Джини проснулась к вечеру, пытаясь открыть глаза, но поняла, что они опухли и болели. Снова вспомнились слова Саида… Ее Саида…

Он так любит ее, что готов жениться. Она так любит его, что не может делить с другой. Замкнутый круг и нет выхода… От этих мыслей становилось тошно и противно. Она снова легла и погрузилась в сон. Спать легче, сон единственное место, где они могут быть вместе и им никто не мешает.

Все-таки Оливия позвонила Даниэлю — предупредить, что она не придет ночью, останется с дочерью. О Вирджинии пришлось рассказать:

— Ты зря Джини подарил эту квартиру, дал ей свободу, которая обернулась против нее. Надо забрать ключи, пусть она живет с нами…

— Ливи, — произнес Даниэль, — если этот мужчина Саид, то квартира тут ни при чем. Если ему будет надо, он купит ей замок.

— Ты прав, — выдохнула она. — Ты не хочешь поговорить с ним?

— А ты думаешь, что обвинить мусульманина в связи с христианской девушкой — это получить приз? Если Джини захочет, я поговорю с ним, мы с тобой сейчас даже не знаем— он ли это? И что он сделал? А за клевету в этой стране можно получить приличное наказание.

Будем мудры и будем ждать. Но если это он и он причинил ей вред, то я готов защитить честь моей дочери. И, кстати, Саид в Дохе. А вчера я видел его на празднике… — тут же Даниэль вспомнил, как Мухаммед искал сына, вспомнил звонок Оливии— она искала Вирджинию. Их дети пропали вместе… А теперь один плачет, а другой в Катаре. Не по своему желанию Саид там, скорее, по поручению Мухаммеда. Но обо всех своих догадках он не сказал жене.

Вирджиния проснулась лишь тогда, когда солнце начало пробиваться сквозь шторы. Она проспала почти сутки и чувствовала себя гораздо лучше. Но вспомнив минувшие события, ощутила тоску.

Сон лечит тело, а что вылечит ее душу? Любовь, что прочно поселилась в ее сердце? Осталось только вырвать его…

Она прошла на кухню, кутаясь в одеяло, но увидев за столом своих родных, растерялась. Здесь собрались все: мама, папа и Крис. Они завтракали, улыбались и шутили:

— Джини, доброе утро, — произнес Даниэль, и все обернулись, посмотрев на нее. — Мама приготовила овсянку, как в твоем детстве.

Садись быстрее за стол.

Вирджиния смотрела на них и не могла поверить глазам: если она не идет в их дом, то они приходят сами. Это была милая картина — точная копия той, которую она наблюдала все детство. А потом мама скажет:

— С клубничным джемом.

А Кристиан, конечно, навредит:

— Если сейчас же не сядешь, то я съем твою порцию.

И сразу хочется сесть за стол, схватить ложку, зачерпнуть ею кашу с кусочками клубники, есть и параллельно слушать разговоры родителей. Так было всегда. Этого хотелось и сейчас:

— Я только приведу себя в порядок.

Но посмотрев на себя в зеркале ванной комнаты, есть резко перехотела. Она не видела своего отражения. Память подкидывала ей другие картинки. Саида, который нежно губами касается ее шеи, что-то шепча на арабском языке. Эти слова дурманили мозг и уносили в арабскую сказку. Нежность и страсть… Было все. Она помнила его поцелуи. Они были полны любви, а сейчас осталось только грустное послевкусие…

Они не спали всю ночь. Зачем тратить время на сон, ведь их встречи так редки. А теперь их не будет вовсе…

Вирджиния включила воду, продолжая рассматривать себя в зеркале. На ней сейчас не было сережек с голубыми сапфирами, она сняла их в его постели. Коснулась груди— ожерелья тоже нет, Саид расстегнул застежку и откинул ожерелье прочь…

*** Мухаммед сократил время сборов Саиду до минимума. Его хватило только на то, чтобы покидать в чемодан все самое нужное.

Наверняка для того, чтобы у него не было возможности подумать о Вирджинии. Но Саид думал о ней всегда! Пока шел по зданию аэропорта, сжимая пальцы в кулаки, пока он ехал в дороге и стоял в пробках, сигналя впередистоящим водителям. А когда зашел в свою спальню, то долго стоял и смотрел на смятые простыни. Если бы не чемодан, то он бы не вернулся сюда. Слишком свежи воспоминания.

