В кабинете его не было. В приемной ответили, что все члены Президиума в Большом театре на премьере Ю. Шапорина «Декабристы».
Москаленко позвонил туда и попросил к телефону Маленкова либо Хрущева. Подошел Маленков. Выслушав доклад, он попросил подождать. Через пару минут Москаленко услышал его голос:
— Все трое приезжайте сюда.
Во время антракта в особой комнате Большого театра собрался весь Президиум ЦК.
Серов и Круглов доложили, что Москаленко и его генералы неправильно обращаются с Берией, порядок содержания его неверный, Москаленко не хочет вести с ними следствие.
Дали слово Москаленко. Он сказал:
— Я не юрист и не чекист, как обращаться с Берией, не знаю. Я воин и коммунист. Вы мне сказали, что Берия враг нашей партии и народа. Поэтому все мы, в том числе и я, относимся к нему как к врагу. Но если я в чем-то и не прав, подскажите, и я исправлю.
Маленков сказал:
— Действия товарища Москаленко правильны. Президиум ЦК их одобряет.
Хрущев дополнил:
— Следствие будет вести вновь назначенный Генеральный прокурор Руденко в присутствии товарища Москаленко…
После этих слов Серов и Круглов вышли, а Москаленко предложили сесть… за стол и выпить рюмку вина за хорошую, успешную и, как сказал Маленков, чистую работу.
Поведение Серова и Круглова несколько озадачило и встревожило Москаленко. Ему через месяц-два после ареста Берии начали поступать анонимные письма с угрозами расправиться. Часть этих писем он уничтожал, часть посылал Серову, который стал председателем КГБ.
После возвращения из Большого театра Москаленко с товарищами перевели Берию во двор штаба МВО, в бункер, заглубленный в землю, сделанный как временный командный пункт штаба округа.
Двадцать девятого июня к Москаленко прибыл новый Генеральный прокурор Руденко, и они вместе в течение шести месяцев день и ночь вели следствие. Оно шло трудно и тяжело.
Двадцать третьего декабря 1953 года Берия был осужден и расстрелян, а его труп сожжен.
Через день, двадцать пятого декабря, Москаленко был вызван к министру обороны Булганину. Он предложил написать реляцию на пять человек — Батицкого, Юферева, Зуба, Баксова и Москаленко для присвоения звания Героя Советского Союза. Первым трем первичного, а последним двум второго. Москаленко, по его словам, категорически отказался это сделать, мотивируя тем, что они ничего такого не совершили. Булганин, однако, сказал: ты не понимаешь, ты не осознаешь, какое большое, прямо революционное дело вы сделали, устранив такого опасного человека, как Берия, и его клику. Москаленко вторично отказался делать такое представление. Тогда Булганин предложил написать реляции на несколько человек для награждения орденами Красного Знамени или Красной Звезды.
История повторяется: в августе 1991 года, празднуя победу над участниками попытки государственного переворота, тогдашний мэр Москвы, профессор и демократ Гавриил Попов предложил присвоить Борису Ельцину звание Героя Советского Союза.
ВСЕ НЕ ТАК
В постсоветское время вдруг заговорил, нарушив многолетнее молчание, сын Лаврентия Павловича Берии Серго.
По его утверждению, отец был убит двадцать шестого июня пятьдесят третьего года без суда и следствия. И вовсе не в Кремле, как под хмельными парами рассказывал Хрущев.
Заседание в Кремле действительно намечалось, но его почему-то отложили. Лаврентий Павлович уехал домой обедать. Примерно в полдень в кабинете Бориса Львовича Ванникова, генерал-полковника, впоследствии трижды Героя Социалистического Труда, а тогда ближайшего помощника Берии по атомным делам, раздался звонок. Серго Лаврентьевич находился в кабинете Ванникова — работал над докладом правительству о готовности к испытаниям.
Звонил летчик-испытатель Ахмет-Хан Султан, дважды Герой Советского Союза. С ним и с Сергеем Анохиным, тоже Героем Советского Союза, замечательным летчиком-испытателем, Серго в те годы работал вместе и сошелся близко.
— Серго! — сказал Ахмет-Хан Султан. — У вас дома была перестрелка. Ты все понял? Тебе надо бежать, Серго! Мы поможем…
У них действительно была эскадрилья, и особого труда скрыться, скажем, в Финляндии или Швеции не составляло. И впоследствии Серго не раз убеждался, что эти летчики — настоящие друзья.
