— Я притворюсь ею, — объяснила Кестрель.

— Не обижайся. То, что я смотрю на тебя как на сумасшедшую, не значит, что я осуждаю тебя за этот недуг.

— Мне подошли ее доспехи. Я такого же роста и к тому же валорианка.

— Все равно ты на нее не похожа. Офицер на перевалочном пункте не может не заметить, что к нему пришел совершенно другой человек.

— Сейчас ночь. Я могу передать ему сведения, держась на расстоянии.

— Я ложусь спать. Разбуди, когда приступ сумасшествия пройдет.

— Какого цвета у нее волосы? — спросила Кестрель, дрожа от нетерпения.

— Другого.

— Другого — это какого?

— Темнее. Ладно, может, в темноте вы и похожи, но…

— Я заплету волосы как она, переоденусь в ее вещи. Вы обыскивали карманы? У нее должен быть опознавательный знак. Иногда генерал меняет людей на перевалочных пунктах. Тогда новый офицер и разведчик — а их много на каждой станции — показывают друг другу опознавательные знаки. Может, нам повезет, и на перевалочном пункте будет другой офицер, который даже не видел эту разведчицу и знает лишь имя. Рошар, никому и в голову не придет, что в твоем войске найдется человек на роль валорианской разведчицы. В обычных условиях это было бы невозможно. Ни дакранка, ни гэррани не смогла бы этого сделать.

— А если валорианцы знают, что у нас есть ты? Этот самый офицер может быть в курсе.

— Если мой отец и узнал, он будет скрывать от всех.

— Почему?

К горлу Кестрель подступил ком.

— Он меня стыдится и не хочет, чтобы другие знали о его позоре.

Рошар снова откинулся на кровати, скрестив руки на груди.

— И что будет, если мы пошлем тебя вместо разведчицы?

— Мы можем передать им неверные сведения. Предположим, генерал знает, что мы здесь. Если и не знает, то скоро будет в курсе. Вопрос не в том, атакует ли он нас. Главное, как это произойдет. Я могу придумать, как повлиять на его решение. Скажу, что у вас небольшое войско, что подтвердят другие разведчики, если они тоже следят за нами. В то же время я добавлю, что подслушала о ваших планах обороняться, спрятавшись в стенах поместья.

Рошар уже вскочил с кровати и начал перебирать карты, разложенные на столике.

— Тогда он пойдет по главной дороге, — добавила Кестрель. — По пути генерал не будет бояться атаки, если не считать вылазок небольших отрядов. Но они обычно наносят удар и исчезают, стремясь лишь помешать ему по дороге, например, сжигая повозки. Ничего серьезного. Этого он не боится. Генерал будет уверен, что никто не остановит его на этом простом и очевидном пути к поместью.

— Вдоль дороги есть холмы. Можно поставить войско по обе стороны.

— Пустите в ход пищали, они бьют на большее расстояние, чем арбалеты. Тогда стрелки смогут спокойно обстреливать врага, а валорианцы их не достанут.

— Прости, что назвал тебя сумасшедшей, мой милый призрак.

Кестрель вспомнила, что чувствовала, когда проигрывала генералу в «Зуб и жало», в «Пограничье», во что угодно. Как это больно задевало ее. Ее топила обида, горечь от осознания, что ей никогда не удастся заслужить одобрение отца. Кестрель всегда было стыдно, что она так отчаянно этого добивалась. Она вспомнила, как хваталась за его одежду, умоляя спасти ее. Война — не игра, но Кестрель очень хотела заставить отца почувствовать вкус поражения.

— Что тебе потребуется? — спросил Рошар.

— Лошадь. Ланса могут узнать. Маловероятно, конечно. Я надеюсь, что коня вообще не увидят. Но все же лучше не рисковать, а мне нужно добраться туда, пока темно. Разведчики передвигаются пешком, так что придется привязать коня на некотором расстоянии от перевалочного пункта. И еще…

— Тебе нужно его расположение.

— И все вещи разведчицы.

Рошар заскрипел зубами от досады:

— Вещи — не проблема. Но если нам нужны сведения о перевалочном пункте, придется пересмотреть свои взгляды и применить не самые приятные методы, которые заставят пленницу говорить.

— Не надо.