Теперь его спальня превратилась в храм любви, он никогда не забудет, что здесь случилось. И он никогда не забудет, что было потом. Злости не было, остались только опустошение и чувство безысходности.

Он сел на постель, рукой провел по одеялу, откинул его прочь и посмотрел на золото. Ожерелье лежало в подушке. Память тут же воскресила момент, когда на Вирджинии уже не осталось одежды, осталось только ожерелье. Он сам расстегнул застежку, освобождая ее шею от тяжести золота.

Она не взяла его с собой… Забыла или сделала это специально…

Саид не знал. Чтобы избавится от наваждения, он швырнул его в сторону. Золото ударилось о стену и с грохотом приземлилось на пол.

Потом быстрый сбор в дорогу и путь до Катара. Он поехал на своем «Ягуаре», в Дохе машина ему будет нужна. Дорога долгая, и времени хватит, чтобы думать, как поступить, как выпутаться из всей этой ужасной ситуации. Он не намерен терять свою Хайяти. Женой быть не хочет… Но это мелочи по сравнению с тем, чем пригрозил ему отец. Все сложно, кажется, что нет выхода. А его и нет… Мухаммед запер все двери перед ним. Впервые в жизни. Но разве есть хоть одна дверь, которую он, Саид, не откроет?

Сидя в кресле в аэропорту Дохи, Саид пристально наблюдал, как трудятся пакистанские рабочие. Ноги он закинул на стеклянный столик — такой вид начальника заставляет работать качественно, быстро и без разговоров. Это как раз то, что ему было нужно.

Прошло три недели с тех пор, как он приехал сюда. Дав указания прорабу, Саид сам руководил процессом подготовки. Дел было много, месяц — слишком короткий срок для полной реализации проекта. На обустройство уходило много денег, что его тоже беспокоило.

Авиакомпания «Arabia Airline» решила вложиться в крупное дело, назад дороги не было. А хотелось все оставить, забыть про Катар и уехать в Дубай. Но процесс запущен, и с каждым днем крыло аэропорта в Дохе все больше напоминало дубайский терминал.

Ахмад аль — Аджми, будущий тесть Саида, часто посещал его со своей свитой, чтобы понаблюдать за процессом. Он был деловым человеком, но ради дочери был готов пожертвовать многим. Пару раз он приходил вместе с Дамирой. Ловя на себе взгляды девушки, Саид отмечал, что она красива и мила. И выглядела покорной. Странно, что Амина невзлюбила ее. Наверное, сестринская ревность.

Теперь имя «Arabia Airline» было повсюду: в заголовках газет, в статьях мировых журналов, на телевидении. Репортеры следовали за Саидом по пятам, и именно это видела Вирджиния по телевизору. В эти моменты она понимала, что они с Саидом действительно разные: он почти приблизился к управлению авиакомпанией, стал еще влиятельнее и могущественнее, в то время как она оставалась обычным пилотом.

Сначала Вирджиния корила себя за слова, брошенные ему в его же доме, потом понимала, что все сказала правильно. Но боль в душе не проходила, со временем сменившись тоской. Чтобы ее заглушить, Вирджиния брала дальние и длинные рейсы. В последнее время пассажиров стало больше, и это ее радовало. Америка стала частым пунктом в ее списке. Она уже побывала в Калифорнии, в Техасе, в Канзасе и готовилась к рейсу в Иллинойс.

Оливия поговорила с Вирджинией, но та ничего не сказала про Саида. У нее был лишь один ответ: «Все в прошлом». Эти сухие слова сделали свое дело — пресекли дальнейшие расспросы. Родители успокоились, хотя видели подавленность и задумчивость дочери. Но решили, что все осталось в прошлом и что оно больше никогда не даст о себе знать.

Все знала лишь Милена, поддерживающая Вирджинию все это время.

Расставание всегда пережить сложно и тяжело, особенно когда ты сама делаешь первый шаг и вынуждена говорить любимому человеку много неприятных слов. Но страшнее было не это:

— Я перестала пить противозачаточные таблетки, когда ушла от Мэта, я не думала, что в моей жизни все закрутится так быстро, — Вирджиния сходила с ума, она никогда не беспокоилась по этому поводу, а теперь становилось страшно.