— Ясно, — подвожу я итог, — мне понятны ваши опасения, и, поскольку вы боитесь, я не хочу втягивать вас в борьбу, исход которой пока неизвестен. Я готов взять на себя весь риск и все расходы и буду действовать в одиночку, раз уж вы предпочитаете отсидеться в кустах.

— Но мы вас не бросаем! Мы остаемся с вами.

— Душой, не так ли? Благодарю вас за моральную поддержку, но не обессудьте, если, отыскав товар, я буду расценивать его как свою собственность и сложу с себя все обязательства по отношению к вам.

Этот довод производит на них впечатление. Ставро заверяет меня, что верит в мою счастливую звезду и никогда не станет вести переговоров с Троханисом без моего согласия.

Я отказываюсь от материальной помощи, но мне важно сохранить наши дружеские отношения, чтобы во время моего отсутствия получать сведения обо всем, что будет происходить в Египте. Я рассчитываю также на то, что разногласия вскоре приведут к расколу банды и кто-нибудь перейдет на мою сторону.

Мы расстаемся друзьями. Эти люди никогда не подводили меня, и я не имею права упрекать их за нерешительность, тем более, что в подобной авантюре лучше всего полагаться только на себя. Кроме того, они могут мне понадобиться в случае успешного завершения операции, когда придет пора сбывать товар. У меня нет ни малейшего желания вступать в контакт с типами, подобными дружкам Троханиса. Я скорее выброшу проклятый шаррас, чем соглашусь иметь с ними дело.

Накануне моего отъезда в Джибути Михаэль передает мне то, что он узнал через слугу Троханиса: «Кайпан» якобы миновал ночью Баб-эль-Мандебский пролив и сейчас находится в Красном море, поджидая быстроходный корабль, который еще не вышел из Порт-Саида, для переброски груза. У меня нет времени ждать подтверждения этого известия, и я отбываю в Джибути.

Тотчас же по прибытии туда я снаряжаю «Альтаир» для морской «охоты». Мы отправляемся в настоящий военный поход, как в доброе старое время. На борту нашего судна — десять ружей, пять револьверов, восьмидесятимиллиметровая пушка, приобретенная по случаю у портовых властей, и самодельные бомбы, изготовленные мною с помощью динамита. Кроме того, каждый из матросов вооружен джамбией.

Мы устанавливаем пушку на палубе и проделываем по краям релингов отверстия, на случай если придется стрелять по низким целям. Мой деревянный корабль не способен нанести железному пароходу, каким бы старым он ни был, серьезных повреждений. Поэтому я рассчитываю подойти к нему вплотную и выпустить снаряд на уровне машинного отделения, чтобы поразить двигатель. Это причинит «Кайпану» значительный ущерб и не позволит ему спастись бегством. И тогда я призову мошенника к ответу. На моей стороне — правосудие, а Тернель, похитивший мой товар, находится вне закона. Если во время этого столкновения прольется кровь моих людей, то Тернель и его сообщники могут угодить на виселицу; если же я убью кого-то из команды «Кайпана», то мне ничего не грозит, ибо я отстаиваю свое законное имущество. Это должно быть известно Тернелю и заставит его призадуматься.

Каблограмма из Александрии подтверждает, что «Кайпан» находится на юге Красного моря. Мне и в голову не приходит, что это известие может быть ложным. Тот, кто вечно сомневается, обречен на бездействие либо начинает действовать слишком поздно.

Я достаточно хорошо знаю южную часть Красного моря, чтобы догадаться, где может скрываться судно, поддерживающее связь с миром по телеграфу, ибо на «Кайпане» нет радиостанции.

Один лишь порт Мокка отвечает подобным требованиям. Европейские торговые суда в него не заходят, но оттуда можно посылать телеграммы: телеграфная линия проложена до Тея и Саны. Можно даже отправлять и получать каблограммы в Асэбе, на африканском берегу. До него — около пятидесяти миль, но при попутном ветре туда можно добраться в шлюпке. Следовательно, нужно брать курс на Мокку.

