— Зачем? — не поняла она. Даже Арчер остановился у двери, ожидая ответа.

— Я не знаю, меня попросил его секретарь передать вам только это.

— Странно, — непонимающе пробормотала девушка, а сердце предательски забилось от волнения. Эта фамилия у нее ассоциировалась далеко не с Мухаммедом. Она вообще напрочь забыла о нем, как о хозяине «Arabia Airline».

Она встала со своего места и взглянула на Джека.

— Я пойду с тобой, — произнес Арчер. — Интересно, что ему от тебя надо? Боюсь даже представить.

— И не надо ничего представлять. Иди домой, я позвоню тебе и все расскажу. Скорее всего, это по работе.

— Надеюсь.

Они вышли вместе, но разошлись по разным сторонам. Пока Вирджиния шла по темному коридору, то мучилась вопросами.

Может, Мухаммеду не нравится, как она работает? То болезнь, то смерть бабушки. Она практически не бывает в рейсах. Но все плохое позади, впереди целая жизнь, полная полетов. Она очень надеялась, что повод для ее приглашения — это не увольнение из-за кризиса.

Саид не одобрил бы такое решение отца. Он обещал, что никто не будет уволен.

Она кивнула Фрэнку, поставила чемодан, и тот открыл ей дверь в кабинет босса. Прежде, чем зайти внутрь, взгляд задержался на другой двери с надписью «Саид Шараф аль — Дин», и легкая теплая улыбка заиграла на ее губах. Интересно, он здесь? Сидит за этой дверью и, возможно, даже знает, что она здесь. А может, нет. Саид нашел бы предлог увидеть свою Хайяти.

Она отвернулась и зашла внутрь. Приглушенный свет заставил сощуриться, но она отчетливо видела Мухаммеда. Во всем белом в темноте он выглядел как Бог.

— Салам, — всматриваясь в его лицо, произнесла девушка. Ей показалось, что Мухаммед чем-то озабочен. Он свел брови, и его вид стал грозным. Неужели он намерен ее увольнять?

— Уа-алейкум ас-салям, Вирджиния, присаживайся. Я хочу поговорить с тобой.

Что может быть страшнее слов «Я хочу поговорить с тобой»? Такая фраза обязана привести человека в легкий ступор, затаить дыхание и гадать о причине разговора. А еще — молится Богу, чтобы не быть уволенной из авиакомпании. Отец бы не пережил такого.

Она скромно села на край кресла, стоящего напротив его стола.

Слава богу, одета она была подобающе: кроме кистей рук и лица, все было прикрыто. Эти арабы… Их правила она старалась соблюдать, но сейчас не знала, как лучше сесть и куда положить руки… Она просто сцепила пальцы в замок и положила их на колени, как на экзамене.

— Вирджиния, — начал свою речь Мухаммед, — я взял тебя в летный институт не потому, что твой отец — пилот, и не потому, что он просил меня сделать это. Я увидел в тебе стержень, который укрепил бы нашу авиакомпанию. Девушка-пилот — отличная рекламная стратегия, а моя идея иметь чисто женский летный состав укрепила бы доверие к авиакомпании всех женщин в Эмиратах. Но ты рушишь все своими руками.

Вирджиния взглянула на него непонимающе. Пальцы разжались, она смотрела на Мухаммеда, не имея даже понятия, о чем он говорит.

— Простите, — прошептала она, — что я сделала не так? Наверно, вы имеете в виду то, что я долго болела, потом горе в моей семье… Все это повлияло на мой график рейсов. Но я уже в строю и готова летать столько, сколько вы потребуете. Если надо, я могу делать это лишь с интервалом на 10-часовой отдых.

Она говорила шепотом, как шумит море у берега, ее голос не вызывал раздражение. Она была дочерью Даниэля Фернандеса Торесса, полной копией его самого. Но однажды ее отец пошел наперекор уставу авиакомпании, влюбившись в Оливию Паркер.

Сейчас его дочь сбивает своим мягким тембром все мысли Мухаммеда, пытаясь его запутать. Но он непоколебим и настойчив.

Это бизнес, на кону целая компания:

— Что тебя связывает с моим сыном?

Вирджиния застыла. Ей казалось, что она перестала дышать, слыша лишь голос с арабским акцентом: «Я люблю тебя». Этого никто не мог знать. Эти слова Саид произнес под лучами уходящего солнца в далекой европейской стране. Откуда…

— Мы лишь были на острове…Но ничего лишнего…Саид помог мне вылечиться, нашел врача…Потом смерть бабушки…Ничего…Просто…

Болезнь и смерть…

Она мотала головой, потупив взгляд. Вот теперь она почувствовала себя как на самом жестоком экзамене.

Мухаммед, напротив, сидел гордо, гипнотизируя ее взглядом, наблюдая за каждым ее движением, слушая каждое ее слово.

Вирджиния запуталась в словах. Но сейчас ему не важен был ее ответ, он совсем не для этого ее позвал. Важно донести до нее свою позицию:

— Я хочу, чтобы ты запомнила кое-что. Я не знаю, какие отношения между вами, но имей в виду: я никогда не дам своего согласия на свадьбу сына с иноверной женщиной. Никогда! В моей семье никогда не будет христианской крови. Но если ты готова быть лишь любовницей, то знай: каноны ислама запрещают прелюбодеяние — это самое тяжкое преступление, которое карается законом! Тебе не получить Саида, оставь его в покое и дай ему жить спокойной праведной жизнью. Не сбивай моего сына с пути, который Аллах даровал ему.

Вирджиния слышала страшный громкий звук — это перед ней закрыли клетку. Она не могла произнести ни слова, только вздрогнула от этого грохота…Вокруг резко потемнело…

Выйдя из кабинета главы авиакомпании, она прошла мимо двери с надписью «Саид Шараф аль — Дин» и даже не взглянула на нее. Она не видела Фрэнка, ушла молча, не попрощавшись.

Она плохо помнила, как вообще дошла до дома и почему это был не ее дом. Она пришла к родительскому дому на берег Персидского залива. Мыслей не было, сплошная пустота — будто слова Мухаммеда оглушили ее…

Открыв дверь, она прошла в гостиную. Перед ней предстала другая картина… За столом с ее матерью сидел Мэт… Оливия, улыбаясь, встала из-за стола с ужасными словами, которые резанули слух не меньше слов начальника:

— Джини, дорогая, у нас гости. Мэт пришел поговорить с тобой.

Жизнь как весы: на одном конце белая чаша, на другом — черная. Они отклоняются то в одну сторону, то в другую. Но совершается резкий рывок, и тебя словно выбивает из привычной колеи. Это происходит внезапно и застает врасплох. Жизнь испытывает тебя на прочность.

Вирджиния сидела на берегу залива, обхватив колени руками, ее голова была опущена. Она ушла из родительского дома после разговора с Мэтом и мамой, которая встала на его защиту. Отца не было дома, как и Криса. Но от них она тоже боялась услышать, что не права. Ее никто не поддержал… Казалось, что она одна в целой Вселенной… И уже четко видела свое будущее, одинокое и пустое.

Даже если и выйдет замуж, то счастливее от этого не станет.

Одиноко и грустно… Даже Саид стал миражом, до которого не дотянуться. Слова Мухаммеда сильно напугали ее, теперь она боялась даже думать о встрече с Саидом, даже упоминать его имя в мыслях. Он обещал найти ее… Но вряд ли это случится. Скорее всего, отец пригрозил и ему.

Но, наперекор себе и своему страху, хотелось видеть его. Вчера все было так хорошо, она была в сказке, а сегодня жизнь опустила ее с небес и придавила к земле.

Плетясь к своему дому, она решила быстрее закончить этот день сном. А завтра… Завтра она пойдет в аквапарк и сделает вид, что счастлива и ее ничего не беспокоит. Хотя это ложь, но никто не должен знать о ее разговоре с Мухаммедом, о ее любви к его сыну, о том, как схватилась за голову Оливия, какой злой взгляд бросил напоследок Мэт, уходя из их дома. Он ничего не добился, придя к ним, Вирджиния не изменила своего решения. Но теперь раздор поселился в семье Фернандес.

Открывая дверь своей квартиры, она услышала голос Кристиана:

— А вот и она, все в порядке, мама, не переживай.

Он разговаривал по телефону, но как только Джини зашла, он отключился. Что он тут делает и как сюда попал — не было сил выяснять. Ах, да! Она сама отдала ему вторые ключи. Ему, а не Мэту, для которого Арчер отдавал второй экземпляр.

Она как тень, молча прошла в гостиную и села на диван. Крис не раздражал ее, потому что без слов сел рядом и обнял. Так крепко, что захотелось плакать. И, кажется, слезы сами полились ручьем.