Что есть суть вопроса – “он виноват в смерти наставника”? Что будет, если кисть, ведомая его рукой выведет – “да”? Сможет ли он после этого… жить?

Коста думал. Дождь барабанил по днищу. Ракушки пульсировали в такт биению морских волн о берег.

Через пару мгновений он отложил кисть и ещё раз перечитал три пергамента. “Богатство, слава и почитание” – вот, что точно понравилось бы Лису…

Рыжий… он совсем забыл про него, про храм. Он забыл про все.

Чистых пергаментов осталась ещё целая стопка. Коста задумался, вспоминая строчки, обмакнул кисть в тушь и начал писать, тщательно выводя штрих за штрихом:

“Взирай же на меня, о мужественный враг…доколе мне страдать в тенетах…”

Он лез вверх. Ноги скользили, руки срывались, но он упорно полз вверх – на то плато, которое приметил раньше – выше последних деревьев, выше гнезд птиц, кусок голой скалы над штормящим морем.

Дождь хлестал косыми струями, дорогу вверх освещали частые вспышки молний, порывы ветра норовили сорвать его со скал и сбросить вниз, но он лез, вжимаясь в камни все сильнее и сильнее.

Маленькое плато сверху почернело от дождя – два шага и прямой обрыв, где внизу яростно сражались за право быть первой – волны. Гром гремел так, что земля уходила из под ног. В ослепительно черном небе, закладывая виражи между вспышками, порхали совершенно сумасшедшие и бесстрашные птицы – крошечные точки в небе, которые, кружа, отгоняли больших птиц от скал.

Коста снял тубус со спины и прижал к себе на мгновение, не в силах расстаться. Прижал, поглаживая мокрую кожу ремней. Щеки стали теплыми от соленой воды, бегущей по щекам.

Все-таки он – трус. Трус. Арр – прав. Он побоялся спросить… побоялся, потому что и так знал ответ… Он – Коста – виновен…

Виновен, виновен, виновен.

Яркая вспышка разрезала небо напополам, пронзив бушующее море. Коста закрутил тубус вокруг себя, вращая в воздухе все быстрее и быстрее, и – швырнул с обрыва что есть силы. Волны сожрали подношение с яростным ревом.

Он качнулся под порывами ветра, но устоял – на самом краю. Распахнул рот и… закричал от ярости, запрокинув голову в черное небо:

– А-а-а-а-а…. А-а-а-а-а… А-а-а-а-а-а…

Сколько он провел на скале Коста не помнил, но вымок насквозь. В груди и в глазах больше не пекло, внутренний жар стих, как будто черное море вместе с тубусом сожрало все, что было внутри.

Коста пытался улыбнуться, но уголки губ не слушались.

Будь тем, кого они хотят видеть, сказал рыжий. Вести себя, действовать и даже думать. А на этих псаковых островах улыбались все и каждый.

Коста попытался ещё раз – безрезультатно.

Он – сможет. Сможет. Станет таким, каким нужно. Встанет на колени. Будет учиться, постигать силу и – ждать. Терпеливо ждать до тех пор, пока не получит ответы на свои вопросы.

И он больше никогда не будет трусом. Он больше никогда не будет слабым. Если он виновен – он заплатит за это. Но сначала – найдет ответы.

Коста растянул губы пальцами, скривил рот – губы дрогнули – наконец у него вышло.

Он стоял ровно, на самом краю обрыва, расправив плечи. Подставив голову косым струям хлещущего дождя. А под ним яростно билось темное и рокочущее море, разбиваясь о скалы. Вспышки молний освещали неподвижное и совершенно спокойное лицо.

С застывшей, ледяной улыбкой.

Раннее утро, скалистая бухта

Костер горел хорошо.

Хотя ему пришлось потрудиться, чтобы найти сухих веток. Огонь жадно пожирал пергаменты один за другим, превращая слова в пепел – Ашке, Север, Острова…

Последний кусок черствой лепешки он с трудом нанизал на ветку и медленно поворачивал, чтобы подогрелось.

– Сдурел!!! – яростный и гневный крик раздался с тропы. Подняв длинный подол повыше и, прыгая с камня на камень, на пляж спускался разъяренный Лис в сером одеянии послушника.

– Я его ждал всю ночь! Всю ночь! Я уже думал что-то случилось… я думал его взяли…. я думал, он умер где нибудь в подворотне… а он сидит здесь и спокойно жарит хлеб!!! – Скотина!!!!

