делая вид, будто по-стариковски болтает сама с собой.

Фицрой-старший резко побагровел и бросил на тёщу убийственный взгляд, но ничего не сказал.

А Коби вновь повернулся ко мне.

– Насколько я помню, в прошлом году они заняли второе место?

– Не могу знать, – ответила я, – год тому назад я и не подозревала, что когда-нибудь попаду в Ла Риору.

– Второе после Балленхейда, – уточнил Фицрой.

– Ну, это понятно, – кивнул Коби. – Наша академия лучшая!

– Не наша, а Джеда, тупица, ты ещё там не учишься, – проговорил Нейл. Он был старше Коби на два года и, игнорируя упрёки отца, цеплялся к младшему по поводу и без.

Его фраза была услышана и у Фицроя-старшего в преддверии очередной нотации затрясся подбородок и раздулись ноздри. Миссис Фицрой попросила сына немедленно извиниться, но ситуацию спасла бабуля Вальенде:

– Возьму вас на финальный матч, если не нахватаетесь за неделю двоек. Сами убедитесь, что сборная Балленхейда, несмотря на провальную игру в первом туре, по-прежнему на высоте.

Пока мальчишки выражали восторги, я смогла перевести дух и съесть хоть что-то.

Дело в том, что после визита к мастеру Ферреро, который сумел избавить меня от магического браслета, я чувствовала себя то ли захмелевшей, то ли окончательно свихнувшейся. Нет, поначалу всё было нормально и я даже разочарованно выдохнула: «Как? И это всё?» Старый мастер только усмехнулся в усы и сказал, что это лишь начало. И, как это бывает с лекарством, действующим спустя время, так и магия возвращалась ко мне постепенно. Сначала я почувствовала прилив энергии и слабые всплески земной магии, усиливающиеся примерно каждые пятнадцать минут. Теперь же во мне будто боролись за первенство две конкурирующие стихии – земля и огонь. Внутри то кипело всё, то камнем схватывалось. Серебряные приборы в моих руках становились податливыми, как пластилин, стул чуть не дымился. Энергия била ключом и я с трудом заставляла себя усидеть на месте. Но эту вынужденную неподвижность я компенсировала активным участием в общем разговоре и приходилось без конца себя тормозить, чтобы не наговорить лишнего.

Утешало одно: мне не нужно стремиться произвести хорошее впечатление на этих людей. Зачем, если я вижу их в первый и последний раз? Потому что в противном случае это было бы настоящей проблемой. Так как, во-первых, я совершенно не умею себя вести в высшем обществе и пользоваться мудрёными столовыми приборами, коих разложили здесь в неимоверном количестве, во-вторых, не научена вести светские разговоры и, в-третьих, бриллиантовые серёжки, которые я решила пока не снимать, совершенно не шли к платью и туфлям, которые я одолжила у Рейны. Платье было очень красивое и явно дорогое, и всё же не совсем то, что я бы хотела надеть, собираясь на званый вечер к семье своего жениха.