Что налицо заговор против отца, Серго, по его словам, понял сразу. Иначе чем могла быть вызвана перестрелка в доме? Об остальном можно было только догадываться. Но что значило бежать в такой ситуации? Если отец арестован, побег — лишнее доказательство его вины. И почему и от кого должен бежать сын, не зная ни за собой, ни за отцом какой-либо вины? Словом, Серго ответил отказом и тут же рассказал обо всем Ванникову.
Из Кремля вместе с ним поехали на Малую Никитскую, где жил Берия. Это неподалеку от площади Восстания. В одноэтажном особняке дореволюционной постройки три комнаты занимал сам Берия, две — Серго со своей семьей.
Когда они подъехали со стороны улицы, ничего необычного не заметили, а вот во внутреннем дворе находились два бронетранспортера. Позднее Серго приходилось слышать и о танках, стоявших якобы возле их дома, но сам он видел только два бронетранспортера и солдат. Сразу же бросились в глаза разбитые стекла в окнах отцовского кабинета. Значит, действительно стреляли… Охрана личная у отца была — по пальцам пересчитать. Не было, разумеется, и настоящего боя. Все произошло неожиданно и мгновенно.
Встреча Серго с отцом намечалась на четыре часа. Ванников тоже должен был принять в ней участие. Но она не состоялась.
Внутренняя охрана в дом их не пропустила. Ванников потребовал объяснений, пытался проверить документы у военных, но Серго уже все понял. Отца дома не было. Арестован? Убит? Когда возвращались к машине, услышал от одного из охранников: «Серго, я видел, как на носилках вынесли кого-то, накрытого брезентом…»
В Кремль возвращались молча. Серго думал о том, что только что услышал. Кто лежал на носилках, накрытых брезентом? Спешили вынести рядового охранника? Сомнительно.
Со временем он разыскал и других свидетелей, подтвердивших, что видели те носилки…
Подтверждением этой версии служит рассказ одного из офицеров кремлевской охраны Сергея Павловича Красикова, который дежурил в день ареста Берии на Спасских воротах. Так вот, этот офицер собственными глазами видел выезжавшую из Кремля машину с улыбавшимся Берией — днем! А не «ближе к полуночи», как утверждал Москаленко.
— Только принял пост, — рассказывает Красиков, — вижу — от здания правительства вдоль Кремлевской стены ко мне бежит Серов. Тогда еще не было между Кремлевской стеной и зданием четырнадцатого корпуса разделительной металлической ограды и ворот. Подбежал, командует: «Отсеки машину охраны Берии от кортежа и прикажи вернуться в гараж». Я ему говорю: «Они не исполнят моего приказа, товарищ генерал. Я остановлю, а вы приказывайте, что следует им исполнять».
Едва успели обменяться этими словами, как из-за угла административного здания на бешеной скорости вынеслась кавалькада правительственных машин. Автомобили прикрытия с асами-шоферами экстракласса, точно соревнуясь друг с другом в лихости езды и нарушении правил дорожного движения, пытались сесть на хвосты автомашинам своих охраняемых.
Красиков включил зеленый свет на выезд и пропустил машину Хрущева. В ней на заднем сиденье были Никита Сергеевич, Маленков, Булганин. А на откидном стульчике в накинутом на плечи пиджаке — Лаврентий Павлович! Все четверо весело улыбаются, точно только что услышали веселый анекдотец.
Подняв жезл в положение "Внимание! ", Красиков пригасил скорость автомашин, а автомобиль прикрытия Берии, пытавшийся на высокой скорости обойти колонну слева, остановил. Офицеры бериевской охраны кроют Красикова самыми непотребными словами, но шофер сажает машину на тормоза и получает строгий приказ Серова срочно вернуться в гараж особого назначения. Приказ безоговорочно выполняется.
— Не исключено, что мирно беседовавшая четверка членов правительства, — высказывает предположение Красиков, — проследовала на машинах во двор особняка Берии и там либо арестовала, либо уничтожила всесильного соперника. Ибо охрана Берии была Серовым отсечена. Но что именно они выехали из Спасских ворот вчетвером в одной машине, я готов поклясться хоть перед Богом.
