— Ладно, — согласилась наконец она. — Давай. Расскажи — почему.

— Ты была шпионкой. И попалась.

— Я работала на тебя?

— Не совсем.

— Но можно и так сказать? Теперь понятно, зачем ты за мной приехал. Вот почему так хочешь, чтобы я все вспомнила. Тебе нужны сведения.

— Нет, Кестрель, мы…

— Если мы с тобой друзья, то как мы познакомились?

Лошадь мотнула головой: он слишком сильно натянул поводья.

— На рынке.

— Это «где», а не «как».

Он сглотнул.

— Ты…

В голове у нее мелькнуло воспоминание: рынок, пыль, летняя жара, рев толпы, это лицо — тогда еще без шрама, ненависть во взгляде.

— Куда ты меня везешь? — прошептала она.

Наконец он понял: ей страшно. Она это увидела. Их лошади остановились. Незнакомец протянул руку. Она вздрогнула и отшатнулась.

— Кестрель. — И снова эта необъяснимая печаль в глазах. — Я везу тебя домой.

— Знаешь, что я думаю? Ты лжешь. Тебе явно что-то от меня нужно. Ты можешь завезти меня куда угодно.

Она пришпорила Ланса и поскакала вперед. Незнакомец не стал ее останавливать. Разумеется. И так понятно, что она далеко не уйдет — не выживет без него в тундре. Она бросила взгляд на коня. Ланс точно принадлежал ей, это имя не вызывало у нее отторжения. В отличие от всего остального, что с ней происходило.

Розовое солнце опускалось к горизонту. С болот поднялись тучи комаров. С каждой минутой конь казался ей все крупнее, а земля будто отдалялась. Ей стало плохо. Спутник спросил, не ранена ли она. Услышав отрицательный ответ, он произнес:

— Может, твоя память… — и умолк.

Невыносимо было смотреть на его лицо, полное надежды: вдруг она утратила воспоминания из-за травмы головы? От этого внимательного взгляда хотелось зарычать, как дикий зверь.

К закату она совсем потеряла власть над своим телом. Должно быть, когда-то она очень хорошо ездила верхом, иначе сейчас ни за что не удержалась бы в седле. Видя ее страдания, спутник все время придерживал лошадь, хотя и стремился ехать побыстрее.

— Что с тобой?

Она не желала признаваться, что мечтает о наркотике, который еще недавно в нее вливали силой, но незнакомец догадался сам и понимающе кивнул:

— Мне тоже довелось попробовать.

В этот момент она возненавидела его всей душой — за то, как легко он догадался о ее тайне, за этот понимающий взгляд. Разве можно почувствовать мучительную жажду наркотика, всего раз попробовав его? Она ехала вперед и вперед, пока перед глазами не поплыло, а живот не скрутил спазм. Тогда ее спутник схватил Ланса за повод и остановил лошадей.

Она опустилась на замшелую, заросшую папоротником землю, и ее вырвало. Он придерживал волосы. И не противно ему прикасаться к ней? Да, он тоже весь в грязи, но себе она казалась просто омерзительной.

Спутник протянул ей воды. Прополоскав рот, она сплюнула и уставилась на фляжку, которую сжимала в дрожащих руках. Стоило порадоваться: ее спаситель хорошо подготовлен — запасов хватило бы на трех человек. Он мгновенно подавал необходимые вещи и убирал их, как только они становились не нужны, разводил костры на стоянках, находил дорогу — в общем, делал за нее все, и отчего-то это было неприятно.

— Почему бы тебе не оставить ее себе? — Он кивком указал на фляжку в ее руках.

Она крепче сжала пальцы.

— Мне твоя жалость не нужна.

Он потер шрам.

— Я ничего такого не имел в виду.

Она снова забралась в седло.

— Едем дальше.

С наступлением ночи возникли новые проблемы.

— У нас только одна палатка. — Незнакомец кашлянул. — Но есть три спальных мешка.

Затем подождал. Наверное, думал, что она велит ему лечь снаружи. Но ей казалось, что это будет равносильно какому-то признанию, хотя сама она до конца не осознавала какому. Пришлось просто кивнуть.

Разводить огонь ее спутник не стал — вероятно, все еще боялся, что их заметят.