Лис с разбегу повалил его на землю, и они покатились по песку. Коста прикрывался локтями, уворачиваясь от затрещин.

– Я даже уговорил жреца пождать… он уже готов принять тебя и ждет сегодня… собирайся, – рявкнул Лис. – По пути расскажешь, что случилось… зачем ты жег бумагу?

– На растопку, – пробормотал Коста. – Прошлое горит отлично…

– Вставай!!! – Лис закатил глаза. – Быстро! Жрец не будет ждать долго, бери вещи и…

– Я не иду, – тихо выдохнул Коста.

– Что? Что ты сказал?

– Я выбрал другой путь, – Коста поднялся, отряхнул штаны и ладони от песка и отправился надевать высохшую рубаху.

– Что значит другой… как другой… в смысле… ты меня бросаешь? – взвизгнул рыжий. – Ты заставил меня стать послушником и передумал сам… ты совсем? Я иду с тобой – он с отвращением дернул робу вниз. – Ты меня слышишь? Я иду с тобой!!! КУда ты?! Ты меня слышал!!! Я не собираюсь торчать в храме один, я иду с тобой… эээ… а что это у тебя?!

Коста спрятал печать мастера под рубаху и протянул Лису туго скрученную стопку свитков.

– А это что… это… это! – рыжий развернул, вчитался и застыл, забыв обо всем.

– Продолжение пьесы, которую ты не успел запомнить. Я записал тебе все партии до конца… ушла вся бумага, – улыбнулся Коста криво. – Будешь должен мне новую пачку свитков…

– Да ты… это… о-о-о-о-о…откуда ты её знаешь…. – рыжий поцеловал край пергамента и закружился, пританцовывая и широко радостно и открыто улыбнулся. Развернул снова, нахмурился и потом…

– Да за что… – Коста уворачивался от ударов свитками по голове. – Да что я сделал… да что не так…

– Нормально!!! – орал рыжий, потрясая пергаментами в воздухе. – Ты хоть что-то в этой жизни можешь сделать нормально!!!

– Да что…

– Ты не мог написать нормально?! Нормально – значит нормальным почерком …а не таким, – уныло проныл Лис.

Коста ошеломленно моргнул – он старался и писал лучшим стилем, чтобы было изящно.

– Все решат, что я украл эти свитки, слишком красиво… или отберут… – Рыжий жалобно сморщил нос. – Ты должен написать сверху, что это для меня… для Лиса… Великого Лиса… которые после рождения носит имя Эймор… мать говорила, я выродок рода Му, – рыжий вздохнул, – но хватит и имени… пиши!!!

Коста покачал головой.

– Почему нет?! – наступал рыжий. – Тебе сложно?! Сложно?!

– Кистей нет, – буркнул Коста.

– Как нет… как… тубус..

– И тубуса нет.

Лис оторопело моргнул.

– Упал в море, – неохотно пояснил Коста, сдвинув брови.

Рыжий открыл рот, посмотрел на пачку свитков в руке и закрыл.

– Тогда я возьму тушь в храме… возьму! Не украду! И кисти… и ты напишешь мне… ведь напишешь?! Напишешь?!

День

Пристань, недалеко от храма Великого

– Может передумаешь, – тоскливо пробурчал Лис снова.

Коста помотал головой.

– Так все хорошо складывалось… вот если тебя возьмут, забудешь меня на этих островах…Если не возьмут – вернешься в храм? – рыжий требовательно заглянул в глаза. – Ты же сказал, что меня надо учить писать… мой почерк прекрасен, но требует улучшения…

Коста вздохнул – он сказал, что почерк Рыжего ужасен. Ужасен настолько, что это до сих заставляло его вздрагивать. Лис припер тушь и кисти вместе с расчетными свитками – его уже нагрузили работой, и дали счесть расходы храма за последнюю декаду, потому что он наврал, что прекрасно умеет писать и считать.

– Ошибки исправь, – напомнил Коста. Рыжий ошибся, складывая каждую вторую сумму.

– Ну… – замялся рядом Лис. – Будем прощаться? А-а-а-а…

Коста шагнул в сторону – и рыжий промахнулся, крепко обняв раскинутыми руками в полете самого себя.

– Противный! Бревно бесчувственное! Изверг!