– Тишина!!!

Коста зажмурился – виски кололо от боли, каждый шепот звучал так, как будто ему кричали в ухо.

– Одеяло – фу… что за обстановка…он что проводил задания, маскируясь под нищего?

– Заткнись!

– Сам заткнись! Я не переношу запаха нищего квартала! У меня в носу свербит!

– Тишина! Номера Шесть, Восемь, Девять, Два – первое предупреждение, – зычный голос Наставника из первого ряда, все лицо которого украшала сетка старых шрамов, заставил всех заткнуться. – Декада кончится быстро, вы заработали один штрафной круг! Не слышу?!

– Да, Наставник.

– Спасибо, Наставник.

– Благодарим, Наставник.

Взгляды Учителей с первого ряда изменились – теперь они не выглядели скучающими и усталыми, двое – Коста не познакомился с ними сегодня – даже кивнули ему, едва заметно качнув головой.

– Да, несомненно… это – Четвертый, – тихо произнес седой низенький старичок, поправив очки и – тяжело вздохнул.

– Ещё одно радостное воспоминание, – менталист пониже благожелательно улыбнулся ему и Коста замер, оценивая реакцию Наставников – не все, но несколькие из них точно помнили Мастера Хо, и помнили хорошо.

Они хотят радость? Он даст им её.

…ветер был теплым. Напоенный ароматами трав, которые стремились все успеть в краткий срок среднего сезона – и зацвести, заколоситься, подняв к небу соцветия, и – принести плоды, чтобы упасть семенами в землю до того, как на побережье придет холодная осень, чтобы дары, укрытые снегом сохранились до весны и расцвели…

– Круговорот жизни, – голос мастера Хо звучал умиротворенно. Наставник в одной свободной, выпущенной наружу рубахе, с наполовину распустившейся косой, стоял босой, по щиколотку утопая в траве. Походный мольберт трепал ветер, то и дело норовя сорвать прикрепленный лист.

Побережье лежало перед ними, как на ладони – зеленое море шумело, набегая на берег. Они взобрались на плато – в горы, чтобы рисовать. Снежные шапки Лирнейских белыми пиками вздымались за спиной Косты, небо оглушало синевой и глубиной, горные орланы кружили над ними, закладывая круги. Пахло костром и хлебом.

– Сгорит!

Коста рванул к костру, и перевернул палочки, дуя на обожженные пальцы – лепешки он спас, иначе опять получил бы подзатыльник.

Мастер неспешно присел на покрывало расстеленное на траве, вытащил из сумки два маленьких северных яблока – дички с румяными наливными бочками, вытер о рукав до блеска, и протянул одно Косте.

– Грызи, ненасытный… кто бы сказал, что щенки в твоем возрасте столько жрут… – вздохнул Мастер.

Коста подавился горячими кусками хлеба – он сразу стащил зубами в рот полпалки разом, и – закашлялся.

– Дыши! – прошипел Мастер, с изрядной силой хлопнув его по загривку. – Дыши, проглот… и не торопись ты так… жуй медленнее…

Коста дышал, кашлял – хлебные крошки попали в горло, и активно работал челюстями. Свою порцию он смел за пять мгновений, облизнулся, разглядывая две палочки с хлебом, которые остались Наставнику и отвернулся – глядеть на небо и хрустеть яблоком.

Когда он сгрыз все, даже хвостик и сердцевинку с семечками и, облизав пальцы, повернулся к костру, Мастер Хо уже ушел. Вернулся к доске для рисования, установленной на самом краю обрыва, и – разминал запястья, вращая кистью.

…а перед ним на покрывале лежало последнее маленькое румяное яблоко и две палочки с хлебом, подгоревшим с одного краю…

– Что это?

– Побережье… край мира… Север такой крайний, что дальше уже просто кончаются клановые земли, – буркнул кто-то тихо.

– Краси-и-и-во, – протянул кто-то мечтательно.

– У нас на острове лучше, – отрезал другой голос недовольно.

– У нас таких вылазок не бывает…

– Тишина!!!

– Возможно, не такая плохая идея, проводить часть занятий на природе, изучая так сказать материал наглядно…

– Время, господа Наставники и старшие помощники, – напомнил смуглый Наставник в шрамах.

