Вот только я не скрываюсь, а в действительности не получается увидеться с мужчиной в стенах клиники, потому как на это есть несколько причин. Одна из которых — завотделением Шестинский, который запретил мне приближаться к Свободину. И если я попадусь на этом, то беды не миновать.

Да к тому же сама работа не позволяет этого сделать: график моих дежурств вновь вернулся в привычное русло, и это не позволяет поздно вечером заглядывать в палату к мужчине, когда стены клиники пустеют.

— Я не скрываюсь, а у меня действительно не получается с тобой увидеться. Всё же я не до ночи работаю, как это было прежде, а до шести. И не могу заглянуть к тебе.

— И это хорошо, Соня, — уже серьёзно и твёрдо отвечает Егор, и я понимаю, к чему он клонит.

После того разговора, когда мы целовались с ним в его палате, эта тема более не поднималась. Он видел, что я работаю по своему прежнему графику, и этого ему было достаточно. Вот только мне, кажется, нет.

Потому что мне с каждым последующим днём всё больше его не хватало: рук, тепла его тела и поцелуев, которые распаляли внутри меня страсть, а на губах разжигали огонь, ещё долго ощущаемый мной. Не хватало его самого, когда он прижимал меня к себе, сдавливал в объятиях.

Какое-то время мы ещё проговорили, а потом он отправил меня спать, потому как утром мне вставать на смену.

Соня

Проснулась я задолго до будильника. Спокойно и размеренно, смакуя каждое мгновение, я приняла прохладный душ. А после, укутавшись в белоснежное полотенце, обхватившее мою талию и грудь, направилась на кухню заваривать себе утренний кофе, что взбодрит и принесёт ещё больше радости мне.

После того, как приготовила себе напиток, телефон, что лежал недалеко от меня, пиликнул, сообщая о приходе нового сообщения.

Сердце забилось чаще. На каком-то подсознательном уровне я уже знала, от кого пришло сообщение. А на лице проскользнула глупая, но такая счастливая улыбка.

Потянулась рукой к телефону, разблокировала и увидела сообщение от того самого абонента, от которого моё сердце замирало, а всё тело бросало в дрожь, заставляя меня саму трепетать.

Егор: Доброе утро, принцесса. Не буду желать тебе прекрасного дня и настроения. Просто потому, что твоё прекрасное настроение — это я.

Я громко рассмеялась, чуть не опрокинув на себя кружку обжигающего кофе. Какой же он всё-таки самоуверенный мужчина. Но мне всё равно, чёрт возьми, это нравится.

Я: Доброе утро. Не будь таким самоуверенным.

Напечатала и тут же отправила. Через пару мгновений получила ответ от того же пользователя, которому так же, как и мне, видимо, не спалось. До моего выхода из дома оставалось ещё довольно много времени, и я была даже очень рада этому.

Егор: А это разве не так? Не я ли твоё прекрасное настроение?

Я на это только покачала головой, не отвечая на его сообщение. Пускай теперь подумает, так это или всё же нет. Несмотря на то, что меня к нему сильно тянет, я старалась не бросаться с разбегу в этот омут.

Я не знаю Егора толком: какой он человек и что у него в голове. Чётко я понимала только одно: он знаменитость и звезда гонок. Вон, даже девчонки в клинике его знают и буквально капают слюной, глядя на него. Что мне определённо не нравится.

Я ужасно сильно ревновала. И из последних сил сдерживала себя, чтобы не подойти к ним и не оттянуть всех прилипал от Егора за волосы.

И у него может быть любая, какую он только захочет, стоит только ему поманить пальчиком. А я всего лишь обычная медсестра. Без какой-либо соблазнительной фигуры и красивой мордашки. Поэтому я пыталась сохранить холодную голову и рассуждать разумно. Хоть и кажется, что думать об этом уже совсем поздно.

Но в то же время я старалась не думать об этом. А просто плыть по течению.

На работу я приехала вся в снегу — всю ночь и утро шёл крупными хлопьями пушистый снег, а небольшой морозец щипал за щёки. Зима приближалась к концу, и уже через какие-то две недели в окно постучится весна.