— Нам лучше передвигаться по ночам, — предложила она, — а днем спать.

Он покачал головой, избегая смотреть ей в глаза.

— Я не хочу спать, — продолжала настаивать она.

— Хотя бы попытайся. Тебе нужно соблюдать режим.

Она ожидала, что забота спутника снова ее разозлит. Но он выглядел уставшим и серьезным. Его руки разворачивали палатку, а взгляд был совершенно неподвижным. В темноте глаза поблескивали, как серебро или вода.

— Ладно. — Она села на землю и обхватила колени руками, стараясь не дрожать. Не хватало, чтобы ее снова стошнило. Она отвернулась, но по-прежнему прислушивалась к его движениям.

Даже в палатке, рядом с теплом его тела, она ужасно мерзла. Хотелось ночного наркотика. Ей чудился знакомый металлический привкус.

Незнакомец уже отдал ей всю запасную одежду. В первую ночь, после того как вернулись лошади, он открыл сумку, которая лежала возле тела погибшего товарища, достал пальто и помог ей продеть руки в рукава. Ее же одежда, судя по всему, была сделана из мешка. Но до всех этих событий она носила другие наряды. Укутанная в пальто, полусонная, в счастливом тумане ночного наркотика, она вдруг вспомнила, когда и почему сменила вещи. Вспомнила пуговицы на спине. Холод и ужас прокатился вдоль позвоночника. Боль. Но наркотик нежно убаюкивал, сон уже завладел ею, и вообще, какая разница, во что она одета?

Теперь же сон не шел. Она была похожа на червячка, свернувшегося под горой ткани. Спутник укрыл ее вторым спальным мешком, потом отдал свой. Других теплых вещей не осталось. Наконец в темноте раздался неуверенный голос:

— Кестрель…

— Я бы так не мерзла, если бы смогла заснуть, — сказала она, стуча зубами. — Мне нужно заснуть.

Он помолчал.

— Я знаю.

— Дай мне снотворного.

— У меня ничего нет.

— Есть.

На этот раз пауза затянулась.

— Нет.

— У тебя есть кольцо.

— Нет.

— Уколи меня.

— Нет.

— Прошу тебя.

— Я сам толком не знаю, как им пользоваться. Это может тебя убить.

— Мне все равно.

Он разозлился:

— А мне нет!

Тогда она вдруг поняла, почему у него так блестели глаза. Она сама готова была заплакать. Незнакомец пошевелился, пододвинулся ближе. Теплое тело прижалось к ее спине. Ей показалось, что она опустилась в горячую ванну. Волосы на шее шевельнулись от его дыхания.

— Так будет теплее. — Его слова прозвучали как вопрос.

— Ты сказал, что мы друзья.

— Да.

— Так уже бывало раньше?

Снова пауза.

— Нет.

Ее уже не трясло так сильно. Она обнаружила, что пододвинулась к нему еще ближе, а затем прижалась всем телом и почувствовала стук его сердца. Он обнял ее, и под тяжестью его руки она ощутила себя не такой невесомой и хрупкой, более настоящей. Тепло помогло ей успокоиться.

Но уснуть она по-прежнему не могла и чувствовала, что ее спутник тоже не спит. В голову почему-то пришла мысль, что это вполне в его духе — ждать, пока уснет она. Откуда взялась такая уверенность — непонятно. Она не могла совместить ощущение с единственным воспоминанием о своем спутнике — когда он на рынке смотрел на нее издалека: лицо и глаза врага.

Но вот он здесь, спас ее и ни разу не попросил ни о чем — только вспомнить все. Теперь он перестал умолять даже об этом. Его запах казался знакомым и приятным. Пальцы коснулись ее шеи в том месте, где бился пульс, и с силой впились в кожу, будто он хотел убедиться, что она жива. Неужели они никогда раньше не спали в одной постели? Нет. Она бы такое не забыла. Ведь правда?

Далеко на просторах тундры раздался мелодичный вой. Волки. Их голоса звучали одиноко, но в их зове была необъяснимая красота.

Очнувшись утром, она поняла, что все-таки сумела заснуть. Просыпаться было почти больно. Спутника в палатке не оказалось. Сердце вздрогнуло от неясного страха. Должно быть, она слишком резко поднялась, потому что снаружи раздался голос: