Фарфоровые голубки, выстроившиеся в ряд на столике.

Розовые фижмы дорогого платья. Помнится, я видела нечто подобное в последнем выпуске столичного «Модника», но даже на картинке платье выглядело на редкость нелепо, а стоило просто-таки неприлично дорого.

— Простите. — Светлые волосы девушки были завиты и уложены в сложную конструкцию, из которой то тут, то там выглядывали серебряные искры булавок. Несколько цветов. И чучело колибри, заколотое на макушке, завершали образ. Ах да, еще вуалетка… вуалетка норовила съехать, а чопорная дама, приставленная к девице то ли затем, чтобы следить за моральным обликом оной, то ли просто порядка ради, то и дело поправляла ее.

— Я… не понимаю, почему теперь… прошло почти полгода…

— Моя дочь слишком занята…

Дочь? Не похожа… дама была сухопара и одета слишком просто для той, кто приходится матерью хозяйке дома.

— Чем же? — поинтересовался Диттер, сдвигая охапку органзы в стороночку. — Простите… нога ноет невыносимо.

И коленку потер.

А ведь мне ни словом не обмолвился и вообще от машины шагал он вполне бодро. Взгляд, которым его наградили, было далек от сочувствующего. Напротив, кажется, мысленно Диттеру пожелали провалиться сквозь землю. Вместе с ногой. Тростью. И моей великолепною особой.

Именно поэтому я и уселась прямо на атласное покрывало, что заставило левый глаз женщины дернуться.

— У нас помолвка.

— Так скоро?

— Период строгого траура соблюден. — Меня наградили взглядом, полным ненависти. И я поерзала, усаживаясь поудобней.

В конце концов, неужели в доме не нашлось другой комнаты, где можно было бы побеседовать?

— Мама… — Сабина отодвинула вуалетку к явному неудовольствию матушки. — Если это касается Конрада, то я готова… он не убивал себя! Тем более из-за Ренаты… да он ее терпеть не мог! — И ножкой топнула.

— Сабина, мне не кажется, что ты вообще должна разговаривать с ними…

Я испытала острое желание забраться на диванчик с ногами.

— Ваше право. — Диттер подавил зевок и вообще вид его демонстрировал какую то высочайшую незаинтересованность в беседе. — Не хотите говорить здесь, вызовем официально… в участок… и сопровождение пришлем…

Ага, соседям на радость.

От подобного зрелища они в восторг придут. Дом-то у Конрада пусть и приличного вида, но далеко не особняк, защищенный от посторонних взглядов забором и садом.

— Вы нам угрожаете? — Эта женщина явно была готова к бою.

— Я предупреждаю…

— Матушка… прекратите… мне кажется, всем будет проще, если мы просто поговорим… что вы хотите знать?

Правду. И ничего кроме правды. Только нам ее здесь не расскажут…

Конрад был замечательным старшим братом.

И пусть он знал, что Сабина незаконнорожденная… да, да… это всем ведь известно, и Святому престолу тоже, им вообще крайне грешно врать. Матушка ведь сама учила, что ложь — это грех…

После смерти матери Конрада его отец долго жил один, а потом полюбил молодую горничную. Нет, он не женился, все-таки мезальянс был чудовищный, но семью свою вторую не обижал.

Сабина выросла любимой дочерью. У нее была чудесная комната. И много игрушек. И учителя.

И главное, самый удивительный во всем мире старший брат. Сколько Сабина себя помнила, он всегда был рядом, помогал, подсказывал… и обещал повезти в столицу. Он говорил, что Сабина слишком хороша, чтобы искать ей партию здесь. Ей в императорский дворец надо. Нет, после смерти отца он не обижал Сабину…

Маме вот уехать пришлось. Ей отец завещал свой доходный дом, за которым постоянный присмотр нужен, и еще домик летний, на берегу. Сабина хотела поехать с ней, но Конрад был против.

Ей учиться надо. Танцы. Этикет.

И вообще впереди первый бал, а что матушка редко заглядывает, так ведь и она занята… она ведь не старая еще, у нее своя жизнь и нехорошо мешаться.

Женщины?