В сестринской меня встретила Канаева, которая уже попивала свой чай.

— Привет. Не замело тебя там?

— Привет, Лен. Замело, но добралась без происшествий. Что не может не радовать. Ты сегодня со мной на смене? — спросила, расстёгивая и снимая свой пуховик.

— Да. Нина Михайловна попросила сегодня выйти, потому что Дашка заболела, и её, скорей всего, неделю точно не будет. Поэтому наверняка она её смены на нас раскидает.

Я замерла на мгновение — эта новость мне совершенно не нравилась. Послезавтра мы уже договорились с Егором встретиться, а теперь всё придётся переносить — и неизвестно, на сколько.

Меня заполнили разочарование и грусть, и даже злость на Крылову, у которой так не вовремя что-то там случилось. Я так радовалась, что мы наконец сможем остаться вдвоём, и не придётся скрываться и шифроваться перед Шестинским, чтобы не схлопотать выговор и дежурства. А теперь ничего не получится.

— Ты чего сразу скисла? Ты же знаешь: со старшей, как, впрочем, и с Шестинским, лучше не спорить.

— Да, я знаю, — махнула на неё рукой. — Просто планы были на эти выходные.

— Понимаю, — понимающе кивнула мне. — У самой сегодня были дела, а теперь всё передвинулось на неопределённое время.

Мы обе замолчали, думая каждая о своём. У меня же сегодня по расписанию утром стоит операция вместе с Шестинским и Шведовым, поэтому раздумывать обо всём этом нет времени.

В операционной, как и прежде, все мы работали слаженно и аккуратно, как один большой организм. Операция была не сложная, но довольно-таки изнурительная, и поняла я это, когда вышла из оперблока и почувствовала, как по моему виску стекает капелька пота.

Я сняла шапочку и вышла из помещения, двинувшись в сторону ванной комнаты, и тут меня окликнул Герман Витальевич, от голоса которого я на миг застыла, ожидая чего-то нехорошего.

Развернулась к мужчине, встречаясь с ним взглядом, который был каким-то другим. Но каким, я не могла понять.

— Да, Герман Витальевич. Что-то случилось? — вопросительно посмотрела на него, ожидая его слов и в то же время чего-то боясь.

— Всё хорошо. Операция прошла отлично. Ты, как всегда, молодец, — говоря это, он неожиданно протянул правую руку к моему лицу.

Дотронулся до моего виска, влажных от пота волос и заправил прядь за ухо, при этом улыбнулся… Улыбнулся?..

Поначалу мне захотелось отшатнуться — это было естественной реакцией на него, — но я силой воли приказала себе никак не реагировать на его действия.

— Что вы делаете? — удивлённо, даже шокированно, с нотками недовольства в голосе вскрикнула я.

Его действия и вправду меня шокировали, и я не знала, как к ним относиться. И уж тем более мне не хотелось, чтобы нас кто-либо увидел в стенах клиники, когда Шестинский позволяет себе такие вольности. Могут поползти неприятные слухи. К тому же мне неприятны его касания.

— А что, тебе неприятно?

— Неприятно, — ответила и отодвинулась от него подальше. — Что вы хотели?

— Хм. Ну хорошо. Как примешь душ, зайди к Нине Михайловне. По поводу нового графика. Так как вместо неё я этим ранее занимался, а после того, как она вернулась, то теперь как обычно всё это на ней.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Хорошо. Это всё? Я могу идти?

— Да, Ярославская. Ты можешь идти, — ответил после минутной заминки, во время которой он буровил меня своим недовольным взглядом.

Я же ничего ему не ответила, а просто развернулась и направилась в сторону душевой. Нужно смыть с себя пот и привести в порядок.

Сделав все процедуры, я направилась искать старшую медсестру, чтобы поговорить о моём новом временном графике. Я надеялась, что это продлится недолго, но возвращению Нины Михайловны я рада. Но только потому, что теперь мой график будет составлять она, а не этот гад Шестинский, который тогда просто не стал упускать удачу из своих рук и, так сказать, наказывал меня дежурствами за то, что я отказала ему.