XXVI

Мокка

Миновав остров Перим, мы встречаем в море арабскую фелюгу и спрашиваем у моряков, не попадался ли им по пути трехмачтовый белый пароход с большой желтой трубой. Они отвечают, что видели позавчера такое судно в пятнадцати милях к северу от Мокки, неподалеку от берега — видимо, оно искало место для ночной стоянки. Это известие вселяет в нас надежду, и, когда на следующее утро «Альтаир» прибывает в Мокку, я испытываю некоторое разочарование, не обнаружив «Кайпана» на рейде.

Как обычно в эту пору дует резкий юго-восточный ветер, и я с трудом добираюсь до берега в пироге.

Я уже достаточно рассказывал об этом странном городе с развалинами дворцов в «Тайнах Красного моря» и не собираюсь повторяться. Годы, прошедшие со времени моего первого путешествия, ничего не изменили в царящем здесь запустении.

По берегу фланирует толпа, не отличающаяся от толпы других арабских городов: аскеры с ружьями различных образцов и серебряными кинжалами за поясом; грязные бедуины, пропахшие прогорклым маслом и дорожной пылью, в лохмотьях, едва прикрывающих их прекрасные загорелые тела; темнокожие кули атлетического сложения, поджидающие, когда подвернется работа; рабы с тупыми лицами, длинными мускулистыми руками и ногами, мощной грудью и узким тазом; множество голых ребятишек всевозможных оттенков — от светло-шоколадного до черного.

Многие из местных жителей помнят меня по моему первому заходу в Мокку в 1913 году[35], и это избавляет меня от назойливого внимания, с которым встречают здесь каждого незнакомого европейца. Я отправляюсь к здешнему шейху-губернатору с рекомендательным письмом от его начальника — имама Саны Салима Мути. Йеменский солдат ведет меня к нему через лабиринт улочек старого города. Шейх живет в старинном дворце — большом пятиэтажном здании, нижний этаж которого занимает скот — козы, бараны и прочая живность, а средние этажи отведены для женщин и слуг. Узкая и крутая винтовая лестница, словно в сторожевой башне с бойницами, ведет наверх, в просторный зал, напоминающий караульное помещение древней крепости. На побеленных известью стенах развешаны два десятка винтовок «маузер» и обоймы, полные патронов. На устланном циновками полу восседают пять-шесть полуголых солдат-арабов, жующих кат[36]. Узкие окна без ставней выходят на море, сияющая гладь которого сейчас покрыта барашками, поднятыми юго-восточным бризом.

Раб берет письмо и тотчас же проводит меня через боковую дверцу в темную комнату, где собрались какие-то люди. Когда глаза привыкают к темноте, я вижу, что все они тоже жуют кат, и узнаю шейха в человеке, сидящем на возвышении.

Согласно обычаю, я приветствую каждого из собравшихся прикосновением руки, после чего меня как почетного гостя усаживают рядом с шейхом и приносят мне кат. После недолгого разговора на общие темы я перехожу к делу и рассказываю о «Кайпане». Внимательно выслушав меня, шейх расспрашивает присутствующих капитанов, но никто из них не встречал в окрестностях порта подобного судна. Я ссылаюсь на сведения, полученные от моряков с фелюги, но шейх резонно замечает, что белый пароход с желтой трубой легко спутать с любым из английских сторожевых кораблей, часто бывающих в здешних краях, а о количестве мачт лучше вообще не упоминать, поскольку никто их никогда не считает. Шейх обещает мне в случае, если «Кайпан» появится в Мокке, вызвать капитана на берег и взять его под стражу. Я в свою очередь обещаю ему тысячу фунтов стерлингов за выдачу пленника.

Теперь я уверен, что если Тернель объявится в этих местах, то его с супругой ждет неприятный сюрприз. В подобных случаях арабы проявляют неистощимую изобретательность, и на них можно всецело положиться.

Я возвращаюсь в порт и расспрашиваю других моряков, не допущенных к губернаторской трапезе. Никто из них тоже не видел «Кайпана».

Я принимаю решение отправиться ночью к островам Ханиш. Этот пустынный архипелаг со множеством пригодных для стоянки бухт может привлечь корабль, который ищет укрытие. Но важно захватить Тернеля врасплох, и лучше всего сделать это ночью.