* * *

Пятого ученика притащил за шкирку в аудиторию один из помощников Учителей, после того, как весь зал смог рассмотреть и проникнуться воспоминаниями Косты о «самых тайных и скрытых желаниях».

«И вожделениях» – как сально выразился кто-то с дальних рядов.

И это был первый раз, когда в сторону Косты раздался обидный и оскорбительный свист.

– Фуууу… нет, ну как так можно…

– Давайте скинемся ему, и те, кто заработает награду и поедет на побережье непременно купит этому чудаку чуни… Ахахаха…

– Зачем ему чуни, тут не бывает снега?

– У нас тепло! – поддакнул кто-то.

– И что? Спать с ними будет… ахахаха… мало ли какие извращенцы на Севере…

Коста покраснел. Не хотел, но щеки сами собой опалило жаром от гнева. Эти сытые… уроды…

И что с того, что больше всего на свете в ту зиму он хотел чуни? Серенькие, мяконькие, с подбитой подошвой, чтобы не скользили. Такие теплые, что и в саму пургу ногам тепло? Что с того? Что с того, что он декаду иногда приходил смотреть в лавку сапожника – не продались ли… И мечтал… о них. Они даже снились ему по ночам.

И что с того, что он хотел новую кисть? Набор начинающего каллиграфа. Тот самый, который купили тогда Нейро… и он хвастался им. На него он тоже ходил смотреть. Иногда дышал на стекло – делая окошечко, и глядел в лавку – сияет ли на прилавке – вторая полка справа, и набор хрустящих свитков к нему… Мастер тогда сказал – дорого. И что он – Коста, слишком много жрет, потому у них нет денег… и потому он просто ходил смотреть…

– Ахахахаха… нет, это же надо… больше всего хотеть кисти… ахахахаха… что за…

– У нас теперь берут нищих в ученики? Приютский был… послушник был… теперь давайте чернь собирать?

– Молчать!!!

– Это ученик Четвертого…

– И что с того…

– Нет, я не понял, где бабы? Где сиськи? Где вот это вот все?

– Может он евнух?

– Не, ну ты помнишь прошлый раз, когда считывали «тайные желания»… у Семнадцатого была такая сочная… такая сочная, что прямо сейчас потечет…

Коста встретился глазами с соседом по комнате, сидевшем во втором ряду – тот покраснел, сжав кулаки, но не произнес ни слова.

– Тихо!!!

– Тишина в аудитории, – надтреснуто прокряхтел старичок в очках, громко стукнул тростью о пол.

Виски ломило так, что пришлось зажмурить глаза от боли – мастер Рис ни разу не делал ему больно, хотя проверял воспоминания много раз.

– Ты как, Номер? Нормально?

Коста кивнул со второй попытки, перебарывая тошноту. Добродушная улыбка на лице менталиста изгладилась – на лбу блестел пот, вытаскивать воспоминания – это тоже давалось непросто.

– Вот и молодец, Номер… держишься отлично… даже не вскрикнул ни разу… или не больно?

«Больно» – Коста обхватил руками голову.

– Ну-ну, ещё пара воспоминаний и закончим… нам нужно определить твою емкость и предел… – вздохнул менталист устало. – Смотри мне в глаза… попробуй сконцентрироваться, знаю, это сложно… но попробуй сам сконцентрироваться на воспоминаниях, которые нужно показать…

Коста кивнул – он и сам почти уловил принцип, как именно раскучивается память. Вместо чуней должны были вытащить «набор кистей», но чуни он тогда хотел больше.

А вместо «набора кистей» должен быть «дощатый пол», мокрый дощатый пол трюма, грязный… на который пролилась вода… последние драгоценные капли… и больше всего тогда ему хотелось пить. Хотелось упасть на колени и лизать доски… но он успел поменять воспоминание в последний момент. Это не то, что он хотел бы, чтобы видели другие.

– Итак, смотри в глаза…

Они пытались. Раз, два и три. Но у них не вышло – менталист или выдохся, или устал, или…

– … или он блокирует вход, потому что боится боли, – встрял второй менталист. – И прячет воспоминания… ты не пробьешь, отойди…

– Нет, Наставник сказал, чтобы считывал – я!

– Если сможешь, – уточнил второй менталист. – А ты не можешь, – почти пропел он, – значит – мой черед, или наказание за невыполнение задачи…. Отойди…