— Не думай, что мне самому это приятно. Но ведь просто так она нам ничего не расскажет.

— Нельзя.

Рошар вдохнул, собираясь возразить, но Кестрель знала, что он сейчас скажет, какие аргументы приведет. Она понимала, что Рошар, лицо которого носит след нечеловеческих мучений, как никто другой понимает, что такое боль. Кестрель хотела найти способ переубедить принца, но не могла придумать причины, которая заставит его согласиться. Вдруг ее осенило.

— Не надо пытать ее. Лучше перехитрить.

Рошар прищурился.

— Валорианцы часто идут в армию ради друзей. Порой вместе служат любовники. И в любом случае чувство товарищества еще никто не отменял. Ты готов умереть за этих людей и сделаешь все, чтобы их защитить. Наверняка среди разведчиков есть кто-то, кто дорог пленнице. Заберите у нее опознавательный знак, сделайте форму и отлейте такой же из похожего металла. Верните разведчице ее знак, а потом покажите новый. Скажите, что нашли его у другого человека, который утверждает, что является ее другом. Пообещайте, что будете пытать его, если она не выдаст сведения о перевалочном пункте.

— Что, если офицер окажется для нее важнее, чем другой разведчик?

— Попытаться все равно стоит.

Рошар пожал плечами, потом кивнул:

— Надеюсь, у тебя найдется еще одна гениальная идея, которая поможет нам убедить Арина.

— Нет.

— Милый призрак, он скорее свяжет нас с тобой по рукам и ногам и кинет в яму, чем позволит тебе сделать это.

— Я не стану просить у него разрешения, — ответила Кестрель. — И врать ему тоже не буду.

Арина разбудили крики. Он выскочил из палатки в ночную тьму. Но в лагере все было спокойно, если не считать того, что солдаты, собравшиеся вокруг костров, резко смолкли. Все уставились на палатку, из которой раздался вопль, перешедший в судорожный всхлип.

Арин спросил, где искать принца, и ему указали на дерево неподалеку, возле которого и впрямь стоял Рошар. Он склонился над связанной разведчицей и тихо шипел ей что-то на ухо. Валорианка — совсем юная девочка, моложе Кестрель — крепко зажмурилась, вжавшись спиной в ствол, упершись пятками в покрытую мхом землю. Ее переодели в восточную тунику и штаны, повязка на руке пропиталась кровью. Потом девушка открыла глаза, остекленевшие от ужаса. Ее беспорядочно метавшийся взгляд скользнул по лицу Арина, который замер как вкопанный. Темные, широко раскрытые глаза разведчицы напомнили ему валорианку, которую он убил на корабле.

Тишину ночи пронзил еще один крик. Арин решительно приблизился к принцу.

— Рошар, на пару слов.

— А я все ждал, когда же ты присоединишься к веселью, — ответил принц по-валориански. Он широко оскалился, глядя на пленницу. — Я скоро вернусь.

Как только они отошли на достаточное расстояние, жутковатая улыбка исчезла с лица Рошара.

— Сразу предупреждаю, это идея Кестрель.

— Что вы творите?

— Инсценируем пытку.

Арин решил, что понял план, и немного успокоился.

— И как, получается?

— Возможно, если ты не будешь нам мешать.

— Дай знать, если удастся добыть сведения.

— Разумеется.

— Где Кестрель?

— Ей сейчас нужно побыть одной, — помедлив, сказал Рошар. — Лучше оставь ее в покое.

Тон принца напомнил Арину, как тот с улыбкой вручил ему повод оседланной лошади у дверей конюшни. В голову тут же пришла мысль о том, как Кестрель всего несколько часов назад отказалась дать ему обещание. С тех пор как село солнце, Арин не находил себе места от волнения, сколько ни пытался убедить себя успокоиться, не совершать старых ошибок, не раздувать проблему, не говорить лишнего. «Оставь ее в покое», — велел он себе, прямо как Рошар сейчас. Но вдалеке снова раздался крик, и, хотя Арин уже знал, что это лишь уловка, теперь он осознал, что все придумала Кестрель. Ее хитрости всегда напоминали гнездо: каждая веточка, каждая соломинка на своем месте, а под ними скрывается обман, который Арин замечал лишь тогда, когда уже было поздно.