Весь день нам сопутствовал благоприятный ветер, и мне без труда удавалось держать курс на север. Я проклинаю судьбу, заставившую нас потерять столько драгоценного времени. С досады я чуть было не отказался от стоянки, решив всю ночь бороздить море, но в последний момент бриз крепчает и перемещается на север, словно злые духи разгадали мой замысел. Придется переждать встречный ветер, оставаясь на якоре до следующего утра.

Я не буду больше утомлять читателя своим судовым журналом, который я перелистываю с таким волнением. Я смотрю на старую, пожелтевшую от времени морскую карту в пятнах соленых брызг, исчерченную нервным карандашом, спешившим нанести координаты очередного мыса или рифа, и далекое прошлое оживает в душе с новой силой. Воспоминания захлестывают меня, как волны… Я не хочу уносить их с собой в могилу и стараюсь поделиться ими с неведомыми друзьями, уже давно сопровождающими меня в странствиях. Возможно, я забываю при этом, что читатель, в отличие от меня, не страдает ностальгией по безвозвратно ушедшей поре, и однообразные подробности морской жизни вряд ли представляют для него интерес.

XIII

Следы на песке

Мы пересекаем Красное море и подходим к заливу Акаба за три дня до встречи. Нужно не более тридцати шести часов, чтобы добраться отсюда до намеченного пункта.

Мы входим в глубокую бухту острова Тиран, она уже не раз давала приют «Альтаиру». Довольно высокий берег скрывает мачты маленького парусника, а большой гористый остров Элефанта, расположенный в нескольких милях к западу, заслоняет его от подзорных труб проходящих судов.

В три часа пополудни мы становимся на якорь посреди золотистых холмов, окольцовывающих прозрачную лагуну. Ослепительный свет ясного дня и живительная прохлада после духоты Красного моря пробуждают во мне желание рисовать.

Позади пляжа серебристые кусты с голубоватым отливом растут по склонам невысоких белоснежных дюн, далее раскинулись заросли чахлых растений с красно-коричневыми листьями и бело-розовыми цветочками, распустившимися после недавней грозы.

Гористый остров совершенно безлюден, как и все здешние острова, куда, в отличие от южных, даже изредка не заглядывают ловцы жемчуга, поскольку этот промысел не ведется в северной части Аравии. Довольно низкая температура моря не позволяет ныряльщикам оставаться в воде по нескольку часов.

Выйдя на берег, я с удивлением и тревогой обнаруживаю на песке отпечатки ног, причем обутых в ботинки. Благодаря отливу можно определить, что человек, оставивший следы, прошел здесь сутки назад… Я тотчас же представляю, что пограничники патрулируют берег в ожидании нашего появления, ибо мой баснословный груз не дает покоя египетским властям.

Мои суждения о возможных действиях властей были достаточно наивны. Я наделял своих противников предприимчивостью, умом и особенно смелостью, оправданной малой степенью риска, ибо пограничник имеет право и даже обязан стрелять первым. Он может безнаказанно убить и прослыть героем. Я сознательно убеждал себя в этом, чтобы не терять бдительности, но, с другой стороны, излишняя предосторожность может привести к непоправимой ошибке.

Оправившись от волнения, я внимательнее приглядываюсь к отпечаткам и прослеживаю их направление. Следы ведут в глубь острова и теряются среди камней. Вскоре мой взгляд натыкается на геодезический знак, водруженный на вершине самой высокой горы. Я поднимаюсь на пик и убеждаюсь, что нивелирная рейка была установлена совсем недавно.

Это не соответствует моей версии о пограничнике, посланном за мной в погоню. Значит, здесь были геодезисты. Их, как правило, доставляет на место проведения работ корабль береговой охраны. Если бы мы вошли в бухту немного раньше, то столкнулись бы с пограничниками нос к носу. Командир либо офицеры опознали бы мою шхуну. Возможно, они не стали бы меня преследовать ввиду мирного характера всей миссии, но, несомненно, рассказали бы об этой встрече в Суэце, и весь египетский военный флот был бы брошен за нами в погоню.