Конечно. Конрад не скрывал. Он говорил, что женщины — это цветы, которые вянут без мужского внимания. Правда, когда кто-то начинал проявлять внимание к Сабине, то почему-то злился… нет, не на нее, конечно. Просто… его друзья, они такие легкомысленные.

А Сабине нужен надежный мужчина.

Как он умер?

Застрелился.

Пришел. Закрылся в кабинете и пустил себе пулю в рот… сам? Сабина уверена, что нет. Он ведь планировал поездку… и билеты приобрел в имперскую оперу, в отдельную ложу. Кто будет покупать билеты, если не собирается ими воспользоваться?

А еще сказал, что нашел дом, который можно в столице снять… У него были деньги.

И да, он оставил их Сабине… нет, не завещание, но она единственный оставшийся в живых родственник… признанный… и потому наследует. Что именно? Она не знает… у мамы спросить надо… мама всегда умела разбираться с делами.

Записка?

Нет, не было… почему решили, что из-за Регины? Это невеста Конрада. Скучная девица, которая Сабину терпеть не могла… как-то обозвала нехорошим словом. Сабина не поняла, каким именно, но тогда Конрад разозлился и поругался с невестой.

Что?

Да, он сделал Регине предложение, и она его приняла. Свадьбу планировали сыграть осенью, но… после того случая они крепко поругались. И Конрад сказал, что ему не так уж жена и нужна, что он успеет с наследниками, а если и нет, то Сабина есть…

Жених ее?

Он очень хороший. Серьезный такой. Сабине иногда страшно, но мама сказала…

…выходить замуж по любви это глупо. Регина вот приходила… плакала… и Сабину обвинила, хотя все знают, что Сабина очень любила брата. Она даже наняла специальных людей, которые расследованием занимаются. Кого? У нее где-то сохранились имена… она им по двести марок заплатила. Аванса. И когда они узнают правду, получат еще по двести…

Где нашла?

Шофер подсказал… его знакомые… очень серьезные люди. А где шофер? Он уволился… когда? А вот еще летом… у него бабушка сильно заболела. Попросился уехать и до сих пор вот… наверное, бабушка еще болеет. Сабина ей двадцать марок отправила. И открытку. С пожеланиями скорейшего выздоровления.

Дом Марты нас встретил тишиной. И темнотой.

Полуслепой сторож, оставленный больше для порядка, чем и вправду в надежде, что он способен присмотреть за имуществом, щурился, жмурился и долго делал вид, что понять не способен, чего такие важные господа от простого человека желают.

Куда хозяева подевались?

Так уехали. Еще по осени. Вот аккурат после похорон. Горе-то какое… нет, знать он не знает, его агентство наняло, которое дом продавать станет… куда продавать? А куда все продают… не, не с молотка, там-то все иначе, а просто… с чего? Может, надоел. Богатых поди пойми. Баб своих балуют.

Небось, у этой Марты платьев было, что у собаки блох, а ей все мало… лезла-лезла, куда не надобно… откудова? Так ведь прислуга шепталась… их-то контракты агентство перекупило, стало быть… недовольные. Вот и развязали языки. Мол, девка-то была с придурью.

Нынешние-то девки все с придурью… а вы, господин дознаватель, цигаретки-то дайте, не обжалейте бедного старика, он уж изстарается, скажет, как оно и было… и дом поглядеть даст.

Отчего ж не дать?

Так-то его еще не вымывали.

Сезону ждут-с… в деле этом спешка не надобна. Зимой-то у нас тоскливо, дожди вон, слякоть, и здоровому человеку в петлю лезть охота. Так что с девкой-то… баяли, будто волшбой запретною маялась. Так-то она слабосилком была. А хотелося в Академию.

Где это видано, чтоб баб в Академии пускали? Это кто ж тогда семью доглядать станет, если все в Академию попрутся? Нет, господине инквизитор, во всем порядок быть должен, как оно от изначала веков повелось. Небось предки нашие не дурнее нас с вами были. И постановили, чтоб баба всякая дома сидела и дитей глядела. Мужа обихаживала.

А мужик, стало быть, трудился в поте лица… да… а тут вольности придумали. Права какеи-то… вона, в его молодости единственное право, бабе даденое, было перед мужем стоять во фрунт.