И все же безобидные следы пробудили во мне тревогу, убаюканную двухнедельным плаванием, во время которого мы не видели ни одного паруса и не встретили ни на одном из островов следов человеческого присутствия. Все это заставило меня позабыть о цивилизации с ее пароходами, радиосвязью, жандармами и законами.

Отпечатки шагов служат предостережением и возвращают меня к реальности. Я оставляю Кадижету — человека с глазами рыси — на вершине для наблюдения за морем со стороны Суэцкого залива, чтобы по первому его знаку укрыться в негостеприимном заливе Акаба, куда не заходит по доброй воле ни одно судно. Но сегодня обходится без происшествий.

В этих широтах ветер, гораздо менее резкий, чем на юге, утихает к вечеру, и на закате на море воцаряется спокойствие. Тогда глазам предстает сказочное зрелище: небо на горизонте обагряется кровью, а море, как раскаленный металл, переливается золотом и медью. Красочная симфония разгорается и пылает, а затем медленно угасает, уступая место синеватому сумраку. На фоне заката вырисовываются причудливые силуэты невидимых днем далеких гор африканского побережья. Синайский массив, уже подернутый фиолетовой дымкой, еще некоторое время борется с надвигающейся ночью, но она постепенно обволакивает его и весь мир своим покрывалом…

На рассвете мы с сожалением покидаем тихую бухту. «Альтаир» скользит по ровной глади моря вдоль подножия Синайского массива, и мы любуемся сказочным рассветом. Парусник движется вплотную к берегу, чтобы не быть замеченным с моря. В восемь часов утра перед нами открывается проход между рифом Шаб-Али и берегом. По левому борту, с другой стороны коралловой отмели, виднеется вдалеке остров Шадван, служащий ориентиром при входе в Суэцкий залив.

Дует сильный встречный ветер, но море спокойно, и под прикрытием рифа можно проделать этот путь на одном двигателе, не поднимая парусов, непривычный вид которых рискует привлечь к нам внимание.

К вечеру мы добираемся до северной оконечности рифа и тотчас же выходим в открытое море, в обход маленького города Тора, где немало военных постов.

На следующий день мы входим в египетские территориальные воды. В узком заливе, низкие берега которого отстоят друг от друга лишь на двадцать пять миль, негде спрятаться, и каждое встречное судно заставляет мое сердце сжиматься от тревоги. Флаг уже не защищает нас, как в нейтральных водах, и в любой момент на борт могут нагрянуть пограничники.

Небольшая посудина, выкрашенная в серый цвет, наподобие сторожевого корабля, заставила нас пережить неприятные минуты. Поравнявшись с «Альтаиром», она проходит всего в нескольких кабельтовых от парусника, и я вижу на корме загорелых людей, восседающих в соломенных креслах за столом, заставленным бутылками. Некоторые из них подбегают к борту, рассматривают нас в бинокль и машут руками в знак приветствия. Прочитав название парохода, я узнаю судно, снабжающее окрестные маяки. Возможно, кто-то из команды знает меня по предыдущим путешествиям, во время которых я встречал французских инженеров. К счастью, пароход вернется из рейса не раньше чем через десять дней, и пока нечего опасаться слухов. И все же моя тревога не проходит. Я вздыхаю с облегчением, когда ночная мгла наконец окутывает море, скрывая нас от всех глаз.

XIV

Пограничники

Встреча должна состояться послезавтра, и, как я уже говорил, я решил предварительно избавиться от груза.

В пятидесяти-шестидесяти милях от места встречи на противоположном азиатском берегу раскинулась голая равнина. Вся местность хорошо просматривается, в случае опасности я успею сняться с якоря и выйти в море, до того как можно будет опознать мое судно. Со стороны моря тоже нечего бояться, так как судоходная линия проходит далеко отсюда. К тому же я вымазал мачты мазутом в целях маскировки, и они теперь сливаются с окружающей местностью. Благодаря небольшой осадке парусника можно будет приблизиться к берегу, измеряя глубину лотом, на пятнадцать-двадцать метров.